Возвышение и упадок Банка Медичи. Столетняя история наиболее влиятельной в Европе династии банкиров - Рувер Раймон де

Профессор Ашер первым заметил, что одной из характерных черт средневекового банковского дела можно считать явное предпочтение, отдаваемое устным поручениям о переводе денег перед письменными договорами, которые позже стали называть чеками. В Барселоне правила муниципального банка (taula) запрещали использование банковского чека (polissa) еще в 1567 г., хотя вскоре после того правило слегка ослабили. В Венеции, консервативном деловом центре, данное правило действовало в полную силу еще в XVIII в., и счетоводам переводных банков (Banco del Giro) не позволялось проводить переводы, если приказ не был «продиктован» самим вкладчиком или его законным представителем. В Пизе недавно обнаружены несколько чеков от 1374 г. Еще несколько чеков, относящихся к более позднему времени (1399–1400), сохранились в архиве Датини в Прато. Профессор Федериго Мелис, который внимательно изучил эти документы, справедливо считает, что большинство из них – подлинные банковские чеки, выписанные банкиру его клиентом в интересах третьей стороны. Следовательно, ясно, что к 1400 г. в Тоскане применялись банковские чеки, но по-прежнему непонятно, до какой степени они заменили устные распоряжения о переводе, которые делались банкиру, сидевшему за столом или за прилавком.

Один юридический вопрос нуждается в дополнительном разъяснении. По мнению представителей правовой школы постглоссаторов, письменное или устное распоряжение о платеже переводом в банк считалось окончательным и, если оно принималось кредитором, полностью освобождало должника от обязательств. Однако это правило не касалось распоряжений самого банка, и должник сохранял свои обязательства до тех пор, пока кредитор не был полностью удовлетворен[11].

Возможно, во Флоренции было слишком много банков для того, чтобы допустить организацию работоспособной системы клиринговых расчетов, как в Венеции или в Брюгге. Дабы исправить ситуацию, около 1432 г. некий Андреа ди Франческо Арнольди предложил создать государственный расчетный банк и сделать выплаты в банк обязательными при всех коммерческих операциях. Кроме того, его замысел включал монетизацию государственного долга, что повлекло бы за собой высокую инфляцию. К счастью, проект не был принят.

Во Флоренции банки концентрировались возле Нового рынка (Mercato Nuovo), Старого рынка (Mercato Vecchio), в окрестностях Ор Сан-Микеле, красивой часовни корпорации, и квартала Ольтрарно на левом берегу реки Арно. Судя по всем налоговым декларациям 1427–1480 гг., банк Медичи (Tavola) располагался возле Нового рынка, во дворце Кавальканти на углу нынешней виа Порта-Росса и виа дель Арте Делла Лана, которая раньше называлась sdrucciolo dei Cavalcanti или d’Or San Michele. И банк, и две соседние меняльные лавки на первом этаже дворца Кавальканти принадлежали на треть Лоренцо ди Джованни де Медичи, брату Козимо, который приобрел их в счет части приданого жены, Джиневры ди Джованни Кавальканти. Лоренцо платил за аренду в счет своей трети до 10 флоринов, что соответствовало общей сумме в 30 флоринов в год. Такую аренду можно считать высокой, но в деловом центре Флоренции помещения дешево не сдавались. Банк во дворце Кавальканти упоминается также в решении 1451 г., когда по суду делили общие владения Козимо и его племянника, Пьерфранческо ди Лоренцо. Наверное, стоит отметить, что головное отделение Банка Медичи размещалось в их дворце на виа Ларга, а флорентийское отделение – Tavola – находилось на виа Порта-Росса.

Из-за местоположения Медичи иногда называли «тавольерами с Нового рынка». Так, например, они именуются в бухгалтерской книге Лаццаро ди Джованни ди Фео Браччи (ум. 1425), купца из Ареццо, обосновавшегося во Флоренции. Кстати, 8 ноября 1415 г. он приобрел у Медичи переводный вексель на Барселону, что доказывает, что их банк не ограничивался лишь местными операциями. Банк Козимо и Лоренцо де Медичи также упоминается в личных записях Россо ди Джованни ди Никколо де Медичи, очень дальнего родственника: в 1427 г. он открыл у них текущий счет, на который переводил местные платежи.

Из-за того что Медичи открыли банк в пределах городской черты Флоренции, они, поколение за поколением, вступали в корпорацию менял. Однако по флорентийской традиции членство в одной корпорации не служило препятствием к членству в другой. Для видных негоциантов, которые посвящали свои силы разным сферам деятельности, обычным делом было вступать не в одну корпорацию. Так, Франческо ди Марко Датини (1335–1410) был одновременно членом корпорации шелковщиков, которую называли Arte di Por Santa Maria или Arte della Seta (1387), корпорации менял (1399) и корпорации суконщиков (Arte di Calimala, 1404). То же можно сказать и о Медичи. Джованни ди Биччи, основатель Банка Медичи, вступил в корпорацию менял в 1386 г., пока еще числился на службе у своего дальнего родственника, мессера Вьери ди Камбио де Медичи; в 1403 г. он вступил также и в корпорацию шерстяников (Arte della Lana). Его сын, знаменитый Козимо, «отец отечества», записался как в корпорацию менял, так и в корпорацию шелковщиков (1433), но, очевидно, он не входил ни в корпорацию суконщиков, ни в корпорацию шерстяников[12]. Зато сыновей Козимо приняли в последнюю в 1435 г., когда они были еще подростками 19 и 14 лет. К тому времени они уже состояли в корпорации менял: Пьеро ди Козимо – с 1425 г., а его брат Джованни – с 1426 г. Позже Пьеро вступил в корпорации шелковщиков (1436) и суконщиков (1439). Таким образом, он состоял в четырех корпорациях.

Представители следующего поколения, Лоренцо Великолепный и его брат Джулиано, пошли по стопам предков. 15 января 1459 г. их приняли в корпорацию торговцев тканями, несмотря на то что они были совсем мальчиками 10 и 6 лет. Почти семь лет спустя отец записал их в корпорацию менял (30 декабря 1465 г.). Позже, в 1469 г., только Лоренцо стал членом корпорации шелковщиков. Нет доказательств того, что он находился в списке корпорации шерстяников, но, возможно, записи просто не сохранились.

Как ясно из документов, Медичи не оставались в стороне от цеховой системы. Хотя последняя стремительно распадалась под действием меняющихся условий, она по-прежнему сохраняла регулирующую власть, которая определяла профессиональные стандарты и до известной степени сковывала личную инициативу. Однако неверно было бы преувеличивать роль цеховых организаций в Средние века. Их влияние было не так велико, как часто считают историки. Архивы корпораций сохранились, в то время как деловые записи, которые могли бы придать больше точности всей картине, часто уничтожались.

Флорентийский налог катасто

Ученые часто пренебрегают не имеющим себе равных архивом налоговых документов как источником экономической и социальной истории Флоренции. В основном им пользуются историки искусства, которые ищут данные, связанные со знаменитыми художниками, но до последнего времени этот кладезь информации не был исследован другими учеными, за исключением нескольких специалистов по генеалогии и первопроходцев, таких как Генрих Зивекинг и Альфред Дорен. Еще в XVIII в. путь проложил Джанфранческо Паньини, но по его стопам последовали немногие. Однако архив налоговых документов необычайно богат всевозможными сведениями в области демографии, а также социальных и экономических условий. В архиве можно почерпнуть массу сведений в таких областях, как распределение богатства и дохода, классовая структура общества, распространение рабства, государственный долг, семейная жизнь, городская и сельская недвижимость, аграрные проблемы, организационная структура предприятий и др.

Во Флоренции, как и во всей средневековой Европе, правительство вначале получало почти все поступления из непрямых налогов: акцизных сборов (gabelle) и пошлин. Разумеется, такие сборы обладали серьезным недостатком, поскольку нарушали принцип платежеспособности и более тяжким бременем ложились на плечи не богатых, а бедных. Ввиду того что поступлений от таких непрямых налогов не хватало на покрытие государственных расходов, в течение XIII в. вводился прямой налог, называемый «оценочным» (estimo). Его можно считать своего рода имущественным налогом, основанным на оценочной стоимости недвижимости и личного имущества. Целью подобных оценок было не столько определить истинную стоимость, сколько вычислить цифру, которую можно было бы использовать в качестве индивидуальной нормы для назначения суммы сбора в каждом квартале, административном районе или церковном приходе. Иными словами, такой налог был тем, что французы называют «распределительным налогом» (un implôt de répartition).