Женщина среднего возраста - Наталья Колесова

— Хотите?

— Я не курю.

— Ну и не курите! Но ведь хотите?

Он внимательно посмотрел на меня. Сделал два шага назад и осторожно выглянул в основной коридор.

— Никого. Давайте быстро!

Я выщелкнула ему сигарету. Дала прикурить. Андрей Юрьевич затянулся и сказал с чувством:

— Какая гадость!

— И не говорите! — согласилась я, тоже затягиваясь. Мы мирно прикончили наши сигареты, Андрей Юрьевич выкинул окурок на улицу и сказал:

— Пойдемте?

«Пройдемте!» — передразнила я про себя и нехотя сползла с подоконника.

Войдя в свой кабинет, он первым делом огляделся, принюхался и грозно вопросил:

— Кто-то опять курил?!

Несколько человек поспешно порскнули в разные стороны. Я оценила грамотность подхода. Сказывается большой опыт…

Открыла я дверь в собственную квартиру, приглядываясь и принюхиваясь. Ага, похоже, у меня побывала маман. Наша мама, несмотря на возраст, энергичнее нас всех, вместе взятых. Периодически она устраивает набеги на квартиры дочерей, чтобы уличить нас в отсутствии порядка, недосмотре за детьми и недокорме домашних животных.

Вот и записка на кухонном столе: «Где ты попадаешь? Привезла тебе пироги с яйцами и луком. И с творогом. Помой люстру, стыд смотреть! Мама». М-да… хорошо, что она меня не дождалась. Для матери бокал шампанского, выпитого мной на внезапной «корпоративке», равнозначен залитой за воротник бутылке водки: ну что еще делать безнадежно незамужней дочери одинокими тоскливыми вечерами? Только спиваться. Вот такая вот непостижимая мной материнская логика…

Я зашуршала мешком с пирогами. Ура, и ужин не надо готовить! Сама я пироги не пеку уже давно — по принципу экономии энергии (а если проще, из врожденной лени) — разве что один и на весь противень. Заварив чайку, принялась поглощать жутко калорийный и жутко вкусный продукт. Ела и приглядывалась к люстре — и правда, грязновата. Ну не вечером же ее начинать драить! Вот подожду выходных, вымою… если не найдется другого интересного занятия.

Кот Марс сонно помаргивал на меня желтым глазом. Второй открывать ему было лень — похоже, от бабушки тоже перепало много чего вкусненького.

Я похлопала себя по полному животу. Подумала и решилась на постирушку. Загрузила машинку-автомат, включила двухчасовую программу и улеглась на диван с книжкой. Завтра могу говорить с чистой совестью: «ой, вчера весь вечер стирала!»

Наутро апрель плавно перетек в ноябрь: снег с дождем, тоскливая хмарь и промозглый ветер. Пришлось опять доставать свитер — а я-то с вечера приготовила легкомысленную кофточку с коротким рукавом и большим декольте — вдруг кто соблазнится моими бледно-зимними прелестями? Краситься теперь придется на работе, чтобы тушь по дороге не смылась. В прямом и переносном смысле. Я намотала теплый шарф, поглядела на себя в зеркало, вспомнила, что все-таки весна на дворе, и поменяла его на тонкий шейный платок.

Задубела еще до того как сесть в автобус, оказывается, и перчатки дома оставила. Ну не возвращаться же теперь за ними…

Так что на работу я явилась трясущаяся, со скрюченными пальцами, красным носом и мокрыми от снега волосами. И, естественно, в этом самом виде меня застал не вовремя выглянувший Андрей Юрьевич. Застал и — застыл. В ужасе, надо полагать.

— Замерзли?

Я только зыркнула на него — терпеть не могу вопросов под локоть. Да еще с вполне очевидным ответом. «Тепло ли тебе, девица, тепло ли тебе, синяя?»

— Уг-гад-дайте… — предложила я, стуча зубами. Он помог мне снять пальто, аккуратно встряхнул его от капель дождя-снега и повесил в шкаф. Я кинулась в кресло, растирая руки. Начальник продолжал торчать у меня над душой. Я злобно вскинула глаза:

— Вам что-то нужно?

— Нет, — убрался, наконец. Слегка оттаяв, я попыталась (безнадежно) спасти остатки прически. Негнущимися пальцами взялась за тушь.

Открылась дверь. Я чертыхнулась — все еще про себя, оцените выдержку — и уставилась на Андрея Юрьевича одним накрашенным глазом. Спросила — угрожающе:

— Ну?!

Он продемонстрировал бутылку коньяка и пузатую рюмку.

— Выпейте. Согреетесь.

Я растерялась.

— Так на работе же нельзя…

— Вы не пьете, — наставительно сообщил Андрей Юрьевич. — Вы лечитесь.

Конечно, это круто меняет дело! Я взяла рюмку — чиф налил мне половину.

— Чин-чин, — пробормотала я, поднесла ее к синим губам и замерла. За стеклянной дверью приемной стояла Аня, таращилась на нас круглыми глазами. Интересно, а что бы я подумала, увидев, как начальник с утра опохмеляет свою секретаршу?

— С понедельничком вас! — сказанула я и залпом выпила коньяк. Как только люди его смакуют? По мне так лучше водки — там, по крайней мере, заранее знаешь — гадость. Недоразвитый вкус, что не говори… Андрей Юрьевич закрутил крышку.

— Подготовьте договор с «Сибесто». А макияж у вас оригинальный. Такой… асимметричный.

— Спасибо, Андрей Юрьевич, — прочувствованно сказала я. — Не всякий может оценить мою неброскую красоту!

Он предпочел ретироваться.

Работы было завались, весь день туда-сюда шлялись разнообразные люди, так что с чифом мы свиделись уже ближе к вечеру.

— Как здоровье? — поинтересовался он.

— Апхчи! — проинформировала я.

— Мало налил, — констатировал он.

Я пробубнила, спрятав нос в платок:

— Приду и сразу в кровать. Самое верное средство. А вы держитесь от меня подальше. ОРЗ все-таки!

Он снисходительно посмотрел на меня. Заявил с достоинством:

— Я никогда не болею!

И, разумеется, сглазил.

Наутро я лицезрела своего начальника чихающим, гундосящим и хрипящим. Я же была уже свежа и прекрасна, как майская роза. Все ОРЗ и ОРВИ у меня как рукой снимает, стоит лишь моему организму на-подольше принять горизонтальное положение.

К обеду я робко заикнулась насчет посещения поликлиники. Чиф попытался пронзить меня взглядом, но из-за слезящихся глаз эффект вышел смазанным.

— Пройдет!

Все правильно — дураки умирают по пятницам, а трудоголики — на рабочем месте…

Часам к трем я заглянула в кабинет. Чиф сидел в кресле, закрыв глаза. Лицо его пылало. Все вопросы, которые я собиралась задать, моментально вылетели у меня из головы. Я подошла и бесцеремонно пощупала его лоб. Определила:

— Тридцать восемь и пять!

Андрей Юрьевич открыл глаза, посмотрел и прижал мою ладонь ко лбу.

— Холодная…

— А вы горячий… — в тон отозвалась я. — Ну-ка, вставайте! Одевайтесь!

Он из-под руки посмотрел на меня, вздохнул и, к моему удивлению, поднялся. Перекинул плащ через руку.