Мажор - Антон Макаренко

Одарюк: Ох, и ленивый же парень.

Зырянский: Вышли на вокзал, прохожу по вагонам — баритон лежит. Чей? Вехова. А тут, понимаешь, публика лезет. Я его взял. Спрашиваю, как ты баритон бросил, а он мне: «У меня не десять рук». Не могу я этого видеть.

Жученко: В совет надо.

Входят Шведов, Забегай и Блюм.

Блюм: А, товарищ Жученко, здравствуйте! Здравствуй, товарищ Зырянский! Если бы вы знали, как я рад, что вы уже приехали.

Жученко: Так как же, Соломон Маркович? Завод не пущен, станки на дворе.

Одарюк: И без упаковки.

Блюм: Вы знаете, что здесь делается? Это не коммуна, а сумасшедший дом. Начальства — так звезд на небе немного меньше, а денег сколько выбросили! Помните, как мы с вами зарабатывали? Каждую копеечку берегли. А теперь — ф-ф-фу! Везут, везут, все заграничное. Один станочек пятнадцать тысяч рублей.

Шведов: Вот красота!

Зырянский: Наши соломорезки побоку.

Блюм: Вот вы говорите: соломорезки. Это правда, что станочки были старенькие, а все-таки мы на них шестьсот тысяч рублей заработали. Как зарабатывать, так никого не было, а как тратить да разные фигели-мигели, так сразу нашлись хозяева…

Жученко: Зато завод какой…

Входит Воробьев.

Воробьев: Здравствуйте.

Зырянский: Только ты, Петька, брось эти дела с Наташей. Чего ты пристал к девочке?

Воробьев: Да как же я пристал?

Зырянский: Ты здесь шофер и знай свою машину. Рулем крути сколько хочешь, а головы девчатам крутить — это не твоя квалификация. А то я тебя скоро на солнышко развешу.

Блюм: Так они же влюблены, товарищи.

Зырянский: Как это — влюблены? Вот еще новость. Я тоже влюблюсь! И всякому захочется. Наташке нужно рабфак кончать, а этот принц на нее вытаращился.

Жученко: Действительно, Петр, ты допрыгаешься до общего собрания.

Воробьев: Странные у вас, товарищи, какие-то правила. Наташа ведь взрослый человек и комсомолка тоже. Что же, по-вашему, она не имеет права?

Шведов: Она коммунарка! Как это — взрослый человек? Права еще придумал…

Жученко: Выходи из коммуны и влюбляйся сколько хочешь, а так мы коммуну взорвем в два счета.

Зырянский: Вас много охотников найдется с правами…

Блюм: Но если бедная девушка полюбила, так это же нужно понять…

Зырянский: Так и знай — на общее собрание!..

Забегай: Ты, Петр, с ними все равно не сговоришься. Это же, понимаешь ты, не люди, а удавы. Ты лучше умыкни.

Воробьев: Как это?

Забегай: А вот, как у диких славян делалось. Умыкни. Раньше это, знаешь, подведут лошадей к задним воротам, красавица это выйдет, а такой вот Петя, который втрескался, в охапку ее — и удирать.

Жученко: А дальше?

Забегай: А дальше мы его нагоним, морду набьем, Наташку отнимем. Это очень веселое дело.

Блюм: Зачем ему на лошадях умыкивать! У него же машина. И на чем вы догоните? Другой же машины нету… Однако глупости по бокам. Тебе, Петя, сейчас нужно ехать на вокзал. Вот тебе квитанция, привези багаж. Это Захаров сказал…

Воробьев: Есть.

Жученко: Ну, ребята, идем на уборку, а то ребята обижаться будут.

Зырянский: Ой, я и забыл, нам же столовую убирать. (Побежал наверх.)

Блюм вышел наружу. На сцене остается один Воробьев.

Пробегает уже в трусиках Федька Романченко.

Воробьев: Федя, голубчик, иди сюда.

Романченко: А чего тебе? Наверное, Наташу позвать?

Воробьев: Да, Федя, позови Наташу…

Федя: А покатаешь?

Воробьев: Ну, а как же, Федя!

Федя: Есть позвать Наташу.

Воробьев: Ну, чего ж ты кричишь?

Федька побежал наверх. Со двора входят Захаров, Дмитриевский, Троян, Григорьев.

Захаров: Значит, все ясно. Завтра начинаем работу. Работы хватит?

Дмитриевский: Работы хватит… но только… мальчики же не умеют…

Блюм: И откуда вы знаете, что они умеют? Надо учить. Я раньше не умел танцевать польку, а теперь уже сорок лет умею. Человек всегда сначала не умеет, а потом, так с ним уже и разговаривать невозможно: он все умеет…

Захаров: Молодец, Соломон. Вот он верит в коммунаров.

Блюм: А мало они разве работали? Ого… Как звери!..

Григорьев: Трусики работать — небольшая хитрость…

Блюм: Я готов это слушать, но только не от вас, товарищ Григорьев.

Григорьев: Почему?

Блюм: Потому что не сошьете пару трусиков, к вашему сведению. Вы же не умеете…

Троян: Технология трусиков и мне неизвестна…

Блюм: Но если вы способный человек, так я вас за два дня выучу.

Захаров: Трусики забудем. Все будет хорошо. Я пошел умываться. Пока. (Ушел через столовую.)

Троян: Мне коммунары понравились… Дисциплина.

Григорьев: Спасите мою душу… Какой толк с этой дисциплины! Увидите, как станки полетят. Они и красть будут…

Троян: Нет.

Григорьев: Будут.

Блюм: Это знаете что? Это авансовая клевета!

Дмитриевский: Давайте не предвосхищать событий.

Блюм: Мне нравится: события. Какие же это события? Это просто же безобразие!

Входит Воргунов.

Блюм: Скажите, Петр Петрович, коммунары будут красть?

Воргунов: Товарищ Блюм, насчет кражи я и за себя не ручаюсь…

Григорьев: Как вам понравились хозяева, Петр Петрович?

Воргунов: Вы мне сегодня нравитесь, во всяком случае, меньше. Я бы вам советовал поспешить со сверлильными.

Григорьев: Петр Петрович, все будет сделано. Не беспокойтесь.

Воргунов: Разрешите уж мне беспокоиться.

Все уходят наверх.

Наташа (выходит из столовой): Петечка!

Воробьев обнимает ее, хочет поцеловать.

Наташа: Да что ты, увидят…

Воробьев: Наташа, знаешь что?

Наташа: У меня в голове такое делается. Ничего не знаю. Уже хлопцы догадываются. Прямо не знаю, куда и прятаться.

Воробьев: Наташа, едем сейчас ко мне.

Наташа: Как это так?

Воробьев: Прямо ко мне на квартиру. Наташа, едем.

Наташа: Да что ты, Петр?

Воробьев: Наташа, а завтра в загс, запишемся — и все.

Наташа: А здесь как же?

Воробьев: Да… Черт… Никак. Вот просто едем. Честное слово, хорошо. Они хватятся, а тебя нет.

Наташа: Да они же прибегут за мной.

Воробьев: Куда там они прибегут? Они даже не знают, где я живу. Едем!

Наташа: Вот, смотри ты! Да как же? Я в белом платье.

Воробьев: Самый раз. На свадьбу всегда в белом полагается.

Наташа: А знаешь, верно. Ой, какой ты у меня молодец!

Воробьев: Чудачка, ведь шофер первой категории.

Наташа: А увидят?

Воробьев: Наташенька, ты же понимаешь, на машине, кто там увидит?

Наташа: Сейчас ехать?

Воробьев: Сейчас.

Наташа: Ой!

Воробьев: Ну, скорее. Вон машина стоит, видишь, садись и айда.

Наташа: Подожди минуточку. Я возьму белье и там еще…

Воробьев: Так я буду в машине. А ты им записочку какую-нибудь оставь. Все-таки, знаешь, ребята хорошие.

Наташа: Записочку?

Воробьев: Ну да. Они, как там ни говори, а смотри, какую красавицу сделали. Напиши так, знаешь: до скорого свидания и не забывайте.

Наташа: Напишу.

Наташа убежала наверх. Воробьев вышел наружу. Входят один за другим пять мальчиков в трусиках и голошейках с тряпками и ведрами. Впереди со щеткой Зырянский. В вестибюле остановились.

Зырянский: Я так считаю: за час должны кончить столовую.

Голос: Можно и за час. А чего это Соломон Маркович плакал?

Зырянский: Только окна как следует мыть, а не то что размазал и бросил.

Другой голос: Тебя сразу не нашел, думал, ты утопился в Черном море.

Отряд ушел в столовую. Сверху спускается Вальченко, неловко останавливается и оглядывается.

Зырянский (из дверей столовой): А вы кто такой?

Вальченко: Я — Вальченко, инженер. Я здесь работаю.