Операция «Вирус» (сборник) - Ярослав Веров

– Хальт! – проорал другой конвоир и в следующее мгновение тоже согнулся пополам: от выпущенной заключенным очереди.

Ряды конвоируемых смешались. Надо было пользоваться суматохой, пока остальные охранники не опомнились и не положили мечущихся хефтлингов мордами в дорожную грязь. Саул наклонился и быстро обыскал стонущего Ганса. Запасные обоймы. Нож. Паек. Фляга. Солдат что-то цедил сквозь зубы, но сопротивляться не смел.

– Зденек, Ванька, Шимун, Жан! – выкрикнул Саул. – За мной!

Он первым кинулся в придорожный лес, зная, что остальные последуют за ним. Ветки хлестали по лицу, обрушивая ливень росы. Это было счастьем. Впереди – свобода. Настоящая борьба, а не осторожное, с непрестанной оглядкой, сопротивление лагерному режиму. Корни подворачивались под ноги. Саул ушиб большой палец, выглядывающий из дырявого говнодава. Но эта боль тоже казалась счастьем. Крики и редкие выстрелы, доносившиеся со стороны шоссе, стихли. И теперь окрестные леса наводнены беглыми заключенными. Хотя большинство осталось, а те, кто рискнул, вскоре будут пойманы. Или – убиты. Выдохшись, Саул остановился, прислонился к березовому стволу, перевести дух и дождаться своих. Через несколько минут они появились. С разных сторон. Трое.

– Где Зденек?! – спросил Саул. – Отстал?

Француз Жан покачал головой.

– Убили. Краузе притворился дохлым, а когда Зденек наклонился – обыскать, бош полоснул его по горлу…

Жан показал эсэсовский кортик, которым штурмфюрер Генрих Краузе весьма гордился.

– Ясно, – проговорил Саул. – Ладно, уходим к перевалу. Там переночуем. Утром попытаемся пробраться к партизанам…

Но до перевала они не дошли. Через десяток километров беглецы вновь вышли на то же самое шоссе, широкой дугой огибающее лесной массив. И сразу услышали треск моторов. На этом участке шоссе хорошо просматривалось. Впереди и сзади блестящего черным лаком «Опель-Капитана» катило два мотоциклета с охраной. Конечно, следовало бы переждать, пока фрицы отъедут подальше, а потом пересечь шоссе. Но вражеской крови, пролитой несколько часов назад, оказалось слишком мало, чтобы утолить многодневную жажду мести. Саул не успел остановить Жана, и тот выскочил прямо на дорогу, в упор расстреливая солдат на переднем мотоцикле. Немедленно ударил пулемет со второго мотоцикла. Жана отбросило к обочине.

Теперь уже нельзя было не принять бой. Саул и Ванька, молодой солдат, попавший, как и Репнин, в плен подо Ржевом, прикончили фрицев на втором мотоцикле. Пожилой чех, пан Шимун, метнул гранату под колеса «опеля». Грохнуло. Автомобиль пошел юзом и опрокинулся набок. Воодушевленный успехом, пан Шимун бросился к нему и был сражен выстрелом из пистолета. Крикнув Ваньке «Ложись!», Саул залег сам, перекатился, укрылся за телом убитого чеха. Немец в опрокинутом «Опеле» стрелял великолепно. Нельзя было поднять головы. Саул принялся считать выстрелы, но бросил это занятие, сообразив, что у гада есть запасные обоймы. Крыша автомобиля защищала немца от автоматных пуль. Оставалось только подобраться поближе и прикончить фашиста через лобовое стекло. «Дядя Савел, я щас!» – крикнул Ванька и бодро, по-пластунски, пополз к «Опелю». Выматерившись, Саул отстегнул опустевшую обойму, потянул из-за пояса полную. И в это мгновение выстрелы стихли.

Не веря своим ушам, Саул поднял голову. Действительно – тихо! Со своей позиции он не мог разглядеть, что творится у самой машины. Саул кинулся к «Опелю». Ноги Ваньки торчали из машины и были неподвижны. Немец тоже не подавал признаков жизни. Саул присел на корточки и подергал земляка за деревянный башмак: «Эй, ты чего?!» Никакой реакции. Тогда Саул вытащил Ваньку за ноги. Арестантская роба на его спине была продырявлена в нескольких местах. Кровь едва сочилась из дыр. Саул просунул ствол «шмайссера» в разбитое лобовое стекло и дал короткую очередь. После чего заглянул внутрь. Его выстрел был лишним. Рядовой пехотного взвода Иван Соболенок задушил немца раньше, чем успел умереть. Рядом с фашистом лежал туго набитый портфель. Саул выволок его, отстегнул клапан, заглянул внутрь. Бумаги. Серые картонные папки с ненавистным орлом. Саул закрыл портфель и услышал шум приближающихся машин. Больших трехосных грузовиков. Пора было уходить…

7 июня 78-го года

Саракш. Полярная база

Скрып-скрып, скрып-скрып – монотонно поскрипывал снег под лыжами. Хорошая лыжня у местных «полярников», накатанная. Сразу видно, что начальник базы заботится о том, чтобы подчиненные поддерживали себя в надлежащей спортивной форме. И воздух тут ничего – не душное радиоактивное, кислометаллическое марево, что в джунглях за Голубой Змеей, и не теплый смрад переполненной людьми Столицы. И тем более не миазмы Гнилого моря. Чистый воздух. И холодный. Даже через маску – холодный.

Вскарабкавшись на гребень, я остановился. С помощью подмышки высвободил руку из внушительной рукавицы и убавил подогрев моих шкур. Восстановил дыхание. Отсюда, сверху, база напоминает распахнутую шкатулку с россыпью драгоценностей. Сияют круглые окна приземистых зданий, отсвечивает матовая броня яйцеобразных ботов, рядами стоящих на площади перед главным корпусом. На одном из них, кстати, и прибыл сюда Абалкин. Синеют наметенные вчерашней метелью сугробы. В отдалении различимы угрюмые конусы «призраков». Я не вижу, но знаю, что по их словно покрытой длинной шерстью «шкуре» идет медленная, тягучая пульсация – от вершины к основанию…

А над головой – звезды. Звезды на Саракше – это да. Это как лед на Солнце или нерекондиционированный прогрессор – на Земле. Атмосфера здесь менее плотная, рефракция почти нулевая – благодать. Удачно прибыл – аккурат в первый день Зимнего антициклона. Над головой, в зените, естественно, – Треугольник, созвездие, которое могло бы указывать путнику направление. Если бы здесь встречались путники.

Массаракш, сколько сил было когда-то затрачено у нас на Земле, чтобы достигнуть полюсов, водрузить флаг и сказать: я сделал это, значит, я победил. Какие жертвы, какие славные в своей бессмысленности смерти! Амундсен. Нансен. Кук. Обитатели Саракша, сколько мне известно, никогда сюда особенно не рвались. Космогония, чтоб ее. Мир, молодой человек, поучал дядюшка Каан, не просто пузырек, а эллипсоид. Вы там, в горах, знаете, что такое эллипсоид? Прекрасно. Так вот, участки поверхности напротив больших полуосей, будучи более удалены от Мирового Света, получают, соответственно, меньше тепла. Что? Сезонные колебания температуры в умеренных широтах? Мировой Свет, юноша, не стоит на месте, он медленно дрейфует, словно маятник от одной точки эксцентриситета к другой…

До сих пор удивляюсь, как я не сошел тогда с ума. Наверное, я и вправду достаточно бесчувственная личность. И самое место мне в нашем родном КОМКОНе-2, и именно под началом Рудольфа Сикорски, еще более бесчувственного и мерзкого рыцаря плаща и кинжала.

Я снова встал на лыжню и плавно заскользил вниз: трасса аккуратно огибала торосы и скопления ледяного крошева. Сугробы на базе еще не убраны, а лыжню – вот, пожалуйте, накатали…

И все же при такой фатасмагорической космогонии они ухитрялись прицельно метать ядерные фугасы. С высокой точностью. Как любил шутить покойный, увы, принц-герцог, синус у военных всегда был больше единицы, а во время Бойни и до пяти зашкаливал. Стоп, сказал я себе. А ведь ты начал «вживаться» в Саракш. Вживаться – словечко сугубо прогрессорское, точно обозначить смысл его нелегко, но начинается «вживание» всегда с таких вот ненавязчивых мыслей. А значит, некий Максим Каммерер, инспектор-дознаватель по делу о гибели Курта Лоффенфельда, нечувствительно для самого себя пришел к выводу, что недельной командировкой на Саракш он у Экселенца не отделается.

Небо расколола лиловая вспышка, лиловый сменился синим, синий – розовым, и пошло-поехало. Яростные сполохи отражались от всего этого снежно-ледяного великолепия так, что в глазах рябило. Невзирая на защитные очки. Положительно, Саракш приветствует меня как старого, но не слишком чаемого знакомого, фальшиво улыбаясь, неестественно подмигивая и вообще всячески изображая радость. А между тем ясности у инспектора-дознавателя КОМКОНа после работы с персоналом базы не прибавилось. Зато прибавилось головной боли.

Инспектор-дознаватель Максим Каммерер вошел в кабинет начальника Полярной базы, держа на лице хмуро-сосредоточенное выражение большой комконовской шишки. Чтобы ясно было сразу, что инспектор сей – чиновник крутой, дознание намерен провести строгое и спуску, если что, никому не даст. Так. Обстановка в кабинете самая что ни на есть аскетичная. Голые стены, по всему периметру выстроены кресла, надо думать – для совещаний. Подковообразный стол, оснащенный всяко-разными пультами и мониторами. Видеофон. В углу – сейф, на сейфе – кристаллотека. В другом углу – кадка, из кадки торчит уродец, листьями напоминающий пальму, а стволом – баобаб с зеленоватой корой. От уродца исходит едва различимый горько-пыльный аромат. Какой-то мутант из-за Голубой Змеи, не иначе.