Молчи - Б. Т. Урруэла
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
До сих пор. Теперь она жила по наихудшему сценарию. Теперь она стала жертвой тех трагических историй, которые поглощала и которыми была одержима. Она погрузилась прямо в одну из этих криминальных книг, потому что слишком долго целовалась с Мэддоксом, слишком долго мечтала, слишком поздно возвращалась домой. Все это было ее виной. Так она себе сказала.
Позже Ри придет к выводу — потому что у нее не было ничего, кроме времени на раздумья, — что это имеет смысл. Она была проклята от рождения генетикой и судьбой.
Некоторые люди были отправлены на землю, чтобы на них гадили. Божественная комедия для тех, кто дергает за ниточки. Ри была одной из таких людей. Возможно, она это заслужила. Возможно, в какой-то прошлой жизни она приговорила себя к этому. Может быть, ее родители носили ничтожество в своей ДНК, передавая его, как рак или психическое заболевание. Жизнь Дарби, полная разврата и отчаяния.
— У тебя есть какие-нибудь хорошие истории? — спросила Мэри Лу, словно почувствовав бурю, бушующую в голове Орион. — Мы исчерпали запас. По-моему, я рассказывала свои по меньшей мере три раза.
— И они захватывающие, позволь тебе сказать, — добавила Жаклин, усмехнувшись.
Ри перевела взгляд на Жаклин и нахмурила брови.
— Она всегда была такой? — спросила она, наклонившись к Мэри Лу и понизив голос.
Та пожала плечами.
— Ей стало хуже, но она никогда не была душой компании, — ее глаза потемнели. — И это неудивительно, люди могут быть довольно ужасными.
— А она? — Ри кивнула в сторону Патриции.
Губы Мэри Лу опустились, взгляд смягчился.
— Она плохо адаптировалась. Не многие смогли.
— Сколько их было? — спросила Ри. Ее желание узнать было вызвано ничем иным, как больной зависимостью. Ее унылой и ничтожной жизнью.
Мэри Лу опустила глаза. Морщины отчаяния прорезали ее лоб.
— Мы не должны говорить об этом, — сказала она, слегка покачав головой. Она заставила себя улыбнуться. — Как тебя зовут?
— Орион, — ответила Ри, хотя ее мысли были о девушках, которые были здесь до нее, и независимо от того, как долго они смогли продержаться. — Но все зовут меня Ри.
— Приятно познакомиться, Ри, — сказала Мэри Лу, протягивая миниатюрную руку.
Ри подвинулась ближе, избегая багрового пятна на полу, и осторожно пожала руку Мэри Лу, прежде чем снова положить ее на колени.
— Расскажи мне что-нибудь о себе, — попросила Мэри Лу. Она пыталась отвлечь ее. Ри это видела.
— Хочешь сказать, что теперь это моя жизнь? — спросила она, слова вырвались сами собой. Она не могла справиться с паникой и смятением, которые часто накатывали на нее волнами в течение большей части ее первого года в Клетке. — Я застряла здесь до того дня, когда они решат убить меня? Ты это хочешь сказать?
Мэри Лу положила руку ей на плечо, желая утешить. Другой рукой она обхватила щеку Ри, которая снова прикусила губу.
— Мы найдем выход, — тихо прошептала она. — Просто на это нужно время.
Глава 2
Десять лет спустя
Было лето.
Еще один из тех влажных, жарких дней, когда взрослые сидят дома, а дети играют.
Солнце ярко светило с лазурно-голубого неба, дети бегали по своим дворам, крича от восторга, когда прохладная вода из разбрызгивателя или детского бассейна окатывала их разгоряченную кожу.
Отец семейства косил газон с пивом в руке.
На другой стороне улицы пожилая женщина ухаживала за своими гортензиями, широкополая шляпа защищала ее морщинистое лицо от прямых солнечных лучей.
Белки сновали по линиям электропередач.
Один дом, в отличие от остальных, имел пожелтевшую лужайку. Никаких цветов во дворе. Никаких детей. Краска на самом доме облупилась, а на подъездной дорожке стоял белый фургон «Юнкерс».
На входной двери большими буквами было написано: «Не беспокоить».
Мать, гуляющая с коляской, хмуро смотрела на дом, досадуя на мужа за то, что он не купил жилье по соседству с приличными людьми. Какой позор!
Внутри дома было то, что и ожидалось увидеть, глядя на него снаружи. Грязь. Ничего, кроме грязи. Почти тоже самое, что и в реалити-шоу «Хранители»[5]. На полу валялись пивные банки и пустые контейнеры из-под еды, грязь и пыль покрывали все вокруг, и едкий запах тяжело висел в воздухе. Телевизор ревел перед диваном, на котором Вторая тварь — как называли его потерянные девушки — сидел с пивом в руке и ногами, закинутыми на захламленный грязный кофейный столик. Он выругался, глядя на экран, пока репортер обсуждал возвращение футбольной команды «Рэмс» в Лос-Анджелес.
Он схаркнул в банку из-под пива и швырнул ее на пол.
— Черт возьми, Кронке бы пулю в голову.
Он оглянулся на Первую тварь, чтобы проверить, слышал ли тот. Первый был покрыт пятнами пота, и тяжело, прерывисто дышал, когда потянулся за коробкой хлопьев в захламленном шкафу. По грязному кухонному столу перед ним пробежал таракан, и издав вопль, тот швырнул коробку через всю комнату.
Широко раскрыв глаза, он сделал глубокий вдох, прежде чем броситься ко Второй твари.
— Когда, черт возьми, ты будешь мыть посуду, ленивый кусок дерьма? Тут гребаные тараканы, — крикнул он, смахивая с кофейного столика его ноги. Они с глухим стуком упали на пол.
— Какого хрена, чувак? — тот застонал, поморщившись. — В чем твоя проблема?
Первый ткнул его в тощую грудь.
— Ты моя проблема, тупой сукин сын! — слюна вылетела из его рта, приземлившись среди пятен на грязную футболку другой Твари. — Это дом моей матери, и если она увидит, во что мы его превратили, то убьет меня. А если она меня убьет, я вернусь из гребаной могилы и спущу с тебя шкуру.
Второй хмуро посмотрел на него.
— Чувак, может, тебе следует время от времени выходить на гребаную прогулку? И тогда у тебя не будет сердечного приступа каждый раз, когда ты насыпаешь в миску хлопья, — сказал он, посмеиваясь. — И возьми себя в руки, бл*дь! От тебя воняет. Уже накатил виски? — усмехнулся он, качая головой.
Первый выглядел так, будто его голова вот-вот лопнет: глаза были широко раскрыты, зубы стиснуты, но он ничего не ответил. У него не было на это времени.
Вторая тварь продолжил свою маниакальную тираду, почти ничего не соображая от кокаина, который нюхал около десяти минут назад:
— Еще только десять часов утра, а ты, бл*дь, уже пьешь виски, как алкаш. Наверное, поэтому ты не можешь вспомнить, что твоя мамаша была здесь лишь два
