Обращаться с осторожностью - Джоди Линн Пиколт

папино лицо, когда мы мчались к больнице, следуя за машиной «скорой помощи». Как он сжимал кулаки, пока мы ждали новостей о переломе Уиллоу.

— Да, очень расстроен.

— Как думаешь, он сделал это, потому что разозлился на Уиллоу?

— Что сделал?

Донна Роман опустилась на колени, глядя мне в глаза:

— Амелия, ты можешь поделиться со мной, что произошло на самом деле. Я сделаю так, что он не обидит тебя.

Наконец я поняла смысл ее слов.

— Мой папа не злился на Уиллоу, — сказала я. — Он не бил ее. Это несчастный случай!

— Такое не должно происходить.

— Нет, вы не понимаете, это все из-за Уиллоу.

— Ни один поступок ребенка не оправдывает насилия, — выдохнула Донна Роман, но ее слова звучали приглушенно.

Женщина направилась к комнате, где держали родителей, и хотя я умоляла послушать меня, она не реагировала.

— Мистер и миссис О’Киф, мы помещаем ваших детей под защиту органов опеки.

— Почему бы нам не пройти в участок и не поговорить? — сказал полицейский папе.

Мама обхватила меня руками:

— Органы опеки? О чем вы говорите?

Твердой рукой, не без помощи полицейского, Донна Роман пыталась оторвать меня от мамы.

— Мы поместим детей в безопасное место, пока все не прояснится. Уиллоу проведет ночь здесь.

Женщина попыталась вывести меня из комнаты, но я ухватилась за дверной косяк.

— Амелия? — разъяренно спросила мама. — Что ты сказала?

— Я говорила правду!

— Куда вы забираете мою дочь?

— Мам! — завизжала я, потянувшись к ней.

— Идем, милая, — потянув меня за руки, проговорила Донна Роман.

Пришлось отпустить косяк, и меня, визжащую и отбивающуюся, вывели из больницы. Я буйствовала пять минут, пока не пришло отупение. Пока я не поняла, почему ты не плакала, пусть и было больно: есть такая боль, от которой не будешь кричать.

Я и раньше встречала слово «детский дом» — в книгах и по телевизору. Тогда я думала, что он нужен для сирот и бродяг, для детей, чьи родители были наркоманами, но не для таких девочек, как я, которые жили в уютном доме, получали кучу подарков на Рождество и не ложились спать голодными. Миссис Уорд, руководившая моим временным приютом, могла оказаться и сама матерью. Судя по фотографиям, покрывавшим каждый сантиметр стен, она и была такой. Женщина встретила нас у двери в красном халате и тапочках, похожих на розовых поросят.

— Должно быть, ты Амелия, — сказала она, распахивая дверь шире.

Я ожидала увидеть ватагу детей, но оказалось, что здесь только я. Она провела меня на кухню, где стоял запах порошка для посуды и вареных макарон. Миссис Уорд поставила передо мной стакан молока и положила на тарелку несколько печений «Орео».

— Возможно, ты голодна, — сказала она.

Хотя так и было, я покачала головой. Взять у нее что-то — словно сдаться.

В моей спальне стояла тумбочка и небольшая кровать, покрытая одеялом с изображением вишенок. А еще телевизор и пульт. Родители не разрешали мне иметь в комнате телевизор. Мама говорила, что это «корень всех бед». Когда я сказала об этом миссис Уорд, она рассмеялась:

— Возможно, и так, но иногда «Симпсоны» — это лучшее лекарство.

Женщина открыла ящик и достала чистое полотенце и ночную сорочку, вдвое больше меня. Интересно, откуда она у нее? Сколько времени провела тут предыдущая девочка?

— Если понадоблюсь, найдешь меня дальше по коридору, — сказала миссис Уорд. — Могу я еще чем-нибудь помочь?

Мне нужна мама.

И папа.

И ты.

Дом.

— Сколько… — выдавила я первые слова, которые произнесла в этом доме. — Насколько я тут останусь?

Миссис Уорд печально улыбнулась:

— Я не могу сказать этого, Амелия.

— А мои родители… они тоже в приюте?

Она замешкалась:

— Что-то вроде того.

— Я хочу увидеть Уиллоу.

— Утром поедем сразу же к ней, — сказала миссис Уорд. — Мы заглянем в больницу. Хорошо?

Я кивнула. Мне так хотелось ей верить. С этим обещанием, вложенным в мои руки наподобие моего любимого мягкого лосенка, я смогла бы проспать всю ночь. Могла убедить себя, что все обязательно улучшится.

Я легла, вспоминая чепуху, о которой ты бормотала перед сном, когда я просила тебя замолчать: «Лягушки глотают с закрытыми глазами. Одним карандашом можно нарисовать линию в тридцать пять миль. Если произнести слово „Cleveland“ наоборот, получится „ДНК уровня С“».

Не сразу, но я поняла, почему ты цеплялась за эти глупые факты, как другие дети не выпускали из рук любимое одеяло: если повторять их снова и снова, на душе становится легче. Может, все дело в том, что я узнавала новое, когда вся остальная жизнь превратилась в сплошной вопросительный знак, а может, эти факты напоминали о тебе.

Я все еще испытывала голод или же странную пустоту внутри. Когда миссис Уорд ушла в спальню, я выбралась из кровати. На цыпочках прокралась в коридор, включила свет и направилась на кухню. Открыла холодильник, позволяя свету и холоду коснуться моих голых ног. Посмотрела на мясо, запечатанное в целлофановый пакет, на сваленные в кучу яблоки и персики в корзине, на упаковки апельсинового сока и молока, выстроившиеся в ряд, как солдаты. Наверху скрипнуло, и я схватила первое попавшееся под руку: буханку хлеба, контейнер со спагетти, горсть печенья «Орео». Я побежала к себе в комнату и закрыла дверь, потом разложила сокровища перед собой.

Сперва я уничтожила печенье. В животе заурчало, и я руками стала заталкивать в рот спагетти, потому что не было вилки. Съела кусок хлеба, потом еще, а вскоре осталась одна лишь целлофановая упаковка. «Да что со мной не так? — подумала я, поймав в зеркале свое отражение. — Кто станет есть буханку хлеба зараз?» Внешне я вызывала отвращение: тусклые коричневые волосы, которые пушились от влажной погоды, широко расставленные глаза, кривой передний зуб, свисающие над джинсами пельмени по бокам, — но внутри я была еще хуже. Мне виделась огромная черная дыра вроде тех, о которых нам рассказывали на естествознании в прошлом году. Она поглощает все на своем пути. «Вакуум пустоты», — называл ее учитель.

Все доброе и хорошее, что видели во мне окружающие, омрачалось темной стороной моей души, жаждущей иметь другую семью. Настоящая я была омерзительным человеком, мечтавшим о жизни, в которой ты бы не родилась. Настоящая я видела, как тебя погружают в машину «скорой помощи», и мечтала остаться в «Дисней уорлд». Настоящая я не знала меры, могла проглотить буханку хлеба за десять минут и хотеть еще.

Я определенно ненавидела себя.

Не знаю, что заставило меня пойти в ванную, смежную с моей спальней, — на стенах там красовались розочки, на раковине