Приди и помоги. Мстислав Удалой - Александр Филимонов

Линия жизни Мстислава Мстиславича круто поменяла свое направление, когда дядя его, князь Рюрик Ростиславич, воспрянувший после смерти Романа Галицкого, от которого претерпел многие унижения и даже был насильно пострижен в монахи, вновь решил овладеть киевским столом, а если хватит сил, то и галицким. Так началась война между Рюриком и Всеволодом Чермным. Кончина галицкого князя Романа Мстиславича и Чермному открывала путь к власти над киевскими и галицкими землями.

В этой войне волей-неволей пришлось принять участие и Мстиславу Мстиславичу. Хоть и не лежала душа, а все же не мог он отказать князю Рюрику — своему благодетелю, второму отцу и старшему среди Ростиславичей.

Чермный тогда собрал огромное войско, призвал на помощь половцев, всегда готовых к тому, чтобы пограбить русскую землю. По Днепру, по всей обширной Рюриковой волости пошло злое нашествие. Ростиславичи отбивались, но сил у Чермного было больше. Оставил Киев и убежал в свой Овруч князь Рюрик, в Белгороде запросил пощады князь Мстислав Романович. Дольше всех держался Мстислав Мстиславич.

Ему выпало защитить небольшой городок Торческ. Отрезанный от союзников, со всех сторон окруженный врагами, Мстислав Мстиславич защищался умело и храбро. В городе установил железный порядок: собрал все припасы под свой присмотр, чтобы расходовать их бережно и всем по справедливости. Выгнал всех жителей, которые были способны держать оружие или перевязывать раненых, на городские стены и заставил их трудиться наравне со своей дружиной. Да особенно-то и заставлять никого не нужно было. Жители знали, чем для них обернется сдача города противнику — под Торческом стояли в основном половцы, и со стен хорошо были видны сотни телег, ожидающих добычу, да и сами поганые, похваляясь, показывали — сколько у них заготовлено длинных кожаных ремней, чтобы связывать вереницей захваченных пленников и гнать их потом в степи.

На третью неделю осады под Торческ прибыл сам Чермный. Он знал, с кем имеет дело, и, не пуская в бой свою дружину, несколько дней развлекался, глядя на бессильную злобу половецких воинов. Трудно им было понять — почему они, столь удачливые в схватках с мирным крестьянским населением, такими беспомощными оказываются перед небольшой, но хорошо организованной русской силой. Чермный для виду жмурился и покачивал удрученно головой, но в душе смеялся, наблюдая, как с визгом падали со стен поганые, сшибаемые точными ударами дубин и топоров. Половецкая ярость разбивалась об умелую русскую работу.

Наибольшую злобу у врага вызывал, конечно, сам Мстислав Мстиславич. Его можно было видеть везде, на всех участках обороны. Приобретя некий опыт, поганые уже не решались карабкаться на стену в том месте, где среди защитников мелькали серебряный шлем и красный с золотым оплечьем кафтан отважного князя. Половцы поняли, что там, где Мстислав, — там особенно ожесточенный отпор. Неуязвимый, казалось, для стрел и камней, князь начинал наводить на них суеверный страх.

Мстислав Мстиславич будто помолодел в эти дни на добрый десяток лет. Не чувствуя усталости, с утра до позднего вечера он непрерывно находился в движении, переходя с одной стены на другую, все время подбадривая свое воинство, ввязываясь в возникающие то тут, то там схватки. Он был счастлив тем, что десятки восторженных глаз были обращены на него и многие уста благоговейно повторяли его имя. И одно то, что ты находишься рядом, заставляет людей, еще вчера тихо-мирно занимавшихся своими житейскими делами, превращаться в бесстрашных и даже искусных бойцов.

Он был уверен в победе. На многочисленные предложения сдаться отвечал презрительной отмашкой руки. Ему кричали снизу, что сопротивление по всему Приднепровью уже сломлено, что Рюрик Ростиславич, за которого сражается Мстислав, давно бежал в свой Овруч и не может помочь племяннику. Все было напрасно. Мстислав Мстиславич знал, что до наступления осенних холодов продовольствия ему хватит, что половцы не крепки на осаду и длительное стояние под неприступными стенами им не выгодно, и рассчитывал удержать Торческ сколь угодно долго, пока откуда-нибудь не придет подмога. Не бросят же его Ростиславичи! Горели окрестные деревни, вытаптывались поля, от копоти почернели стены Торческа, но Мстислав Мстиславич держался.

На беду, Всеволод Чермный, хорошо зная своего противника, знал и его слабую сторону — ведал злодей, что не любит Мстислав Мстиславич, когда проливается русская невинная кровь. Едва лишь Чермному наскучило насмехаться над безуспешными попытками поганых занять город, он посоветовал им подействовать на князя Мстислава по-другому.

Для начала половцы подвели к стенам — так, чтобы осажденным было лучше видно — десяток плененных мужиков и, словно играя, отсекли им головы. Стены ответили горестным криком: в городе поняли, чем поганые собираются брать. А половцы взялись за дело с большой охотой — гораздо легче ведь рубить безоружных, да еще и связанных мужичков, чем бегать на стены, дышащие смертью. Следующими жертвами для казни были приготовлены бабы с малыми ребятами. Их тоже посекли всех, но не так быстро, как до этого мужиков, — старались и себе продлить удовольствие, и чтобы осажденным было на что посмотреть.

Такого Мстислав Мстиславич не мог вытерпеть. Он кричал со стены Чермному, просил его прекратить невиданное злодейство и, наконец, сообщил, что сдаст город, если Чермный заступится за пленных.

Чермный за пленников заступился и на следующий день въехал в Торческ — обсуждать с Мстиславом Мстиславичем условия сдачи. Удалось выторговать пощаду жителям Торческа, в обмен на что те обязывались заплатить половцам, сколько те скажут, и на этом Чермный целовал крест. Мстиславу же Мстиславичу открыли путь — куда он пожелает. Унизительно было соглашаться на такое, тем более что близкие Мстиславу люди уверяли его, что Чермный не сдержит обещания — и не лучше ли всем умереть здесь с честью, но позора не принимать? Он все же решился уйти, надеясь, что жители будут пощажены. Зачем Чермному город без горожан? Итак, война была закончена, Всеволод Святославич Чермный получил во владение все приднепровские города, в том числе и Торческ, половцы увозили огромную добычу и множество пленных — сколько русских невольников появится на базарах полуденных стран! — а Мстислав Мстиславич получал жизнь, целой отпускали и его небольшую дружину. И еще он получил муки совести, невыносимый стыд и жаркое желание когда-нибудь Чермному отомстить.

За отважную защиту своего бывшего города князь Рюрик Ростиславич наградил племянника уделом торопецким. Так началась для Мстислава Мстиславича мирная зажиточная жизнь, со своим тягучим, привычным распорядком, со своими малыми радостями и огорчениями, с хлопотами и суетой, с тайными мечтаниями о другой жизни — жизни воина и защитника несправедливо обиженных. Такие мечтания причиняли князю Мстиславу много беспокойства, но понемногу их — как светлую воду в лесном озерце — затянула тина обыденных забот, у отца семейства и хозяина их немало ведь бывает!

Тихо жил Мстислав Мстиславич, незаметно, а между тем сподобился войти в родство с самим великим князем Владимирским Всеволодом Юрьевичем, хотя нарочно к этому родству не стремился. Великий князь сам заслал сватов, прослышав о красоте старшей дочери Мстислава Мстиславича — Елены, и решил женить на ней своего третьего сына, Ярослава-Феодора. Незадолго до того Ярослав также был унижен Всеволодом Чермным — изгнан им из Переяславля с позором, и великий князь, должно быть, надеялся, что, женившись и став главой семьи, Ярослав сумеет превозмочь свое юношеское малодушие и станет достойным храбрым мужем. Свадьбу играли во Владимире, Мстислав Мстиславич был первым гостем на ней, одарен был сверх всякой меры подарками, но в глубине души чувствовал, что большой дружбы с великим князем Всеволодом у него не получится — им, своякам теперь, даже вроде и поговорить было не о чем, не получался разговор. Разный ум был у них со Всеволодом Юрьевичем, да к тому же, наверное, переносил великий князь на Мстислава Мстиславича невольно свое отношение к Рюрику, к которому был весьма холоден, если не сказать больше. Ну, как бы то ни было, свадебные торжества благополучно закончились, Мстислав Мстиславич, распрощавшись с дочерью, возвратился к себе в Торопец — и жизнь потекла по-прежнему.

Василий, сын, понемногу подрастал, требовал от отца все больше внимания. Вот уже мечты о собственных подвигах на поле брани стали все чаще у Мстислава Мстиславича сменяться смутными надеждами на то, что Василий сможет взять у судьбы гораздо больше, чем удалось отцу. Ничего удивительного — ростом и статью он князю не уступал, оружием владеть учился с малых лет. И смешно и радостно было глядеть, как он, еще не умеющий говорить младенец, тянулся ручонками к отцовскому мечу. На охоте от отца не отставал, зверя не пугался и крови не страшился. За подраненным оленем или буйволом мог целый день гнаться, пока не настигал. Вот на звериной ловле-то и случилась с ним беда.