Леди и война. Пепел моего сердца - Карина Демина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Остановить детей в их затянувшейся игре над пропастью во ржи?
Но детей больше. Они сильнее. И считают, что правы.
— А что будет с тобой?
Не спрашиваю, как вышло, что он не защитил Меррон. Сержант и сам задаст себе этот вопрос. Возможно, найдется с ответом.
Он попытается ее найти, но…
— Не знаю. Вряд ли что-то хорошее, но на мире это не отразится.
Глава 3
ПЕРЕГОВОРЫ
Никогда не делайте зла назло! Гадости должны идти от души.
Девиз доброго человекаМеррон заснула. Она не собиралась спать, потому как спящий человек, во-первых, беззащитен, во-вторых, не способен придумать план побега, а в-третьих, из чувства протеста, но все-таки уснула.
На полу.
Пол был холодным, а сон недолгим и муторным. Меррон опять от кого-то пряталась, понимая, что прятаться бессмысленно, бежать тоже. Но когда заскрипела дверь, Меррон вскочила, намереваясь именно бежать… только нога затекла. И плечо. И вообще, как побежишь, когда на твоем пути сразу двое, в железе и при оружии.
— Не шали, — предупредил тот, который повыше. — Хуже будет.
Куда уж хуже?
Хотя… пожалуй, Меррон пока воздержится выяснять, пусть думают, что она испугалась. И вообще надо вести себя так, как положено вести женщине, попавшей в непростую ситуацию.
В обморок?
Или просто заплакать?
— П-пожалуйста, не трогайте меня! — Она заслонила лицо руками, сквозь пальцы разглядывая визитеров. — Умоляю!
Получилось не слишком жалобно, и Меррон громко всхлипнула. А слезы вот отказывались появляться…
— Да кому ты нужна, — буркнул второй, этот был без шлема, и факел отражался в глянцевой его лысине. — Шевели копытами, коза.
Коза… хоть бы кобылой обозвали, всяко благородное животное. А коза — мелкая и бодучая тварь с вредным характером. Нет, козой Меррон себя не ощущала. Она ссутулилась — благо имелся опыт — и, обхватив себя руками, шагнула к порогу. Дрожь изображать не пришлось. От холода Меррон трясло так, что зуб на зуб не попадал.
— К-куда идти?
Узкий коридор. Темный. И нет креплений для факелов. Следовательно, стражи постоянной тоже нет. Кому понравится сидеть в темноте? Да и дверь надежна… на дверь Меррон оглянулась. С виду толстая, такую ногтями не процарапаешь. И замок внушительного вида… и вторая, которой заканчивался коридор, выглядит столь же серьезно. Значит, отсюда сбежать не выйдет.
Откуда тогда выйдет?
Дверь открыли, Меррон втолкнули, и от грубого прикосновения она сжалась. Влетела в комнату. Упала, благо ковер был мягким. И наверняка выглядела достаточно жалко безо всяких на то усилий.
— Вставай, предательница.
Малкольм не подал руки.
Ну и хрен с ним, Меррон сама не приняла бы. Она поднялась, расправила юбки — дрожь не унималась, и, пожалуй, это было хорошо. Пусть думает, что Меррон боится.
А она и боится. Она ведь не дура и понимает, что вряд ли ее отпустят живой.
— Всего пару часов в камере, и какие перемены… ты выглядишь жалко.
Кто бы говорил! Вырядился в доспех… рыцарь. А сапоги с каблуками. И на шлеме шишечка, чтобы выше казаться. И поза эта картинная.
— Я не понимаю. — Меррон опустила взгляд, уставившись на собственные туфли, к слову, крепкие весьма, из хорошей козлиной кожи. Ну не в шелковых же башмачках ей в мертвецкую бегать. — За что…
— За предательство! Мои сестры томятся в темнице!
Значит, угадала. Сержант, скотина этакая… только вряд ли поверят.
— И братья по духу. Где они?! Из-за тебя…
— Я… я ничего никому не говорила!
Меррон ненавидела оправдываться. Чувствовала себя полным ничтожеством. И лгуньей. Даже когда говорила чистую правду, вот как сейчас.
— Неужели? — Сколько сомнения в голосе. — Но ты здесь. А они там…
И не факт, что «там» много хуже, чем «здесь».
— Ты тоже здесь. — Меррон сказала и прикусила язык. Вот не следует злить Малкольма… и пощечина, которую он отвесил, стала лучшим тому подтверждением.
А ведь когда-то он Меррон нравился.
Говорил красиво, о свободе и еще справедливости. Вот, значит, какова справедливость на вкус.
— Садись! — Малкольм вцепился в плечо и толкнул.
К столу. Обыкновенному такому столу у окна.
Закрытого.
Стеклянного.
Стекло бьется, и если вскочить на стол, то… нет, пожалуй, от самоубийства Меррон пока воздержится. Она слишком зла на всех, чтобы умереть. Да и не ясно пока, что Малкольму надо.
Облизав лопнувшую губу — теперь долго кровить станет, — Меррон села. Огляделась.
Комната. Небольшая, незнакомая. Окно одно, то самое, перед которым стол стоит. Стену слева занимают полки с запыленными книгами. Стена справа пустая. Мебели почти нет. Оружия в принципе нет. Если только стулом по шлему… стул внушительный.
Но сумеет ли Меррон попасть? И что сделает Малкольм, если она промахнется? Сейчас он внимательно следит за каждым ее жестом, значит, обмануть не выйдет.
— Товарищеский суд приговорил тебя к смерти.
…В этом Меррон не сомневалась. Кто из товарищей Малкольма ослушается?
— Однако тебе представится возможность искупить свою вину.
— К-как?
Нельзя смотреть Малкольму в глаза, он поймет, что Меррон недостаточно напугана, чтобы остатки разума растерять. А куда смотреть?
На лист. Белый лист, закрепленный на подставке. Чернильница есть. Перья… а ножа для бумаг нет. Песок. В глаза? И стулом по голове?
Малкольм, словно заподозрив неладное, отошел к двери. А за ней двое охранников, которые на шум явятся. С тремя Меррон не сладить. И значит, голову ниже, вид несчастней, и думать, думать…
— Пиши.
— Что?
— Письмо.
Ну Меррон поняла, что не записку любовную.
— Кому и какое?
— Мужу своему. Правдивое.
Знать бы, что сейчас считается правдой.
— Что ты совершила ошибку…
…связавшись с Малкольмом…
— …и очень в ней раскаиваешься.
…причем совершенно искренне и до глубины души!
— …умоляешь его проявить благоразумие и отпустить невинных людей, тобой оклеветанных. А также признать полномочия Совета и подчиниться ему.
Совет? При чем здесь Совет? Малкольм утверждал, что Совет — сборище глупцов, скопцов и скупцов. Некогда это казалось забавной шуткой. И не смешно было, что эти люди правят страной, соблюдая лишь собственные интересы. А теперь получается, что от Сержанта требуют подчинения?
Значит, он пошел против Совета и…
…и опять выходит, что дело не в Меррон, а в нем.
— Не буду. — Меррон закрыла глаза, ожидая удара.
Не последовало. Напротив, Малкольм почти нежно коснулся волос.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});