Дорогой, это смерть! - Ричард Пратер

У него был такой низкий вырез, что мне поначалу показалось, будто это неглиже, однако так было задумано. Эту девицу природа явно не обделила своим вниманием. Что касается меня, то я природу боготворю.

Красотка смотрела на меня своими синими глазищами.

– Милый, меня послал Торелли. Чтоб ты не скучал. Милый. Она назвала меня милым.

– Торелли?

– Ну да. Торелли сказал мне.., мм... “Поговори с ним, пока я буду готов”.

Торелли? Я не знал никакого Торелли. И что значит это “пока я буду готов”? Может, она имеет в виду меня? Черт побери, так я уже готов.

У нее были изумительной формы ноги с узкими лодыжками, длинные волосы, что мне вообще очень нравится у женщин, к тому же какого-то особенного цвета. Одним словом, она была блондинка с каким-то клубничным оттенком, хотя, вероятно, это называется апельсиновый цвет, но по мне пускай хоть зеленый. Благодаря тонкой талии ее бедра казались еще восхитительней. О да, я рассмотрел ее всю до кончиков ушей.

Я стоял и все пялился на нее, а она спросила:

– Ну и как, долго ты будешь меня так держать?

– Извиняюсь. Садись. – Я повел ее к креслу. – Ты застала меня врасплох.

Я хотел было спросить, что все это значит и кто такой Торелли, но вспомнил, что теперь я не я, а Пулеметчик, а, следовательно, все знаю.

– Так тебя послал Торелли?

– Угу.

– Добрый старина Торелли.

Она ничего не ответила, и я предложил выпить.

– Как скажешь.

Я на это улыбнулся и извлек бутылку бурбона, который всегда имею в запасе на случай всяких чрезвычайностей. Это был тот самый случай. Налил нам от души, подал ей стакан, свой осушил не сходя с места.

На красотке был огромный перстень с печаткой в виде большого выпуклого “И”. Он был размером чуть ли не с ее платье, которое она носила так беззаботно. Однако в таком платье вряд ли стоит о чем-то заботиться.

– А тебя случайно как зовут? – поинтересовался я.

– Ивлин. Можешь звать меня Ив.

Я мог бы извлечь из всего этого колоссальную выгоду, но мне сперва требовалось еще выпить. Что я и сделал, пока она возилась с тем, что я налил ей раньше.

– Может, послушаем музыку? – предложила она, медленно потягивая виски.

– Прекрасно. Люблю музыку. Просто обожаю. Она склонилась над радиоприемником, округлив при этом свои и без того круглые бедра, повернула ручку. Оттуда полилась музыка. Она вертела ручку пока не нашла себе по вкусу. Это оказался какой-то чувствительный пустячок в ритмичном обрамлении. Скорей всего самба, которая мне очень понравилась, потому что Ив отбивала такт ногой и еще многими частями своего тела.

– Потанцуем? – предложила она.

Пришлось прокашляться прежде, чем я смог ей ответить:

– Да, черт возьми.

Она повихляла бедрами, приподняла платье, еще выше обнажив свои великолепные ноги. “А-а-а”, – изрек я, она подняла платье еще выше и пошла на меня как Гильда Грей.

Мы кружились в танце, главным образом работая не ногами, а телом. Кто бы ни был этот Торелли, я ему многим обязан. Но тут открылась дверь, и ввалился этот уродина коридорный, которого меня так и подмывало засунуть в кипящее масло. Мог по крайней мере постучать.

– Ты еще не одет? – изумился он.

Во дурак-то!

– Нет, мой дорогой, не одет, – сказал я, с трудом сдерживая ярость. – Сделай милость, убирайся к чертовой...

Его физиономия приняла еще более паскудное выражение, что меня удивило, ибо я думал, что дальше уж некуда.

– Послушай, Пулеметчик, у тебя осталась ровно минута на одевание, или ты пойдешь в плавках. Торелли это не понравится.

– О, боже! Извини меня, Пулеметчик. Я удаляюсь. Ты лучше поспеши.

Мне захотелось выпрыгнуть из окна, но она была так доброжелательна. Я подошел к кровати, взял норковую шубу, чтобы помочь ей одеться. Когда я брал шубу, маленькая черная сумка-коробка, которая под ней лежала, упала на пол.

Ив взвизгнула.

– Моя сумка!

– Ух, прости.

Она наклонилась, подняла сумку и сказала:

– Неужели нельзя осторожней? Ты мог ее сломать.

– Ни за что на свете, голубушка.

Ив повернулась и вышла вон, неся в одной руке шубу, а в другой сумку. Коридорный буркнул, что у меня осталось всего тридцать секунд, я быстро натянул брюки, схватил рубашку и сунул босые ноги в туфли. Он даже не позволил мне завязать шнурки.

– Что с тобой, Пулеметчик? Шарики, что ли, забарахлили?

Я промолчал, коридорный распахнул дверь. Мысль поселиться в номере Пулеметчика и на какое-то время стать им понравилась мне с самого начала. Теперь, похоже, она даже чересчур мне нравилась.

Коридорный взял меня под руку и повел в направлении живописного патио. Мы обошли стороной конторку дежурного, свернули на узкую тропинку, ведущую к большому бунгало, который в сущности был отдельным домом поодаль от основного здания. Мы шли именно туда, и я даже представить себе не мог, кто или что меня там ожидает. Дом назывался “Вилла Море” и был одним из трех самых больших, самых изысканных и дорогих апартаментов в “Лас Америкас”.

Мы поднялись по бетонной лестнице на длинную террасу, выходящую на Залив. Я видел город Акапулько, раскинувшийся на его противоположной стороне, катер, вздымающий пенный шлейф волн, мужчину и женщину, скользящих в его фарватере на водных лыжах. Мне захотелось оказаться на месте этого мужчины. Было еще много всяких катеров и лодок и две или три большие величавые яхты. Примерно на расстоянии сотни ярдов от берега застыла кормой к террасе огромная белая яхта. Я прочитал ее название – “Фортуна”. Я вспомнил, что это означает удача, счастье и подумал с тревогой, что это в данный момент имеет прямое отношение ко мне. Что называется, в самую точку.

Коридорный взял меня под руку, повернул лицом к двери, стукнул в нее четыре раза, и когда она распахнулась, подтолкнул меня вперед. Я очутился в просторной гостиной. Под ее низким потолком висел голубой дым от сигар и сигарет, по стенкам там и сям сидели мужчины, вокруг большого квадратного стола в центре их собралась целая шайка. Я вошел, дверь захлопнулась, повернулся ключ.

Глава 4

Тип, сидевший во главе стола, и был этим самым Торелли, Винсентом Торелли, которого иногда называли Гориллой, но только за его спиной. Теперь я знал, кто он такой. Да, я это знал и не испытывал ни малейшей радости. Как его ни назови – передо мной был убийца, причем самый главный. Главней его не было никого во всем международном преступном синдикате.

У меня глаза на лоб полезли, но вовсе не от того, что я его увидел, – кого-кого, а уж его я никак не ожидал увидеть. Несколько лет тому назад Торелли был депортирован из Соединенных Штатов и предположительно поселился в Италии.

Я учуял в воздухе запах смерти. Передо мной сидел весь синдикат во главе с его сицилийской ветвью. У меня не было времени глядеть по сторонам, но я и без того знал, что комната кишмя кишит отпетыми головорезами, главарями банд, торговцами наркотиками и кое-кем из элиты синдиката и всей мафии, сделавшей свою карьеру на крови. Частному детективу здесь нечего делать. Здесь нечего делать любому нормальному человеку.

Я усек все это за какие-то полсекунды, еще до того, как в комнате началось столпотворение. Трое или четверо субъектов повскакивали со своих мест, один кинулся в мою сторону, остальные загомонили не вставая.

Но только не Торелли. На его лице не шевельнулся ни единый мускул. Он смотрел на меня секунды две ничего не выражающим взглядом мертвой змеи и слушал этот гвалт. Потом поднял руку и едва заметно ею взмахнул.

Это подействовало как выключатель. Все вдруг разом смолкли и в комнате воцарилась кладбищенская тишина. Те, что повскакивали со своих мест, снова на них сели. На меня были устремлены десятки глаз, тех самых глаз, которые видели слишком уж много мук и смертей и которых не лишат спокойствия новые.

В наступившей тишине я услышал голос Торелли, тихий, мурлыкающий, с отчетливым итальянским акцентом. Он сказал, не спуская с меня колючего взгляда своих темных глаз:

– Ты не Пулеметчик.

Я брякнул первое, пришедшее мне в голову, потому как знал: молчать нельзя.

– Пулеметчик? Проклятье, а кто такой Пулеметчик? И ты?

Смуглое лицо Торелли застыло точно быстросхватывающийся цемент, что, вероятно, должно было повергнуть меня в трепет. Но это не повергло меня в трепет. Я вдруг понял, что сейчас единственно верными словами будут те, которые я брякну сходу, не задумываясь. Мне во что бы то ни стало нужно было заставить Торелли поверить, что я лишь случайно вляпался в эту историю и что мне неизвестно, кто он такой. Это было нелегким делом и я не надеялся с ним справиться, однако попытка не пытка.

– Послушайте, мистер, – начал Торелли голосом, похожим на лезвие приставленного к моему горлу ножа. – Отвечайте без запинки. Что вы делали в комнате Пулеметчика?