Антипиранья - Петр Заспа

— Вы их много видите? — вздохнул Ремус. — Ульрих! — позвал он старпома в открытый люк. — Я сейчас разыщу штаб тридцать второй флотилии и доложу корветтен-капитану Ульриху Хайзе о прибытии, а ты помоги доктору найти их лабораторию. Уверен, тебе хватит и пары часов, но, если что, мы будем тебя ждать до вечера.

Порт Кенигсберга представлял из себя куда более унылое зрелище, чем база Вильгельмсхафен. Несмотря на бомбежки, базу постоянно ремонтировали и боролись за ее боеготовность. Здесь же на все давно махнули рукой: зачем что-то делать, если его тут же вновь разрушат? На двоих гражданских и морского офицера, бредущих между горами битого кирпича, никто не обращал внимания. Редкие люди, попадавшиеся навстречу, поглощенные собственным горем, шли будто зомби.

Территория порта закончилась. Старший помощник, доктор и его ассистент вошли в город, но и здесь ничего не изменилось. У закрытых дверей и заколоченных досками витрин магазинов было безлюдно. Стояли трамваи. Остовы сгоревших автомобилей лежали у обочин, как скелеты доисторических животных. Город жил ужасом ожидания штурма советских войск. На одной из стен Ульрих увидел надпись: «Сражаться так, как русские в Сталинграде!» С больших цветных плакатов, наклеенных на уличные тумбы, на них смотрел красноармеец в буденновке времен Гражданской войны. Зверски оскалив рот, он занес кинжал над молодой немкой, прижимающей к груди ребенка. Они заметили одинокого прохожего, но он тут же заторопился и скрылся в подвале.

Почувствовав витающую в воздухе безысходность, Ульрих спросил:

— Доктор, вы уверены, что успеете что-то изменить? У меня такое чувство, что не сегодня, так завтра город падет.

Доктор Штраубе с унынием оглянулся вокруг, но твердо возразил:

— Комендант крепости генерал Ляш поклялся, что Кенигсберг падет только после Берлина.

Они прошли по безлюдным переулкам и остановились на пересечении двух широких улиц.

— Куда теперь? — остановился Ульрих. — Доктор, вы знаете, в какой стороне света относительно порта находится центр города?

— Взгляните, доктор! — вмешался Вортсман. — Вон то здание мне кажется знакомым. Идемте туда!

— Вы уверены? — Доктор Штраубе с сомнением посмотрел вдоль улицы. — Мне оно ничего не напоминает.

— Так мы пойдем на север. — Ульрих задрал голову и по солнцу определил их положение. — Лаборатория в северной части города?

Ульрих прочитал название улицы — Генерал Литцман-штрассе. Ему это ничего не говорило. Но хуже всего, что название ничего не говорило и доктору. Вскоре здания стали ниже, затем пошли одноэтажные бараки, и показалась окраина города. Но несмотря на это Вортсман продолжал упорно вести их вперед.

— Я убежден, идти нужно туда! — Он упрямо махал рукой перед собой.

— Почему никого нет? — Доктор остановился. — Нужно спросить горожан.

Очень скоро они узнали загадку опустевших улиц. Разрушая крепость, советские войска действовали как по расписанию. В определенное время начинался артиллерийский обстрел, вслед за ним над городом появлялись самолеты. Горожане выучили этот график и торопились вовремя спрятаться в убежищах и подвалах. Первые взрывы раздались где-то далеко за спиной. Затем канонада стала приближаться. Ульрих заметил впереди одноэтажный дом, показавшийся ему еще довольно крепким. За ним тянулись пустырь и поле, перепаханное воронками.

— Бежим туда! — Он потянул за собой доктора и Вортсмана, еле успевающего переставлять ноги.

Ассистенту очень мешал саквояж, но он крепко сжимал его в руках. Они едва успели укрыться за стенами брошенного дома, как небо загудело от рева двигателей самолетов. Первая волна прошла высоко и сбросила бомбы ближе к морю.

Бомбят порт! Ульрих с ужасом вспомнил о лодке.

Затем накатила вторая волна. Теперь самолеты шли низко и сбрасывали бомбы на границе города. Первым же взрывом выбило окно их укрытия, чудом остававшееся целым. Потом взрывы загремели совсем рядом. Из оконных рам полетели щепки, вырываемые осколками. С крыши посыпались кирпичи и черепица. Еще немного, и вся постройка грозила сложиться как карточный домик. Ульрих схватил Вортсмана, распластавшегося на полу, и вышвырнул его во двор. Сзади бежал доктор. Обезумевшим взглядом он искал укрытие и уже готов был прыгнуть в колодец, находившийся во дворе. Теперь еще ассистент, как назло, вывернул ногу. Вортсман упал в лужу, обхватил саквояж и жадно ловил ртом воздух.

— Будьте здесь! — крикнул Ульрих, прикинув, что во дворе их хотя бы не завалит рухнувшая крыша. — Я добегу к другому дому и посмотрю, можно ли там укрыться.

Он проскочил двор, затем пригнулся, добежал до здания, от которого остались одни стены, и уже хотел перемахнуть каменный забор и рухнуть в еще дымящуюся воронку, как вдруг впереди вздыбилась земля. Взрывная волна подхватила его, как ураган осенний лист, и швырнула на красный кирпич руин. В глазах Витта вспыхнуло пламя, затем оно погасло и нахлынула чернота. В горячке Ульрих еще пытался вскочить, но затем, присыпанный каменной пылью и витавшим в воздухе цементом, он затих.

Бомбежка прекратилась так же внезапно, как и началась.

Оглушенный доктор Штраубе поднялся, потрогал Вортсмана за плечо и спросил:

— Йонатан, вы живы?

— Да. — Вортсман вытряхнул из волос землю и сел рядом.

Доктор тоже отряхнулся и, вспомнив об Ульрихе, спросил:

— А где лейтенант?

— Не знаю, господин доктор. Может, убежал?

— Давайте поищем. Возможно, он ранен.

— Самим бы впору убираться отсюда. Идемте лучше поищем кого-нибудь, кто нам действительно поможет.

Вортсман встал, хромая, потащил саквояж к зияющему входу в подвал, заглянул внутрь и выкрикнул:

— Здесь никого нет! Господин доктор, идите сюда, я хочу вам что-то предложить!

Доктор Штраубе взглянул на ассистента, спустился за ним в полутемный подвал и удивленно спросил:

— Что вы задумали? Идемте найдем лейтенанта Витта. Нам надо торопиться.

— Зачем?

— Что? — Доктор растерянно улыбнулся. — Что вы сказали?

— Послушайте теперь меня, уважаемый господин доктор. Я достаточно долго внимал вам, теперь моя очередь учить вас жизни. — Вортсман обошел доктора и встал, загородив проход. — Вы гений, но в житейских вопросах — ребенок. Война проиграна. И ничего не изменит ваш разнополярный генератор. Чтобы получить какой-то результат, нужны еще годы работы, сотни экспериментов.

— Йонатан, о чем вы говорите? Шанс есть, мы можем попытаться!

— Не вижу смысла.

— Понимаю. Вы не любите Германию?

— Я ее ненавижу, но дело сейчас не в этом. Забудьте о Германии — ее уже нет. Я вам предлагаю сделать так, как уже поступили многие наши ученые. Конечно, американцы или англичане были бы лучшим вариантом, но выбор у нас невелик. Я точно знаю, что вон там, за тем лесом, уже русские. Ваш гениальный ум оценят даже они. Вы спасете себя и меня тоже. Здесь мы погибнем при очередном обстреле или будем погребены в катакомбах при штурме, если даже найдем «Рай». Решайтесь, доктор. Другого шанса у нас не будет.

— Нет, Йонатан! Это вы ничего не понимаете. Мы запустим генератор! Мы изменим историю! Мы спасем Германию!

— Жаль, что мы не договорились. Вы даже глупее, чем я думал.

Вортсман запустил ладонь в карман плаща и достал маленький «браунинг».

— Откуда это у вас? — Доктор протянул руку. — Отдайте его мне! А еще лучше выбросьте!

— Не сейчас. Простите, доктор, ничего личного. Это всего лишь весы мироздания. Вам зло, а мне благо. С вами было бы, конечно, надежней. Но мне хватит и этого саквояжа. Думаю, я сумею разобраться.

Два сухих выстрела щелкнули и затихли в стенах подвала. Вортсман вышел и, обхватив саквояж двумя руками, побрел в сторону леса.

Оглядываясь и пригибаясь, поле перебежали два солдата в выцветших телогрейках и с красными звездочками на шапках. Мартовская грязь чавкала под сапогами, хлюпающий звук разносился на сотни метров. Вечер притих, тишина замерла, не нарушаемая даже птицами, давно покинувшими это гиблое место.

Один из солдат был постарше, с обвислыми, на манер запорожцев, усами, в шапке, лихо заломленной на затылок. У второго, совсем молодого, розовощекого, только пробивался на щеках первый пушок.

— Тимоха, проверь этот дом. — Старший указал на стену, обвалившуюся в пяти шагах от них, и пропустил молодого вперед.

Тимоха, выставив вперед ППШ, заглянул в окно, затем перепрыгнул через подоконник и позвал:

— Никого, Гаврила Иваныч!

— Тише ты!

Гаврила Иваныч оглянулся и прислушался. Тишина — это хорошо. Если рядом есть кто живой, то любой его шаг далеко слышно. Но зато и их могут также услышать.

— Смотри под ноги, — шепнул он Тимохе. — Уже темнеет. Ты фонарем подсвечивай. Золото далеко блестит, а серебро не такое яркое, можно не увидеть.