Журнал «Вокруг Света» №03 за 1995 год - Вокруг Света

Кстати, со старым колесом от телеги связан один интересный украинский обычай, имеющий прямое отношение к светилу. В начале июля наш путь пролегал по Галиции, и ехали мы, соответственно, уже не на велосипедах, а на «роверах» — так на Западной Украине называют велосипед. Двигались от фигуры к фигуре — так здесь называют придорожные кресты, которые устанавливают на обочинах или в честь какого-нибудь события, или просто так. И вот однажды вечером на окраине села, мимо которого пробегало шоссе, вдруг задергался огонек. Мы проехали километров пять до следующей фигуры и увидели еще один костер. Далеко было до этих костров, и мы развели свой огонь на полянке под старыми кленами. А утром узнали (с сожалением!), что галичане накануне праздновали Ивана Купала. В стремительном велосипедном беге по украинским протяженьям перемешались дни и даты, и совсем выпал из головы этот один из самых главных праздников наших предков, который связывали с летним солнцеворотом. В некоторых местностях на Украине существовал обычай, когда на Купала откатывали от костра колесо — это должно было означать поворот светила на зиму. Эта подвижность, резвость солнца отражены в одной древней народной загадке, где светило названо «птицей-вертеницей». «Стоить дуб-стародуб, на том дуби птыця-вертеныця — нихто ее не достане, ни цар, ни царыця» — как голова птицы все время дергается в разные стороны, так и солнце вертится, его ни решетом не поймаешь, ни в мешок не посадишь. Рассказывали, что светило в купальский день «играет» на рассвете — переливается всеми цветами радуги, ныряет в воду и опять появляется на поверхности, словно купается.

Когда-то, уверяют старые люди, солнце светило ярче, веселее, так как его утром умывала и чистила ясноликая белокурая красавица. С помощью волшебных снадобий она выводила пятна на солнечном лике, и светило излучало энергию на полную силу. Можно было, скажем, в поле засыпать пшено в казан с водой, и кулеш варился сам по себе, закопаешь яйцо в песок — оно тебе и испеклось. Что потом стало с этой панянкой, что солнце чистила, куда она исчезла, никому ныне не известно, солнце же без обслуги затосковало, побледнело, с его лица уже не сходят пятна.

Восходы и закаты стали украшением наших знойных кочевых дней. И утром, и вечером мы наблюдали за тем, как солнце играет в водах больших и малых водоемов. Их немало встречалось по пути. Голубизна вод радовала взгляд, прохлада освежала тело, однако, как известно, что видит око, то часто зуб неймет. Утолять жажду мы предпочитали из придорожных колодцев и криниц. Они были нашими дорожными маячками, отчетливой желанной целью и одновременно итогом прожитого в скитании по пыльным шляхам дня.

В одном из степных сел Белобережья (так в древности называли херсонские края) незнакомая женщина, которая вынесла нам ковш холодной колодезной воды, на наше «спасибо» ответила сердито: «За воду не дя-кують». Кстати, странствующий люд в украинских селах привечают и охотно угощают не только водой. В Подолье женщина в черном платке остановила нас и предложила выпить молока. Мы стали отказываться (только перед этим останавливались у колодца), но подолянка уже наполнила кухоль. «Выпейте, хлопцы, за моего сынка, шо вбився на этой дороге месяц назад». Но вот неприятие нашей благодарности за воду — что это? Смысл ответа степнячки такой: напоить путника — не услуга, не проявление доброй воли хозяина, а его долг. Ведь вода — исток бытия, она начинает и замыкает жизненный круг человека наряду с такими вечными и незыблемыми категориями, как земля, хлеб, солнце.

Странствуя вдоль украинской границы, мы убеждались на каждом шагу в особом отношении сельского люда к питьевой воде (о малых и больших водоемах разговор особый). Об этом можно судить по тем метким и колоритным диалектным названиям родников и криниц, которые мне удалось собрать на подольских, буковинских, галицких и полесских перепутьях. Животок, желобок, колыбелька (исток реки), жерло (родник на дне колодца), дзюрок, живинец, ключина, коровье копыто, подгорник, родовище, слойок, студница, чистяк — эти родниковые слова и поныне можно услышать в украинских селах.

Запомнились и надолго угнездились в памяти степные журавли-«взводы», подольские колодцы с каменными корытами-«тырлами», в которых когда-то стирали белье, буковинские криницы-теремки (некоторые из них даже одеты в хрупкое стекло, украшены зеркалами), полесские карликовые хатки. Все в таких домиках внешне настоящее, пригодное для жизни маленьких человечков: и крыша с дымарем есть, и окна на месте, и стены затейливо расписаны. Но вот открываешь дверцу — и из темной глубины веет колодезной прохладой и тайной: — хатки, оказывается, построены для живительной «зашкурной» — грунтовой — воды. На Буковине многие колодезные сооружения и родники снабжены надписями. Как не притормозить возле родника, над которым выбиты такие слова: «З глыбыны бежить водыця — зупинысь воды напиця»? Невозможно удержаться от хотя бы краткой остановки у полевой кринички, к которой прибита табличка «В память о трагической смерти Кушнира Владимира. От родителей». В селении Малинцы под Черновцами буквально в десяти шагах друг от друга стоят два колодца — один возле фигуры, крест которой обвешан рушниками и иконами, другой у родника. Мы напились воды из родника. Ополоснувшись, подняли головы и увидели над стеной, из которой струилась вода, вырезанную из жести цифру «50». Рядом с ней (тоже из жести) лепились какие-то слова, но некоторые буквы выпали, поэтому за разъяснением надписи мы обратились к старику, что кряхтел под тяжестью мешка, набитого травой. Буковинец остановился, разогнулся и, присев на свою ношу, сказал: «То ще при советской власти строили, когда пятьдесят год ей справляли. Теперь все, теперь позакопали». Мы так и не поняли — то ли с радостью, то ли с огорчением прозвучали его слова. Но что «все» и что «позакопали» было, кажется, ясно. Родник-то продолжал хлюпать, одаривая прохожих прохладой и чистой влагой. Старый буковинец-трудяга больше не произнес ни слова — сидел на мешке и молча курил.

А вот другой старик, с которым мы познакомились в степном хуторке, был более разговорчивым.

— Далеко шлях держите? — спросил он, косясь на наши обвешанные дорожным скарбом велосипеды.

— До моря думаем сегодня добраться.

— Ой, не советую, хлопчики, не раджу, — покачал головой старик. — Непогода к вечеру разгуляется — то у меня верна примета.

— Какая?

— Якщо есть времечко, слухайте. Лет сорок я уже вон з того колодезя, с которого вы воду набирали, тягаю ведра. Так вот, когда в суху погоду накручиваю ворот, колодезь поет высоко, ровно, як по нотам. А перед дождем звук у него какой-то хрипучий, вихлястый, ровно жалится на свою долю. Не знаю, в чем тут дело, може, дерево влагу набирает, а може, яка особлива порода. Только я редко ошибаюсь, капризы его изучил, як жинкину долонь. Так-то, погостюйте-ка лучше у меня. Верное дело будет.

Мы не послушались совета старого степняка и отправились дальше. А через несколько часов нас накрыла грозовая туча. Правда, она только попугала, ни дождинки не уронила на землю, однако «колодезный» прогноз запомнился.

«Дощику, дощику, зварю тоби борщику в новенькому горщику, поставлю на дуба, лини як з луба — цебром, видром, диинычкою над нашою пленичкою», — до сих пор с такими словами крестьянские дети обращаются к небу в засушливое время года, вызывая дождь. Вода небес, в конце концов, попадает на землю. Вот почему многие считают, что в подземной воде сокрыта тайна дождей, снегов, туманов. Кстати, дожденосные тучи представлялись древним ариям небесными источниками, а слово «колодец» в индийских Ведах употреблялось для обозначения облака. И поныне во многих местностях Украины связь между колодезной водой и звонкими майскими ливнями или затяжными дождями воспринимается очень непосредственно.

Поля исстрадались от засухи. Разморенные жарой и сытным борщом сельские философы проводили время в холодке под вишнями, пытаясь ответить на один-единственный вопрос: куда ж девается на небе вода, которая испаряется с рек и морей, если она так долго не возвращается в свои земные берега? Их жены мудрствовать не привыкли — им подавай дело, заботу рукам и ногам. На Полесье возле одного колодца мы встретили шумную и пеструю гурьбу женщин, которые что-то бросали в колодезную воду. Как нам объяснили селянки, чтоб вызвать с неба дождь, нужно в девять колодцев бросить освященный мак. «Мы уже шесть обийшлы, осталось ще тры. Може, тогда хоть замрячить», — сказала одна молодица и, подоткнув косынку, бросилась догонять подруг. «Замрячить» — значит: появятся легкие облачка.

Не в характере селян сидеть сложа руки и ждать у моря погоды. Какой она будет завтра? Чего ждать от небес? У селянина в памяти множество природных примет, по которым он выстраивает свои дела. В степных хатак-мазанках и горных хижах можно встретить и хитроумные метеоприборы. В селе Маяки под Одессой рыбаки поведали нам об одном удивительном свойстве рыбы-«чежучки» (из рода осетровых). Если эту рыбку высушить и подвесить в комнате к потолку за плавник, то она будет поворачиваться по направлению ветра, что разгуливает по морским просторам. В Черновицком этнографическом музее под открытым небом, где в старой коморе мы прожили два дня, нам рассказали, что на Гуцульщине в селе Головы один верховинец смастерил шкатулку в виде миниатюрной хатки. Если в окне появляется мужчина с косой, то будет тепло и солнечно, если же показывается женщина с вальком, то жди дождя. Дело в том, что внутри домика натянута особым образом скрученная кишка молоденького ягненка, которая сжимается в сухую погоду и растягивается во влажную.