Сорвиголова: Человек без страха - Пол Крилли

Тук. Расстояние между ступеньками нормальное.

Мэтт добирается до самого низа.

– Ну как, гордишься собой? – спрашивает Стик. – Тебе эта трость ни на кой не сдалась. Точнее… ходить тебе она точно не поможет, а вот использовать ее как оружие вполне можно.

Мэтт молчит. Он уже уяснил, что Стик говорит загадками лишь для того, чтобы спровоцировать Мэтта на вопросы. Нет уж, такой радости Мэтт ему не доставит.

– Что, дома не сидится?

– Любопытство заело.

– Не сомневаюсь. Раз уж ты здесь, будь добр слушать меня. Если хочешь быстро прийти в форму, придется хорошенько потрудиться и соблюдать определенные правила.

Мэтт не задает вопросов, и Стик, похоже, разочарован. Мэтт не дает ему возможности позлорадствовать.

– Будешь тренироваться здесь все свободное время. Не знаю, выйдет ли из этого толк – уж слишком ты недисциплинирован, самовлюблен и эмоционален, а именно эти три качества я больше всего не люблю в людях. Но в твоем случае я готов рискнуть.

– Почему? – не выдерживает Мэтт. – Чем я это заслужил?

– У меня нет выбора. Мне понадобится любая помощь.

Спустя недели Стик по-прежнему утаивает от Мэтта, зачем тот ему понадобился. В конце концов Мэтт перестает спрашивать. Для него это больше не имеет значения. Может, это и глупо, но это правда. Все его мысли теперь занимают лишь тренировки в подвале.

– Нет! – кричит Стик. – Ты уже говорил, что можешь чувствовать ветер. Теперь учись чувствовать воздух.

– Как можно почувствовать воздух?

Мэтт вспотел. Он разозлен – вот уже пятый раз подряд он врезался в тренировочный манекен.

– Пацан, воздух окружает тебя повсюду, иначе как ты дышишь?

– Он же не движется!

– Ему и не надо двигаться. Остановись и успокойся.

Мэтт следует совету и делает несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Впускает чувства в свой мозговой «кабинет» – не все, а только те, что нужны, чтобы почувствовать нечто… большее.

В окружающем его мраке происходит какое-то движение, какая-то пульсация. Местами тьма становится тяжелее, обретая подобие формы, а местами – легче. На сетчатке глаз вырисовываются неровные угольно-серые силуэты.

– Постой, – тихо говорит Стик. – Сосредоточься на воздухе. Почувствуй, как он соприкасается со всеми предметами в зале.

Дыхание Мэтта замедляется. Серые и черные фигуры переплетаются. Он чувствует едва заметное движение вокруг них, будто волны горячего воздуха над асфальтом. Он концентрируется на этих невидимых волнах, и серые и черные силуэты становятся лучше различимы, складываются в линии и формы.

И снова искажаются. Мэтт готов выйти из себя. Ничего не получается.

В этот момент фигуры обретают более четкие очертания. Контуры и выступы. Холмы и впадины. Будто он смотрит вниз с горной вершины.

Картинка опять меняется, на ней появляется круг. Озеро посреди ландшафта?

Нет.

Восприятие Мэтта улучшается. Он будто видит оптическую иллюзию, как на тех картинках, по которым трудно определить, кто на них изображен – девушка или старуха. Воображаемые горы и долины меняют очертания, и Мэтт понимает, что видит лицо Стика. А круг – это его рот.

– Ну что, понял? – говорит Стик. – Воздух окружает тебя постоянно, надо только научиться его видеть.

Восхищенный Мэтт крутит головой по сторонам, и резкое движение разрушает картинку. Она разлетается на тысячи осколков, когда он теряет концентрацию. Мэтта вновь окутывает тьма.

– Тренируйся, – говорит Стик, – и все получится.

Проходят месяцы. Подвал становится для Мэтта вторым домом, его убежищем.

Обителью надежды.

Он прислушивается. Чувствует воздух, сопоставляет звуки с уже известным ему набором.

Натяжение тетивы.

Скрип изгибающегося дерева.

– У вас лук, – говорит Мэтт. – Зачем двум слепым лук?

– Вот зачем.

Мэтт слышит, как натягивается тетива. Следует свист и гулкий удар. Мэтт выжидает.

– Ну? – подгоняет его Стик.

– Что «ну»? Вы выстрелили из лука. В потолок, не иначе.

– Не смешно. Ты прекрасно знаешь, куда попала стрела.

Мэтт идет к стене и ощупывает зону, куда, по его мнению, попала стрела. Он находит там мишень с небольшим углублением в самом центре. Стрела торчит оттуда. Он вынимает ее и трогает наконечник. Тот теплый, а значит, Стик не воткнул ее туда заранее. Не то чтобы Мэтт имел основания заподозрить Стика в обмане, но проверить на всякий случай стоило.

– Твоя очередь, – говорит Стик.

Мэтт принимает от него лук и стрелу. Лук легче, чем он ожидал, но управляться с ним труднее, чем Мэтт мог бы подумать. Он натягивает тетиву и чувствует, как дрожат мышцы.

– Еще тяни. – Стик похлопывает его по плечу.

Мэтт пытается натянуть тетиву сильнее, что очень не нравится его плечу.

– Держи и не отпускай.

– Зачем? – шипит Мэтт сквозь сжатые зубы.

– Сперва ты должен научиться контролировать лук. Чем бы ты ни занимался, контроль превыше всего. Запомни это, пацан.

Мэтт держится. Его мышцы гудят, на лбу выступает испарина.

– Сколько еще?

Ответа нет.

Он раздается спустя минуту.

– Хватит.

Мэтт с облегчением отпускает тетиву, и та задевает предплечье, сдирая кожу. Стрела рикошетом от стены улетает в окно.

– Плохо. Давай еще раз.

– У меня кровь идет!

– Ну и что? Давай.

Борясь с болью, Мэтт берет новую стрелу и повторяет те же действия, дожидаясь команды Стика. В этот раз стрела вонзается в стену, но слишком далеко от цели.

– Не годится. Заново!

Испытание повторяется снова и снова, и Мэтт уже еле поднимает руки. Его мышцы будто раскисли. Он весь взмок, и соленый пот обжигает раненое предплечье.

Он раз за разом промахивается, и с каждой попыткой все сильнее и сильнее.

– Не надо бороться, – говорит Стик.

– С кем?

Капли пота стекают на глаза, и Мэтт моргает.

– С луком и стрелой. Ты пытаешься управлять ими.

– А что мне еще делать?

– Ты должен стать с ними единым целым.

Мэтт отпускает тетиву и опускает лук.

– Не понимаю…

Он слышит свист и отшатывается, но недостаточно расторопно. Палка бьет его по плечу.

– Я что, дал команду остановиться?

– Но…

– Дал или нет?

Вздохнув, Мэтт снова поднимает лук и натягивает тетиву.

– Всегда найдется кто-нибудь, кто будет быстрее и точнее тебя. Стрела должна стать продолжением тебя. Ты должен быть един со своими кулаками, ногами, мечом, нунчаками, чем угодно. Не сможешь – умрешь.

Умру? Что он несет?

– Вы что, хотите сделать из меня какого-то супербандита?

Стик похлопывает его по плечу.

– Нет, пацан.

– Это радует.

– Если бы мне понадобился супербандит, я бы выбрал кого-нибудь поумнее. Хватит болтать, стреляй.

Мэтт натягивает тетиву до упора, делает несколько глубоких вдохов и возвращается в свой «кабинет». На этот раз он отгораживается от всего, оставляя лишь себя, лук и мишень. На этих вещах он полностью концентрируется, выравнивая дыхание, пока остальные предметы не перестают для него существовать. Мэтт ощущает, как напряжение передается от его бицепсов вниз к ноющим запястьям и далее к дрожащим пальцам. Он чувствует стрелу от оперения до наконечника, сливается с ней, пока та не становится частью его тела. Затем он перемещает сознание к мишени, притягивает ее к себе, ощупывая невидимую линию полета стрелы к цели.

И спускает тетиву.

Тук.

– Получилось! – Мэтт опускает лук, забыв о жгучей боли в плече и шее. – Я попал! В яблочко?

– Нет.

Мэтт разочарованно опускает голову. Он рассчитывал, что его усилия не пройдут даром и он попадет точно в центр.

– Ты попал в мишень, что уже неплохо. Давай еще раз.

– Но…

– Никаких «но»!

Времена года сменяют друг друга. Все это время Мэтт находится в тумане изнеможения и эйфории. Он чувствует себя волшебником. Его чувства – его сила; сила, способная сделать его другим. Сделать его лучше. Особенно хорошо он чувствует себя по ночам, когда просыпается задолго до рассвета и сбегает из дома по пожарной лестнице к Стику.

Они путешествуют по городу, перебираясь с крыши на крышу, вдали от мирской суеты. Тьма прячет их от посторонних глаз. Высота не имеет значения, а пропасти между зданиями – всего лишь новый вызов. Этими ночами для Мэтта важен лишь ветер, бьющий в лицо и создающий серые, складывающиеся в объемные фигуры, силуэты.

Это настоящая жизнь.

Глава 5

Восемь лет назад

Ларкс считает, что большинство людей вполне устраивает просто плыть по течению. Каждый день он видит вокруг их лица, проникнутые грустью и безнадегой. Они никто. Они впустую тратят дарованную им Господом жизнь. Не смотрят по сторонам. Не живут по-настоящему. Они просто считают дни, не замечая окружающего их мира. Каждый день у них проходит по одному и тому же плану: проснуться, пойти на постылую работу, вернуться домой. Принять таблетки, чтобы заглушить боль. И так день ото дня, с небольшими вариациями в зависимости от индивидуальных особенностей. Иногда они могут пропустить вечерком пару стаканчиков или пообедать с секретаршей. Какая разница, все равно результат один – они ворочаются в кровати, страдая от бессонницы и осознания того, что завтра повторится та же история. Такая у них жизнь.