За пределы человека. Жизнь и деятельность Шри Ауробиндо и Матери - Джордж Фрекем

К этому времени, удостоившись ряда значительных внутренних опытов, Ауробиндо уже твердо стал на духовный путь, и теперь его мало интересовало то, что происходило в зале судебных заседаний. Даже здесь, в тюремных застенках, он продолжал свою духовную практику. Внутренний голос заверил его, что он будет оправдан. Так и произошло. Его оправдали за недостатком улик. Барин и Улласкал Датт были признаны виновными и приговорены к смертной казни через повешение, но затем смертный приговор был заменен пожизненным заключением в тюрьме Порт-Блэйр на Андаманских островах. (Только в 1920 году Барин возвратился на родину).

В своей заключительной речи адвокат Ауробиндо С. Р. Дас произнес следующие слова в оправдание своего подзащитного: «Пройдет время, и когда утихнут споры и разногласия, когда прекратится хаос и смятение, когда и сам он уйдет из жизни, его деяния получат совсем другую оценку. Он получит всеобщее признание как поэт-патриот, как пророк национализма и человеколюбия. И даже после того, как он уйдет, эхо его слов будет звучать не только над Индией – его услышат всюду, в самых отдаленных уголках мира. Поэтому я утверждаю, что человек, которого мы сейчас видим, предстал не только перед нами, здесь, в этом судебном зале. Он стоит пред Высшим Судом Истории»12.

Ауробиндо вновь был свободен, но теперь он остался один на обезлюдевшей политической арене. Остальные лидеры-экстремисты были либо отправлены в ссылку, либо осуждены на длительное тюремное заключение; их еженедельные газеты и журналы были запрещены.

В ходе этого судебного разбирательства британское обвинение отмечало, что, «где бы ни появлялся Ауробиндо, его везде принимали с царскими почестями» и что «в нем видели не только лидера Бенгалии, но и всей страны». После «алипорского дела» его слава выросла еще больше, и британские власти уже сожалели о том, что позволили ему так легко выскользнуть из их рук. Переписка тех лет доказывает, что высшие инстанции выискивали любую возможность для окончательной расправы с Ауробиндо. Первый секретарь бенгальского правительства писал о нем: «Самый опасный наш враг теперь на свободе». Тот же самый эпитет использует и губернатор Бенгалии Ассама, впоследствии вице-король Индии. Он пишет о нем: «Это самый опасный человек из всех тех, с которыми мы имеем дело в настоящий момент»13.

В начале 1910 года Ауробиндо был предупрежден Сестрой Ниведитой, англичанкой, ученицей Вивекананды, о том, что для него приготовлена ловушка и что в любой момент она может захлопнуться. Для Ауробиндо наступил момент ухода с политической сцены. Прощаясь, он пишет статью, в которой еще раз открыто выражает свои идеалы. Эту статью, свое политическое завещание, он публикует в журнале «Кармайогин» – в еженедельнике, где он начал работать после того, как был оправдан, и который поддерживала некоторое время после его ухода Сестра Ниведита, сторонница индийских националистов. Внутренний голос приказал ему уходить. «Когда ты услышал внутреннее повеление, позаботься лишь о том, как исполнить его»14, – читаем мы его афоризм. Все дальнейшее происходило стремительно. Ему понадобилось менее получаса, чтобы оказаться на берегу Ганга и нанять лодку, которая доставила его в Чандернагор, французский анклав в нескольких милях к северу от Калькутты. После месячного пребывания там в полном уединении он под именем Джьотиндраната Митры отправился в компании молодых революционеров на пароходе «СС Дюпле» из Калькутты в Пондичери. Он прибыл туда 4 апреля 1910 года и был радушно принят местными революционерами.

Политический период жизни Ауробиндо Гхоша, столь важный для Индии, закончился. Его многочисленные статьи и другие работы, оставленные им, с полной очевидностью свидетельствуют теперь о том, что он был первым, кто увидел и определил истинные цели освободительной борьбы. Вот они: абсолютная и безусловная независимость; возрождение национальных ремесел и использование местных материалов; бойкот всех английских товаров; политическое неповиновение колониальным властям; новая образовательная система, соответствующая индийской природе и характеру, а также идея ненасилия как политического оружия, подвергшаяся впоследствии наибольшим искажениям.

Вот что писал Шри Ауробиндо о самом себе: «Открытое участие Шри Ауробиндо в политике Индии было непродолжительным, поскольку он оставил ее в 1910 году и отправился в Пондичери; многие из его программ были серьезно искажены в его отсутствие, но тем не менее было сделано достаточно для того, чтобы полностью изменить лицо индийской политики, а сам дух индийского народа пробудить к осознанию идеала национальной независимости, к стремлению достичь этого идеала, используя в качестве метода несотрудничество и пассивное сопротивление. Даже несовершенных средств этой политики, применяемых в периоды случайно вспыхивающих бунтов и мятежей, оказалось достаточно, для того чтобы прийти к победе. Ход дальнейших событий развивался в соответствии с изначальной идеей Шри Ауробиндо. Конгресс окончательно перешел на сторону националистической партии, которая декларировала независимость как свою цель и должным образом реорганизовалась для действия… В конечном счете она сформировала первое национальное – хотя еще не независимое – правительство Индии и добивалась от Британии согласия на окончательную независимость»15.

Каждый раз «Дордаршан», индийское национальное телевидение, транслируя ежедневные парламентские дебаты в Нью-Дели, показывает в начале своей программы здание Парламента, затем статую Махатмы Ганди, затем статую д-ра Амбедкара, защитника угнетенных классов, и только потом бюст Шри Ауробиндо.

Глава 3. Тайная дверь к духовности

Когда Ауробиндо Гхош возвратился на родину, Индия предстала перед его взором огромной культурной пустыней. Литература на языках народов Индии была наивной и малоразвитой (за исключением Бенгалии), а то, что издавалось на английском, было удручающе низкого качества. Далеко позади остались Кембридж и Лондон, эти цветущие оазисы культуры, где пребывал теперь старший брат Ауробиндо, поэт Манмохан, опекаемый Лоуренсом Биньоном, Стефаном Филиппсом и Оскаром Уайльдом. Последний называл его «индийской пантерой в вечерних сумерках». Поэтому нисколько не удивляет то, что Ауробиндо тратил почти все свои деньги на приобретение английских книг, заказываемых в Бомбее, которые всегда, где бы он ни обосновался, захватывали большую часть его жизненного пространства.

Он изучал индийские языки: гуджарати, язык, на котором говорят в Бароде; маратхи, язык бомбейского округа; хинди, нынешний государственный язык Индии, происходящий непосредственно от санскрита и распространенный повсеместно, за исключением глубокого дравидийского юга. Он также изучает бенгали, свой родной язык, который был необходим ему для политической деятельности; вскоре он будет писать статьи и произносить речи на бенгали. Он изучает санскрит, язык, который открывает ему доступ к Махабхарате и Рамаяне, пьесам Калидасы, Упанишадам, Бхагавадгите – к древней мудрости Индии и ее санатана дхарме, «вечной религии».

Вплоть до этого момента Ауробиндо был бесстрастным агностиком и пока еще не придавал должного значения тем немногим рационально необъяснимым внутренним переживаниям, которые к этому времени у него уже были. Санскритская литература неожиданно заставила его задуматься над рядом вопросов – не следует ли из утверждений йогов, что они владели экстраординарными силами? И если мудрость их была действительно таковой, не заслуживает ли внимания то, что они находили для себя столь интересным? Однажды он сам был свидетелем того, как странствующий монах, садху, излечил его брата Барина от лихорадки: попросив принести стакан воды, он ножом прочертил над стаканом какой-то крестообразный знак, пробормотал несколько слов и велел Барину выпить эту воду. И… Барин немедленно выздоровел. В Чандоде Ауробиндо встретил великого йогина Свами Брахмананду, и эта встреча также оказала на него сильное впечатление. До этого, будучи в Англии, он познакомился с учениями Рамакришны Парамахамсы и Вивекананды… Может быть, он хотел найти в йоге некий источник сил, которые могли бы помочь ему реализовать его политические идеи? «Я надеялся, что йога поможет мне в моей политической работе, даст вдохновение, силу, новые возможности. Но я не хотел оставлять политическую деятельность ради самой йоги»1.

Самые дерзкие возвышенные мечты сочетались у него с абсолютной трезвостью. Он был совершенный реалист и неустрашимый, настойчивый искатель. В нем было то, что едва ли можно было ожидать от внешне сдержанного, вежливого, почти застенчивого и даже робкого человека. В Бароде он практикует пранаяму, технику йогических дыхательных упражнений. Он уделяет ей шесть часов ежедневно, но единственным результатом его усилий был мощный прилив поэтического вдохновения. Его пространная поэма «Любовь и смерть», написанная в очень короткий срок, была результатом этого вдохновения. Но пранаяма без руководства опытного наставника весьма опасна, и когда, находясь в Калькутте, в гуще политической деятельности он был вынужден прекратить занятия пранаямой, то едва не поплатился за свои опыты жизнью.