Отпуск в тридевятом царстве - Галина Бахмайер

— Мисс Анерстрим, вы действительно думаете, что ядерная бомбардировка могла бы очистить нашу планету от крупных политических игроков, и людям пошло бы на пользу вернуться в развитии на пару столетий?

Говорил он не очень серьезно, но в глубине его глаз таилось любопытство.

— Профессор, — я все еще была смущена. — Если бы так и случилось, вряд ли бы я что-то думала вообще — я бы попросту не родилась. Разумеется, нет.

— Не нужно втолковывать мне общепринятые этические положения, — усмехнулся Паркер. — Говорите то, что думаете. Если бы вам все равно не пришлось потом здесь жить, если бы вы смотрели на ситуацию со стороны, как на шахматную доску — как по-вашему, стоило бы посмотреть, в каком направлении двинется человечество после массового раскаяния?

— Ну, если только с позиции игрока… — растерялась я.

— Так да или нет?

— Да, — выпалила я. — Это стало бы всем хорошим уроком, несмотря на всю жестокость и негуманность метода. Довольны?

— Вполне, — спокойно ответил он… почти улыбаясь. — Всего доброго, мисс Анерстрим. Еще увидимся.

День, когда я узнала о TS-рейдерах, стал поворотным в моей жизни. Далекое и необычное оказалось совсем рядом — и для этого не было нужно ни лететь в космос, ни забираться на край света. В этой работе оказалось все, чего мне не хватало в обыденности — путешествия, приключения, перевоплощения, опасности, и немыслимые поступки без риска быть наказанной.

Помню, я спросила профессора, почему он выбрал именно меня. И, признаюсь честно, обиделась, услышав:

— Главным образом потому, Джелайна, что у вас непримечательная внешность. Из разряда "глянул и забыл". Очень полезное свойство для рейдера.

Но обижалась я совершенно напрасно, ведь Паркер оказался абсолютно прав. Моя неприметная в толпе наружность не раз пригодилась мне именно этим. Мне часто приходилось кардинально менять облик, уходить от преследования или же повторно переигрывать заброс, представая перед теми же людьми в новом виде, и оставаясь при этом не узнанной.

Первое путешествие состоялось только через два месяца — после изучения теоретического курса и вживления чипов. Нас, четверых новичков, вместе с ветераном Биллом Амбросом отправили в утопию периода раннего палеолита, где мы тренировались четыре месяца, обучаясь азам боевых искусств, основам владения различными видами оружия, и вырабатывая у себя привычку не скучать по дому.

— Вам предстоит месяцами жить в утопиях, как две капли воды похожих на реальный мир, — объяснял Билл. — Возможно, когда-нибудь вы даже увидите своих родителей. Возможно, они даже будут женаты. Вы даже можете встретить себя — в бесконечности экзистенциальных спиралей нет ничего невозможного. Если появится соблазн пообщаться с ними, ему вполне можно поддаться. Но вы всегда должны помнить о цели командировки. Если она противоречит вашим желаниям, приоритет только один — работа.

— А разве не опасно встречаться со своим двойником? — недоумевали мы. — Ничего не произойдет?

— Так, фантастику читали, — констатировал Билл. — Объясняю. Наши двойники — это совсем другие люди. Они реальны для своего мира. Понятно или продолжать?

Конечно, все сразу все поняли — теорию-то уже знали. Принцип «заброса» состоит в копировании личности реального субъекта и создании его TS-проекции в утопии — в отличие от перемещений во времени по нашей реальной спирали, где человек «проваливается» целиком, как есть. В фантастике, говорят, существует даже такая версия о параллельных вселенных, где, встретившись с «собой», человек должен стать единым целым. При этом одна из половинок растворяется в другой. Бред полнейший. Проекция не может стать полноправной частью мира.

— Встретить себя в нашем реальном прошлом — вот настоящая опасность, — тихо сказал Билл. — Поэтому TS-рейдерам в этом отношении повезло куда больше, чем Патрулю, у которого для этого есть четкие инструкции. Патрульного никогда не пошлют в прошлое, если существует хоть малейшая вероятность его встречи с собой молодым. Прецедентов, слава богу, еще не было, но теоретически, оба могут аннигилировать, а возникшая волна создаст цепную реакцию изменений. Гораздо лучше теорию сможет объяснить кто-нибудь из «полушарий», а я занимаюсь практикой.

Так называемые «полушария» — это наши головные отделы: прогнозирующий и аналитический. Первый занимается первичной пробивкой новых утопий, подготавливая дорогу для рейдеров. Сначала забрасывается щуп — импульсный челночный датчик. Работа операторов щупа сходна с ловлей пеленга на приемник. После подтверждения существования устойчивой спирали (ведь есть и неустойчивые — рассыпающиеся миры с непостоянным течением времени, и еще много всего) осуществляется ряд пробных забросов мобильного мнемоника. На основе полученной информации прогнозисты определяют дальность найденной утопии. Следом идет первичный заброс опытного рейдера в герметичном экзокостюме — на несколько секунд фактического отсчета. Если опасности нет — можно посылать группу разведки.

Разведка работает, как правило, от десяти минут до двух суток (по факту, естественно). И уже после них наступает черед рабочих групп.

Моя самая долгая командировка длилась по факту два года и семь месяцев. В реальном времени прошло всего четыре секунды. Если наблюдать со стороны, то весь заброс занимает от силы минуты две — дольше проходит подготовка к нему. Почти как экспедиция астронавтов, не правда ли?

Рейдер укладывается в специальную капсулу, где кроме всего прочего есть система жизнеобеспечения. После учебных командировок я постоянно прятала следы от иголок. Потом мне, как и всем рейдерам, в нужных местах вживили крошечные катетеры. Автоматически подсоединяемые капельницы нужны не во время заброса, а в первые секунды после него. Утопии бывают разными; разными бывают и цели командировок. Порой рейдер возвращается в таком шоке, что требуется хороший заряд успокоительного (а то и хороший разряд для встряски). Иногда людей приходится «вытаскивать». Но чаще всего капельницы просто сами вводятся в момент возврата и через десять секунд снова отсоединяются. В идеале так должно быть всегда. Это — будни командировочного отделения.

Капсула герметизируется и подключается к одному из приемников так называемого «ксерокса». Большинство приборов носят названия, составленные из громоздких численно-буквенных аббревиатур, и поэтому все сотрудники пользуются простым и понятным жаргоном. У нас тут сплошная канцелярия. Ксерокс — чрезвычайно сложная установка. Во время обучения, еще до имплантации мнемоника, мне разъясняли принцип действия каждого устройства, но теория, как водится, на практике нигде не требуется. Так что теперь, спустя номинально полгода, но шестнадцать лет фактически, я сохранила лишь общее представление о работе перфоратора. Тем более что от меня в этом процессе требуется помнить лишь порядок собственных действий при забросе, а остальное — дело техники и обслуживающего персонала.