Крылатая звезда - Ефим Чеповецкий

Вдоль немощёной дороги потянулись хибары-завалюхи. Подслеповатые, перекошенные, обросшие мхом, эти жалкие домишки едва жили на свете. Тимке они напоминали карикатуры в смешном журнале. Между хибарами-завалюхами, точно заборы, тянулись густые сети паутины. Видимо, её годами никто не срывал.

Не лучше выглядели и сами жители хибар. Они бродили прямо по лужам, а иногда даже сидели в одной компании со свиньями. Заросшие, как дикари, с чёрными ногтями, они еле передвигали ноги.

Тимка не удержался и спросил:

— Что это за город и кто такие эти… — Он хотел сказать чучела, но вовремя спохватился и сказал: — Люди?

Лень, которая плелась позади и замыкала шествие, услыхав Тимкин вопрос, сразу ожила. Не скрывая своего удовольствия, она начала ему объяснять:

— О уважаемый Тимофей, ты здесь находишься среди своих. Ты прибыл в главный город нашей планеты, в знаменитый Ненуженск! Сейчас ты проходишь по улице Бездельников. А это, — Лень указала на безобразных типчиков, — её достойные жители — замухрышки!

Потом она обернулась к огромной луже, отливавшей всеми цветами радуги, и поклонилась грязному толстяку. Толстяк сидел на трухлявом пне и, сложив руки на животе, крутил большими пальцами.

— А этот, — гордо шепнула Тимке Лень, — владелец всех луж на этой улице! Очень уважаемый человек в Ненуженске!

Тимка не мог удержаться от нового вопроса:

— Зачем чинить? — удивилась Лень. — Эта улица тем и славится, что на ней живут образцовые бездельники… При желании ты тоже сможешь здесь поселиться, — добавила она и доверительно подмигнула.

Да, улица была до того неприглядна, что даже сами замухрышки при посторонних отворачивались и стыдливо шмыгали носами.

«Неужели я тоже похож на этих замухрышек?!» — подумал Тимка, и ему стало не по себе.

На повороте он увидел указатель новой улицы. Это был обломок нетёсаной доски, на котором углём были нарисованы не то крокодилы, не то бегемоты. Подойдя ближе, Тимка увидел, что это буквы, и с трудом прочитал:

улица ПЕЩЕРНАЯ

Здесь и вправду вместо домов были пещеры и землянки. Местами виднелись следы костров и обглоданные кости. Если бы где-нибудь поблизости гулял волосатый мамонт, то вся эта картина напоминала бы стойбище первобытных людей.

Стены и камни были испещрены текстами и рисунками, которые свидетельствовали о ничтожных знаниях её обитателей.

Не прошли они и десяти шагов по улице, как из пещер, землянок и прямо с деревьев посыпались жители этого допотопного края. Чернобородые, рыжебородые, с дубинками и рогатками в руках, они то и дело опускались на четвереньки, издавая дикие возгласы, в которых с трудом можно было узнать слова: «Приветик!», «Как делишки?» и тому подобное.

Но самое удивительное то, что на этих верзилах были остатки школьной формы, причём на взрослых мужчинах — короткие штанишки. Впрочем, догадаться, что это именно школьная форма, мог только ученик, который и свою довёл до такого состояния…

Тимка очень удивился форме головы этих людишек. «Конечно, — наконец догадался он. — Да это же неучи! Такие же дубоголовые…»

Конвойный Неуч, старый Тимкин знакомый, словно прочёл его мысли и завопил, приветствуя себе подобных:

— Приветик, братишки! Как поживаем?!

— Улю-лю! Мирово! — заревели братишки-неучи.

Тимкин Неуч просиял, а Зазнай заносчиво разъяснил:

— Это все, кого из вторых и третьих классов за неуспеваемость вышибли. Лучшие образцы неучей… Им здесь хорошо!

Тимка не удержался:

— Ну и докатились типчики! Этак и до обезьян недалеко.

— Недалеко! — согласилась Лень. — Вот последние буквы и цифры забудут и переселятся на деревья.

Неуч положил руку Тимке на плечо и дружески предложил:

— Поживи здесь, и сам таким очень скоро станешь!

Тимка сбросил с плеча руку Неуча и обиженно проворчал:

— Подумаешь, если у меня есть двоечки, то это ещё не значит…

Он не закончил, потому что Зазнай громко и торжественно объявил:

— Гордость нашего города — улица Самоуважаемская!

Тотчас же на новом повороте в глаза ударила пёстрая табличка с названием:

улица САМОУВАЖАЕМСКАЯ

Каждая буква на ней пыжилась и старалась заслонить другую.

Тимке показалось, что эта улица была застроена приличными домами. Однако вблизи всё выглядело иначе. Небольшие дома, казалось, были надуты изнутри. Каждый из них имел толстые колонны и старался выдвинуться ими подальше на тротуар — оттеснить назад соседа. У подъездов на задних лапах сидели уродливые глиняные львы, на стенах были вылеплены разные гербы, а на водосточных трубах раздувались огромные шёлковые банты. Все дома были пёстро раскрашены, и каждый как будто кричал: «Глядите, я здесь самый заметный! Я самый важный!»

По улице медленно разъезжали пышные кареты и фаэтоны. Но самым любопытным зрелищем оказались жители Самоуважаемской улицы. Они вышагивали вдоль своих домов с высоко поднятыми носами и не глядели друг на друга. Зато через каждые десять метров посреди мостовой стояли огромные усатые постовые с саблями на боку и торжественно отдавали жителям всевозможные почести: мужчинам козыряли, женщинам слали воздушные поцелуи, а собакам кланялись. Между прочим, собаки во всём подражали своим хозяевам: хвостатые и бесхвостые зазнайки гордо проходили мимо своих соплеменников и даже не обнюхивались с ними.

Тимка сразу догадался, что на Самоуважаемской улице живут зазнайцы. Ведь как только они ступили на эту знаменитую улицу, конвойный Зазнай моментально надулся и пошёл гоголем, точно был королём всех этих надутых красавцев.

Тимка смотрел, смотрел на эту картину и чуть не прыснул со смеху. Но сдержался и спросил:

— Что ж это, выходит, они только сами себя уважают?

— Зачем же, — ехидно сказала Лень. — Специальных постовых держат… А так — больше некому, другие не уважают.

И вдруг на их глазах произошёл несчастный случай. Самый толстый из зазнайцев посинел, стал быстро округляться, толстеть, и вдруг раздался глухой, но весьма громкий взрыв. Тимка зажмурил глаза. А когда открыл их, то увидел на тротуаре только сапоги и шляпу пострадавшего. Оболочка разлетелась на кусочки, и больше ничего не осталось. Оказалось, что внутри он был пуст.

После секундной тишины, вместо ожидаемых сожалений, послышался смех. Зазнайцы указывали пальцами на остатки погибшего и хохотали. Только усатые постовые стояли навытяжку, отдавая честь сапогам и шляпе.

Тимкин Зазнай вёл себя скромнее: он ухмылялся. Потом сказал, указывая на остатки погибшего:

— Он думал, что самый главный… Не надо дуться больше, чем полагается!

И Тимка заметил, как Зазнай малость подобрал свой живот.

Смех и пересуды зазнайцев остались позади, а впереди, на большой захламлённой площади, показался дворец правителя планеты.

ГЛАВА 12, в которой Зазнай, Лень и Неуч получают награды

— Ну и ну! — по привычке сказал Тимка, глядя на дворец правителя.

Он сначала подумал, что этот дом собрали из остатков от разных строительств, а чего не хватило — добавили старыми сараями. Колонны, подпиравшие кривую крышу, напоминали нестройную шеренгу толстых, тощих, высоких и низкорослых людей. Там, где куцая колонна не доставала до крыши, были подставлены обломки скульптурных фигур: одни вверх головой (если голова была), другие — вниз. Окна же были сплошь в решётках, словно это была тюрьма, а не дворец. Ну, а над всем этим возвышался огромный герб-щит, криво висевший над входом. Там была изображена грязно-жёлтая перина, на которой, развалясь, возлежала серая свинья в штанах.

Тимка, конечно, немедленно расхохотался бы, если б не увидел, в какой торжественности замерли перед гербом Зазнай, Лень и Неуч, Зазнай снял свою соломенную плоскую шляпу и трижды ею взмахнул.

Голоса, похожие на скрип немазаных колёс, затянули гимн. Зазнай, Лень и Неуч пели:

Серому Свинусу слава!Слава и слева, и справа!Слава из сереньких туч,Слава из мусорных куч,Слава ему из болотаОт лягушачьего флота!Слава ему от быкаПрямо в живот и в бока!

Когда нестройный хор замолк, Зазнай надел шляпу и дёрнул ручку, висевшую у двери. Раздался глухой звон, и дверь отворилась. Вернее, её изнутри открыли два странных существа. Тимке показалось, что это барбосы, ходящие на задних лапах. Но потом он понял, что это просто заросшие, нечёсаные парняги, исполнявшие роль придворных.

В большой комнате, куда они вошли, было десятка два таких же нечёсаных. Они тотчас же бросились к Тимке и с криками: «Новенький!» начали его ощупывать.