Черный дар. Колдун поневоле - Татьяна Славина

Тут я, и взаправду, как будто с тобой рядом оказалась. На окошко смотрю, а не вижу его. Зато вижу сени темные с колодцем, а к нему ручеек светлый из-под двери горницы бежит, как во сне моем давешнем! Потом будто вошли мы в горницу, а Беляна на лавке лежит. И ручеек тот из живота ее начинается.

Ты с Беляной разговариваешь, только я никак не пойму, о чем вы. А потом ты как рассердишься, хвать меч – откуда он взялся – не знаю. Как рубанешь мечом по ручейку – и разрубила его. Беляне сразу лучше стало. А потом бабушка Поветиха пришла, и вы с ней к Ивице отправились, а потом к другим больным ребятам…

Дальше я не смотрела: успокоилась, ведь ты Беляне и Ивице помогла. Ну, думаю, ты и остальным поможешь. Занялась хозяйством – корову доить, печку топить, обед варить.

Поляна забыла про еду. Она во все глаза смотрела на дочку:

– Ты видела? Ты видела это? И ручеек, и меч – видела?

– А что тут такого, мамочка? Я всегда, когда волнуюсь за тебя, смотрю, что ты делаешь, если ты не рядом. А как же иначе? Помнишь, когда ты ходила Синюшку с трубы снимать, я тоже смотрела. Вот только мне непонятно, почему ты никому не сказала о тех четырех типах, какие в дедовой избе ночью сидели?

У Поляны ложка из рук вывалилась.

– Так ты и об этом знаешь?

– Знаю, конечно. Это же так просто!

– Ничего себе, просто! А еще за кем ты смотреть можешь?

– Не знаю, я не пробовала. Я же о тебе волнуюсь, а не о других.

– А о Беляне?

Девочка помолчала немного, подумала.

– Нет, ее я видела, когда ты рядом с ней была. А так, одна, она мне только снилась.

Яся посмотрела на побледневшую мать и спохватилась:

– Да ты ешь, ешь – остынет же все! Тебе отдохнуть надо, вон ты какая бледная! Мы после с тобой поговорим. Сейчас поешь – и спать. Мы сегодня на печи обе ляжем, там тепло. А то к утру изба выстудится – чуешь, какой мороз на дворе!

Дочка еще щебетала о чем-то, а сон уже липкой паутиной окутывал уставшую Поляну. Зевнув и потянувшись сладко, она полезла на печку, подсаживаемая заботливыми руками дочки.

– Спи, мамочка, спи, родная моя!

Шелковистые колечки овчины приласкали щеки Поляны, и она провалилась в волшебное царство снов.

Глава 5

На исходе зимы завьюжило – заметелило. Словно кто-то невидимый принялся усердно мешать ложкой белую снежную кашу в котелке деревенских улиц. Хлопья снега летели, как попало: вниз, вверх, в стороны. Поляна вышла корову доить – и захлебнулась на пороге снежным месивом.

– Ну и погодка! Дома соседнего не видно. Как бы валенки в сугробах не потерять!

Зато в хлеву было тепло и уютно. Ни одной щелочки не оставила Поляна в его стенах, летом еще замазала смесью глины и навоза. Некуда запустить вьюге свои холодные пальцы!

Зорька недавно отелилась. Рыжий с белой звездочкой на лбу теленок стоял тут же, неподалеку, в отдельной загородке. Он потянулся к хозяйке любопытной мордочкой, заглянул в ведро: что принесла?

– Погоди, Буян, не время еще тебя поить. Вот подою мамку твою, тогда и тебе молочка тепленького достанется.

Корова покосилась на Поляну черным глазом. Она уже встала с подстилки и в нетерпении переминалась с ноги на ногу. Поляна подкинула в ясли охапку сена, уселась на маленькую скамеечку, сноровисто обмыла теплой водой и вытерла тряпкой вымя. Первые струи молока ударили в подойник. Не прошло и десяти минут, как ведро было полно.

– Спасибо, Зорька, спасибо, умница моя! – Поляна всегда благодарила корову после дойки.

Та привычно подставила шею – почесать. Буян нетерпеливо поддал головой в стенку загородки – про меня забыли, что ли?

– Сейчас, сейчас и тебя напою, – Поляна отлила часть молока в небольшую лохань, подставила теленку, придерживая, чтоб не разлил.

– Ну, вот и молодец! Расти большим и сильным.

За порогом хлева ветер вновь, озорничая, кинул в лицо женщины пригоршню снега, сдернул с головы платок, запутался в сарафане между ног. Из-под порога выглянул Серок, весь припорошенный снегом.

– Ну что, замерз, бездельник? – Поляна потрепала собаку по лохматой заснеженной голове. – Ладно уж, иди в сени погреться, только отряхнись сначала.

В избе Яся уже расставила на столе глиняные крынки и, приняв подойник из рук матери, принялась цедить в них молоко через чистую тряпочку.

– Мам, а когда кашку домовому будем варить – сегодня?

– Сегодня, сегодня, Ясочка моя.

– А вдруг он нашу кашу не захочет есть?

– А мы ее повкусней сварим, да попросим его получше.

– Мам, а ты его, домового, видела когда-нибудь?

Поляна задумалась.

– Знаешь, вообще-то домового видеть – не к добру. Он людям обычно перед бедой показывается.

– А вот мне Беляна рассказывала, что домовой к ее бабушке приходил не раз, когда дед в отъезде был. Ляжет она, бывало, спать и чует вдруг, что рядом, будто кто лежит. Видеть никого не видит, а только чувствует ногу волосатую рядом со своей ногой. Поначалу пугалась, а потом-то привыкла. Так он, охальник, к ней обниматься полез! А бабушка и говорит: «Покажись»! Он ей и показался – видный такой мужчина. Глаза – синие-синие, а губы – красные-красные!

– Да ей это приснилось, поди!

– Скажешь тоже, приснилось: утром дед приехал, глядь – а у бабушки на плечах следы от пальцев. Вроде синяков, будто ее кто-то сзади за плечи держал.

– Ну, и дальше что? – усмехнулась про себя Поляна, находя объяснение случившемуся вовсе не в шалостях домового.

– А ничего. Не приходил больше гость ночной, дед как-то отшептал.

– Может, и не домовой то был, – уже открыто рассмеялась Поляна.

– А можно узнать, домовой это, или нет?

Поляна постаралась сделать серьезное лицо.

– Знаешь, говорили мне, будто перед тем, как явиться домовому, человека словно парализует всего: ни рукой, ни ногой двинуть не может. Если почувствуешь такое, надо мысленно спросить: «К худу, или к добру?» А в голове твоей ответ будет, словно это ты сам подумал.

– Мамочка, ну, неужели за всю жизнь ты ни разу с домовым не встречалась?

– Ох, Яся, не рассказывала никому, а тебе расскажу. Была я девочкой еще, как ты сейчас. И наслушалась, не хуже тебя, разговоров про домовых. И так любопытно мне стало, так захотелось на домового посмотреть хоть одним глазком! Вот легли однажды спать, а я не сплю, лежу и прошу домового мысленно – покажись, покажись. Долго просила, уж и придремывать начала. Вдруг чую, будто парализовало меня. А в голове – голос: «Не покажусь, расскажешь»! Я мысленно прошу: «Не расскажу, покажись». Смотрю, а рядом со мной – старичок. Росту маленького, как ребенок лет семи, голова лохматая, а во рту всего один зуб. Не успела я его рассмотреть, он и пропал.

– А что же ты не спросила, к худу, или к добру?

– Спросила. Только он ничего не ответил. Видно, просто приходил, познакомиться.

– Ой, мамочка, я тоже хочу на домового поглядеть!

– Не гневи Богов, Яся, ни к чему это. Вот кашу ему сегодня сварим, угостим – и ладно будет. Сегодня ночью у домовых праздник. Ходят они друг к другу в гости. Вот и к нашему домовому придут гости – чем он их угощать станет? Если нечем будет – рассердится, потом беды не оберешься. Может и совсем уйти, а может перестать дом стеречь, станет всякие пакости творить: посуду бить, кота за хвост трепать, а то и поджечь избу может!

– Страшно-то как! Нет, с домовым лучше дружно жить. Я сама ему кашку сварю, в самый красивый горшок положу – пусть угощается!

– Вот и ладно. Еще чарку приготовь, для вина.

К вечеру каша была готова: сладкая, переслоенная затопленными молочными пенками, сдобренная горстью распаренных сушеных ягод. Яся постелила на лавку за печкой новое вышитое полотенце, поставила на него расписной горшок с кашей, чарку до краев наполнила малиновой настойкой.

Поляна поклонилась низко и произнесла:

– Хозяин-батюшка, сударь-домовой, меня полюби, да добро мое береги, мою скотину береги, мое угощенье прими и вина отпей из полной чаши.

После этого полагалось ложиться спать, и хотя было еще не очень поздно, Поляна задула свечу и полезла к дочке на печку. На душе у нее было спокойно, как никогда, и сон пришел быстро. А Яся еще долго ворочалась с боку на бок, борясь со сном и надеясь хоть одним глазком посмотреть, как домовой придет кашу есть…

Наутро Поляна разбудила дочку до зари:

– Смотри, Яся, кашка-то съедена, да и чарка пуста.

– Понравилось, понравилось домовому наше угощение! – девочка кубарем скатилась с печки и кинулась к лавке с опустевшей посудой.

– Ну, вот и хорошо. Помой-ка, Яся, горшочек, а то домовой страсть как нерях не любит!

Как только в окнах зарозовела заря, пришла Поветиха. Как всегда – с новостями.

– Слыхали, в деревню к нам новый жилец пришел?

– Это когда же?

– Да вчера, в самую пургу. Видный такой мужчина! Говорит, вдовец.