Крушение мировой революции. Брестский мир - Юрий Фельштинский

Действительно, «секретными дипломатическими документами» были полны в те дни и «Известия Совета рабочих и солдатских депутатов», и «Правда», и горьковская «Новая жизнь», и даже эсеровская газета «Дело народа»[50]. Наконец, «секретные документы» с недельным интервалом появились в виде серии из семи брошюр: «Сборник документов из архива бывшего министерства иностранных дел»[51]. Практическую работу по их изданию осуществляла группа сотрудников НКИД под руководством матроса Н. Г. Маркина[52] и под общим надзором Троцкого.

Впрочем, еще 8(21) ноября Троцкий признался, что не следует ожидать от публикации многого: «Это не договоры, написанные на пергаменте, дело идет по существу о дипломатической переписке, о шифрованных телеграммах, которыми обменивались правительства»[53]. Было очевидно, что в печать давались первые попавшиеся в МИДе документы[54]. К публикации подготовлены они были удивительно неграмотно, с многочисленными ошибками[55], без всякой системы и хронологии, без комментариев[56]. Из Болгарии читатель переносился в Сиам, оттуда в Японию, из Японии — в Испанию, затем снова в Болгарию. За документом 1892 года шел документ 1907-го, никак с ним не связанный, затем — 1915-го, потом — 1906-го. Сами публикаторы, конечно же, абсолютно не понимали, что, собственно, они издают. Вместе с официальными документами и договорами, на одинаковых с ними правах, печатались частные письма чиновников МИДа, найденные в столах и шкафах министерства.

Понятия о том, какие документы секретные, а какие давно опубликованы, организаторы издания также не имели. Во втором сборнике был помещен сербско-болгарский договор 1904 года, послуживший первым шагом к образованию балканской федерации. Договор этот был опубликован в 1905 году, широко обсуждался и был тогда же единогласно, в том числе и голосами социал-демократов, принят в болгарском народном собрании[57]. Опубликованный там же русско-болгарский договор о военном союзе, заключенный 29 февраля 1912 года, несомненно «империалистический», подтолкнувший на войну с Турцией, не представлял тайны уже потому, что 6 ноября 1914 года был обнародован вместе с «секретными» к нему приложениями кадетской «Речью»[58]. «Русско-английская конвенция 1907 г.», касавшаяся Персии, Афганистана и Тибета (док. № 55) тоже не была секретной. Она была обнародована, со всеми приложениями, в Англии через несколько дней, а в России через несколько недель после ее подписания 18 (31) августа 1907 года и послужила предметом детального обсуждения в прессе[59].

Седьмой выпуск, опубликованный в феврале 1918 года, перед самым заключением Брест-Литовского мирного договора, стал последним. Он заканчивался набранным крупными буквами, на всю страницу, лозунгом: «Да здравствует международная конференция действительных представителей революционного пролетариата во главе с Карлом Либкнехтом, Джоном Маклином, Фридрихом Адлером, Лениным, Троцким и другими стойкими вождями рабочего класса»[60]. Предреволюционное обещание немцам о публикации секретных договоров советское правительство в целом выполнило и теперь указало, что «выпуск следующих номеров Сборника секретных документов по техническим затруднениям редакция поставлена в необходимость временно прекратить»[61].

В ноябре 1917 года интересы Ленина и Германии совпадали и в вопросе о разложении русской армии. Немцам нужно было ликвидировать Восточный фронт. Большевикам — демобилизовать русскую армию, в целом настроенную враждебно в отношении переворота и советского правительства. С этой целью в ноябре были начаты предварительные советско-германские переговоры о заключении перемирия. В ночь с 7(20) на 8(21) ноября советское правительство потребовало от главнокомандующего русской армией Духонина «сделать формальное предложение перемирия всем воюющим странам»[62]. 9(22) ноября Н. Н. Духонин ответил, что только правительство, поддерживаемое «армией и страной, может иметь достаточный вес и значение для противников, чтобы придать этим переговорам нужную авторитетность для достижения результатов»[63], и указание СНК выполнить отказался.

В тот же день Совнарком объявил Духонина смещенным со своего поста. Главнокомандующим вместо него был назначен большевик прапорщик Крыленко[64]. В день снятия Духонина Ленин обратился по радио к полкам, стоящим на позициях, с предложением прекратить военные действия и выбирать «тотчас уполномоченных для формального вступления в переговоры о перемирии с неприятелем»[65]. Братания стали теперь регулярным явлением[66]. К 16 (29) ноября в общей сложности 20 русских дивизий заключили в письменной форме перемирия с германскими войсками, а из 125 русских дивизий, находившихся на фронте, большая часть придерживалась соглашений о прекращении огня[67].

Впрочем, если русская сторона воспринимала братания как явление спонтанное, войска Центральных держав относились к ним как к приему для разложения русской армии. Очень скоро русские стали замечать (и жаловались), что на братания «ходят к ним одни и те же лица»[68]. Со стороны германских и австро-венгерских войск переговоры о перемирии и братания вели специальные «пропагандные отделы» и особые парламентеры. 6(19) декабря командующий 30-й дивизией о проделанной работе писал в своем приказе следующее:

«Смена дивизии дает мне повод вспомнить о больших услугах, оказанных начальниками пропагандных отделов. Почти целый месяц, многие еще дольше, работали в этом деле и своей неустрашимостью и ловкостью оказали отечеству неоценимую услугу. Находясь постоянно на открытом поле против неприятельского огня и коварства, они все время с железной энергией и последовательностью пытались сближаться с русскими. Успех явился. Они [...] ловко использовали работу русской революции, вносили в русские войска нашу пропаганду. Что этим наши пропагандные отделы совершили, в — настоящее время понять еще нельзя. Бесспорно, им принадлежит львиная доля в разложении русской дисциплины»[69].

Методы пропагандных отделов были различны. В районе сосредоточения русских войск, противостоящих 30-й дивизии, с 11 декабря 1917 г. по н. ст. рассылалось на русском языке письмо с призывом отправляться по домам[70]. В расположении русских войск, противостоящих 7-й австро-венгерской армии, пропагандные отделы раздавали русским, с которыми шли брататься, «планы Восточного фронта с обозначением районов отдельных армий», уже заключивших перемирие[71], поскольку, по мнению командования Центральных держав, перемирие на одном участке непременно должно было вызвать цепную реакцию и «с быстротой молнии» распространиться «на большие участки фронта»[72]. В то же время спонтанные братания с неприятелем в германской и австро-венгерской армиях были строго воспрещены[73] и сурово карались[74].

Благодаря ли пропаганде Центральных держав, или разрушительному влиянию революции, русская армия слабела с каждым часом. По сведениям австро-венгерского командования на 5(18) ноября, на русском фронте чувствовалось «сильное стремление к скорому миру и возврату к спокойной жизни», причем солдатами на фронте «от социалистического правительства» ожидалось «исполнение всех желаний»[75]. За исключением незначительных случаев, на фронте уже не велись военные действия. Участились мнения, что условия мира в конце концов совершенно не важны. Нередки были случаи, когда солдаты указывали, что они не будут воевать, даже если переговоры не закончатся миром. Росло недовольство союзниками[76].

После предварительной работы по разложению русской армии, проделанной революцией и германской пропагандой, 14 (27) ноября германское Верховное командование дало согласие на ведение официальных переговоров о мире с представителями советского власти. Начало переговоров было назначено на 19 ноября (2 декабря). Со своей стороны в заявлении от 15 (28) ноября советское правительство указало, что в случае отказа Франции, Великобритании, Италии, США, Бельгии, Сербии, Румынии, Японии и Китая присоединиться к большевикам, Россия и страны Четверного блока начнут сепаратные переговоры[77].

Именно такой декларации ждало германское правительство[78]. На следующий день, 16(29) ноября, выступавший в рейхстаге канцлер Г. Гертлинг подтвердил, что «готов вступить в переговоры, как только русское правительство направит специальных представителей»[79]. 17(30) ноября на указанных условиях к переговорам согласилась присоединиться Австро-Венгрия[80].