Её вина - Анна Джолос

на шёлковых простынях. Несколько раз встаю и брожу по квартире, будто привидение. Забившись в угол, постыдно рыдаю от досады и разъедающего душу отчаяния. Как назло, у меня нет ни единой таблетки снотворного. После того, как бросила курить, завязала и с ним тоже. Так посоветовал мой терапевт.

Стрелки настенных часов ползут удручающе медленно. Они будто издеваются и насмехаются надо мной. Кто подарил их не помню. Вроде Марго, мать отца. Невыносимая старая перечница. Очень в её духе: уродливая вещица, хоть и дорогой антиквариат. Надо бы выкинуть, бесят невероятно! Да и не к месту они здесь совершенно!

Как же всё-таки это ужасно – томиться в ожидании неизвестного! Словно своей казни ждёшь...

*********

Вечером своими ключами квартиру открывает отец. Осторожно будит меня, свернувшуюся на кресле калачиком, и уходит на кухню. Пошёл воевать с кофемашиной.

Пять минут спустя, кутаясь в халат, я вхожу туда следом за ним. Занимаю место напротив, пару минут гипнотизирую чашку с дымящимся напитком и только потом в нерешительности поднимаю припухшие глаза. Сталкиваюсь с колючим, порицающим взглядом, и по спине неладным строем бегут неприятные мурашки.

Осуждает, разумеется.

– Ты как? – спрашивает, делая глоток ароматного кофе, запах которого стремительно пробирается в ноздри.

– Нормально, – лгу я, придвигая к себе кружку из набора, выполненного в стиле барокко. Ещё один привет от Марго.

Снова смотрю на отца. И хочу узнать последние вести, и нет. Стыдно сказать, но я очень боюсь…

Папа сегодня, похоже, не спал. Несмотря на идеально выглаженный костюм и присущую ему собранность, взгляд выражает бесконечную усталость. Глаза красные, на лбу залегла глубокая морщинка. Хмуро изучает моё бледное лицо и скидывает на айфоне входящий звонок. Причём трижды.

Виктор Барских так не делает никогда… Это определённо дурной знак.

– Звони Яне, отменяй свой отпуск и возвращай уплаченные деньги. Полететь в Италию ты не сможешь, – наконец, сообщает он.

Ясное дело. Какая может быть Италия, если единственный отдых, который мне сейчас светит – это отдых на нарах.

– Пап… это конец, да? – до боли закусываю губу, чтобы не разрыдаться.

Не хотелось бы давать при отце слабину. Не так он меня воспитывал.

Молчит, сводит брови на переносице и качает головой.

– Думаешь, я позволю отправить своего единственного ребёнка за решётку? – встаёт, убирает руки в карманы и отходит к панорамному окну.

– Я же… убийца…

Да, мне хватает смелости признать это, но толку!

– Упаси Господь, Арин!

До меня не сразу доходит смысл сказанных им слов. Сердце начинает стучать быстрее, а внутри загорается надежда на то, что я всё-таки не попаду в места не столь отдалённые.

– Человек, которого я сбила, он… – сглатываю, не решаясь озвучить продолжение.

– В тяжёлом состоянии, но жив на твоё счастье, – произносит так спокойно, будто это ничего не значит. Да это же кардинально всё меняет!

– Фууух, – вздыхаю шумно, зарываясь пальцами в волосы.

Я испытываю колоссальное облегчение, будто гора с плеч, клянусь.

– Пап, а что дальше? – заметно приободрившись, спрашиваю я, хватая свою чашку. На радостях обжигаю губы и недовольно отставляю её в сторону.

– Из Москвы ни ногой, поняла меня?

Да запросто, это меньшее из зол.

Киваю и поднимаюсь со своего стула. Подхожу к отцу и прижимаюсь щекой к его плечу. Довольно скупой на объятия, сейчас он меня не отталкивает. Прижимает к себе и гладит по голове.

– Спасибо, пап.

– Ну не реви, не конец света, – теряется, когда замечает, что у меня снова глаза на мокром месте.

Арина плакса – это, прямо скажем, нонсенс.

– Нам повезло, что парень остался в живых.

Я утыкаюсь носом в его пиджак и судорожно всхлипываю. Слёзы в нашей семье – признак слабости, но в данной ситуации я просто не могу их сдержать, ведь ещё утром мне казалось, что моя жизнь рухнула подобно посыпавшемуся карточному домику.

– Я так испугалась, па… Так испугалась!

– Всё, успокаивайся, – мягко хлопает меня по спине. – Хватит сырость разводить! Знаешь как говорят…

– Слезами горю не поможешь, – предполагаю я и попадаю в точку.

– То-то же.

– Я вообще не понимаю, как так случилось! Ты знаешь, я всегда внимательна и осторожна…

– Это уже произошло, смысл философствовать, – он отодвигает меня и присаживается за стол. – Выводы делай.

– Что говорит Пронин? – опираюсь бедром о столешницу.

– Он уверен в том, что всё удастся разрешить. Очень хорошо, что экспертиза показала отсутствие в твоей крови чего-либо.

– Я же говорила.

– Говорила, – соглашается он.

– Не доверяешь мне? – вытирая мокрые щёки, интересуюсь обиженно.

– Доверяй, но проверяй, – отвечает невозмутимо.

– Как быть с камерами, пап?

– Эпизода с твоим участием там уже нет.

Слава богу!

– А показания очевидцев и пострадавшего, он же может…

– Послушай, – обрывает на полуслове. – Пусть этим занимается Борис, за свою работу он получает деньги. И притом, немаленькие. Свяжется с нужными людьми.

– А родственники… того, кого я сбила… – начинаю нервно теребить пояс халата.

– Всё решаемо, ты же знаешь. Учитывая незавидное положение этой семьи, тем более.

– Пап, а если они… не будут молчать?

– Будут, – уверяет меня он. – Всё, Арин, мне пора. Дела ждут. Ты давай соберись, совсем расклеилась.

– Я в порядке.

Провожаю его до двери и целую в щетинистую щёку.

– Ключи от второй машины, – протягивает широкую ладонь.

– Па…

– Быстрее.

– Ну па!

– Я жду, Арина!

Знаю я этот тон.