Таинственный остров (перевод Игнатия Петрова) - Жюль Верн

— Я уверен, — воскликнул Герберт, — что такой сильный и смелый человек, как Сайрус Смит, не мог утонуть! Наверное, он добрался до берега! Правда, Пенкроф?

Моряк грустно покачал головой, но, не желая лишать надежды Герберта, сказал:

— Несомненно, несомненно!.. Инженер такой молодчина, что он спасётся там, где наверное погиб бы всякий другой!

Они стали внимательно осматривать побережье. На юге острый выступ мыса заслонял горизонт, и нельзя было угадать, есть ли за ним земля. На севере, сколько видел глаз, закруглённо тянулась береговая линия. Берег здесь был плоский, низменный, с широкой песчаной полосой, оголённой прибоем. На западе прежде всего бросалась в глаза снеговая шапка высокой горы, отстоящей в шести-семи милях от побережья. От подножия этой горы до самого берега моря вся земля поросла густым лесом.

— Остров это или нет? — спросил моряк.

— Если и остров, то во всяком случае достаточно обширный, — ответил юноша.

— Как бы обширен ни был остров, он всё-таки останется островом.

Но решение этого важного вопроса надо было отложить до более удобного времени. Чем бы ни была земля, на которую случай закинул потерпевших крушение, — островом или материком, — она производила впечатление изобилующей красивыми уголками и плодородной.

— Это самое важное, — сказал Пенкроф. — В нашем положении за это следует особенно горячо поблагодарить судьбу!

Бросив ещё один взгляд на окрестности, Пенкроф и Герберт пошли обратно, вдоль южного склона гранитной стены.

Перескакивая с камня на камень, Герберт неожиданно вспугнул целую стаю птиц.

— Дикие голуби! — воскликнул он. — Их яйца очень вкусны!

— И мы сделаем из них великолепную яичницу, — подхватил Пенкроф.

— В чём, — спросил Герберт, — в твоей шляпе?

— Верно… Придётся довольствоваться печёными яйцами, мой мальчик.

Внимательно осмотрев все впадины скалы, моряк и юноша нашли несколько дюжин яиц. Рассовав их по карманам, они поспешили спуститься к реке, так как близился час отлива.

Около часа пополудни они подошли к своему плоту. Пенкроф не хотел отпустить его вниз по течению без управления, однако не решался и сам усесться на плот. Но находчивый, как истый моряк, он быстро скрутил из сухих лиан длинную верёвку и, привязав её к корме плота, столкнул последний в воду. Он удерживал плот верёвкой, в то время как Герберт длинным шестом направлял его на середину течения.

Огромная связка дров тихо поплыла по реке, и около двух часов пополудни Пенкроф и Герберт благополучно доставили её в устье реки, почти к порогу Камина.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Первой заботой Пенкрофа после разгрузки плота было превратить Камин в жилое помещение. Для этого он при помощи песка, обломков скал, ветвей и мокрой глины перегородил коридор, в котором гулял сквозной ветер. Камин таким образом был разбит на три-четыре комнаты, если можно так назвать тёмные конуры, которыми не довольствовался бы и зверь. Но там было сухо, а в центральной комнате можно было даже стоять во весь рост; чистый песок покрывал пол. В общем, в ожидании лучшего можно было пожить и здесь.

— Теперь наши друзья могут возвращаться, — сказал Пенкроф по окончании работы. — Дом готов!

Оставалось только сложить очаг и приготовить пищу. Это было нетрудно. Очаг из широких плоских камней был устроен в первом коридоре налево. Тепло, распространяемое очагом, должно было обогревать все комнаты.

Запас дров был сложен в другой комнате, и моряк положил на камни очага несколько толстых сухих ветвей.

— Есть ли у тебя спички? — спросил Герберт Пенкрофа.

— Конечно, — ответил моряк. — Ведь без спичек мы оказались бы в большом затруднении!

— Ну, мы могли бы добыть огонь, как дикари, потерев один кусок дерева о другой.

— Что ж, мой мальчик, попробуй! Посмотрим, добьёшься ли ты чего-нибудь таким способом, если не считать растёртых в кровь рук…

— Тем не менее этот простой способ очень распространён на островах Тихого океана.

— Не спорю, — сказал моряк, — но думаю, что у дикарей есть особая к этому сноровка, да и дерево они употребляют не всякое. Я несколько раз безуспешно пытался добыть огонь таким способом и решительно предпочитаю ему спички! Кстати, где же они?

Пенкроф стал искать по карманам коробку, с которой, будучи страстным курильщиком, он никогда не расставался. Но он не нашёл её. Обыскав снова все карманы, он, к глубокому своему изумлению, убедился, что коробки не было.

— Вот какая ерунда! — сказал он, растерянно глядя на Герберта. — Я потерял коробку… Скажи, Герберт, нет ли у тебя спичек или огнива?

— Нет, Пенкроф!

Пенкроф, нахмурясь, молчал. Он не старался скрыть своего огорчения. Герберт попытался утешить его:

— Наверное, у Наба, Сайруса Смита или Гедеона Спилета есть спички.

— Сомневаюсь, — ответил моряк, покачав головой. — Наб и мистер Смит — некурящие, а Гедеон Спилет, вероятно, выбросил за борт гондолы спички и сохранил свою записную книжку.

Герберт умолк. Потеря спичек была, конечно, неприятностью, но юноша не сомневался, что так или иначе они раздобудут огонь. Пенкроф, более опытный, хотя и не привык смущаться никакими неудачами, однако не разделял его надежд. Но так или иначе, а до возвращения Наба и журналиста ничего иного не оставалось, как довольствоваться сырыми яйцами и ракушками.

Около шести часов вечера, когда солнце уже скрылось за скалами, Герберт увидел Гедеона Спилета и Наба.

Они возвращались одни. У юноши больно сжалось сердце. Предчувствия не обманули моряка: Сайруса Смита не удалось найти…

Журналист подошёл и уселся на обломок скалы: усталый и голодный, он не в силах был говорить.

Глаза Наба, красные и воспалённые от слёз, яснее слов говорили, что он потерял всякую надежду. Бедный малый и сейчас ещё плакал.

Отдышавшись, Гедеон Спилет рассказал о безуспешных поисках Сайруса Смита. Он и Наб обошли побережье на протяжении почти восьми миль, но не нашли никаких следов, ни одного признака пребывания человека на этой земле. Море было так же пустынно, как и берег; очевидно, инженер нашёл свою могилу в нескольких стах футов от берега…

Герберт предложил корреспонденту и Набу по пригоршне ракушек. Наб, не евший ничего с утра, тем не менее отказался от пищи. Гедеон Спилет с жадностью набросился на моллюсков и улёгся на песок у подножия скалы. Он был страшно изнурён, но спокоен.