«Короткий Змей» - Бернар дю Бушерон

В прежние времена для народа Новой Фулы не существовало власти, кроме Церковной и Королевской. Долгая заброшенность, когда они лишились как одной, так и другой, привела к тому, что в каждом фьорде появился свой вождь, и, как это часто бывает, должность, сначала выборная, стала передаваться от отца к сыну. Я умоляю, чтобы этот обычай не был воспринят как мятеж или оскорбление величества. Это всего лишь слабое подобие древней республики, что установили между собой хозяева внесеньориальных владений перед тем, как Новая Фула была отдана нашему королевству, кое не станет ставить в упрек этим потерянным крестьянам вынужденную меру, на которую их толкнула его собственная оплошность. Гардар расположен в Эйнарсфьорде, ставшем, согласно старинным преданиям, наделом Эйнара, когда норманны пришли из Исландии и учредили Новую Фулу. Это рассказал мне Эйнар Соккасон, сын Сокки Эйнарсона, сына Эйнара Соккасона и так далее, в глубь поколений. Жители этого фьорда считают его вождем. Небесное установление, таким образом, распорядилось, чтобы я был принят на краю земли человеком, который носит имя пославшего меня. Я не знал, нужно ли мне больше восхищаться этим совпадением или бояться бунта против моей власти. Но сердце мое не сомневалось ни минуты, что Ваше Высокопреосвященство, хоть и остается в стране, имеет все основания считать Эйнара сына Сокки отдаленным наследником той же фамильной ветви.

После мессы Эйнар Соккасон препроводил меня в мои апартаменты, некогда резиденцию епископа, если позволительно так именовать пару жалких лачуг. Поддержание единственной церкви, которую они торжественно именовали кафедральным собором, полностью поглотило этих несчастных, и у них больше не оставалось ни сил, ни средств, ни надежды на то, чтобы содержать жилище епископа, всегда ожидаемого, но всегда отсутствующего. Я опишу ниже для пользования Вашего Высокопреосвященства, с соответствующими тому рассуждениями, падение старого священника, обеспечившего охрану собора на протяжении полувека после смерти последнего епископа, коим он был рукоположен.

Я рассказал Эйнару Соккасону о резне, на еще теплые следы коей мы наткнулись. Дом был ему знаком, но из Гардара его можно достичь только морем; иначе нужно два дня идти по льду, не упуская из виду расщелины и овраги, которые приходится обходить; лед изрыт естественными рельефами; его предательская тонкость рада поглотить путника – таким образом, ее хватает, чтобы брать в плен суда, но не всегда достаточно, чтобы безопасно ходить. В Гардаре больше нет кораблей, способных пройти к злополучному месту путем, который наше судно проделало в обратном направлении. Что же до сухого пути, который был возможен в более счастливые времена, о коих Сокки, отец Эйнара, передал ему память, Эйнар поведал мне, что нужно было подняться до примечательной ледяной равнины, распространявшейся на всю внутреннюю часть, пройти добрых сорок миль и спуститься вниз, пересекая тысячу расщелин, – предприятие, с коего никто еще не возвращался. Уже много лет никто из жителей Гардара не встречал никого с фермы, называемой «Долины», расположенной в месте, известном как Ундир-Хёфди,[29] рядом с церковью, ныне заброшенной, которая некогда подчинялась кафедральному собору. Эйнар выказал не слишком много чувства, узнав о смерти десяти своих подчиненных. На мои вопросы о мотивах и возможных подозреваемых, он отвечал не иначе как с безразличием; очерствевший, ибо он привык видеть, как вокруг него умирают, в том числе среди его близких, люди, того не заслуживающие, не испытывая насилия ни с чьей стороны, если не считать природу и голод.

Содержание моего донесения будет отличаться от того, что предписано Вашим Высокопреосвященством. Что до церквей, то этого звания достоин лишь кафедральный собор Гардара. От часовен остались только руины, занятые под пристройки, дозорные башни, хлевы, склады, кузницы и прочие надобности, – немые свидетели прежнего благополучия, в которых разворованы все деревянные части. Сокровища, если когда и были, пропали так давно, что исчезли из памяти, равно как из ямы, некогда способной сойти за крипту. При том, что золото не годилось ни на что, кроме удовлетворения страсти к накопительству, ибо обнищание таково, что самый богатый не получит ничего в обмен. Подобным образом были украдены или захвачены капитальные выгоны, пахотные земли и скот. Это чудо, что вера выжила при том, что все материальные субстанции испарились. Что же до прочих благ мира сего, опись, потребованная Вашим Высокопреосвященством для установления десятины, – это простая задача. Говорить ничего не придется. Описание бедности этих несчастных вызывает желание из сочувствия ее разделить. Жестокость зим до того усугубилась со времени Учреждения, что с пяток всего десятин земли еще обрабатываются в местах, наименее открытых для ветров; ко всему нужно, чтобы защита от ветра не оказалась одновременно преградой для солнца, коего летний путь не длиннее вздоха умирающего. Бесконечный поток льда, с грохотом сползающий с северо-востока к дверям домов, источает ледяное дыхание. От вида хлевов сжимается сердце. Из-за недостаточных урожаев сена коровы перестали телиться и доиться, а вымена их пересохли. Их приносят в жертву выживанию, обрекая на медленную смерть; съедают все, вплоть до реберного мозга, обсасывают кожу и копыта, заглатывают глаза, как яйца. Некоторые поселяне взамен того, чтобы сжигать навоз для отопления, съедают его высушенным и растолченным с отрубями. Овцы, лишенные пристанища, не имеют больше сил добывать еду из-под слишком крепкого льда. Отцы семейств встают перед невыносимым выбором: заколоть скот ради выживания, жертвуя годовые запасы голоду сегодняшнего дня, или умереть с женой и детьми, глядя на чахнущее стадо. По слухам, иные кончины имеют следствием гнусные пирушки, в том смысле, что по тайному установлению плоть трупа не принадлежит его семье, если та состоит более чем из шести душ; за пределами этого числа происходит раздел между соседями в пропорциях омерзительного имущественного права. Из-за недостатка дерева и железа, некогда прибывавших из Европы на торговых кораблях, не хватает орудий для рыбной ловли и охоты. Лодки дают течь, несмотря на починки, произведенные мхом и костяным клеем, или, по меньшей мере, шкурами животных, обернутыми вокруг корпуса. Эти заботы не способны противостоять разрушению, вызванному временем: я слышал о лодках, доставшихся владельцам от их прадедов, коим служили они непростую службу. Лед мешает дрейфующим деревьям, вырванным на берегах Европы или Маркландии,[30] достигать берегов Учреждения, как порою случалось встарь. Таким образом иссяк и этот драгоценный источник, честно прибавлявшийся к угасающим поставкам с родины.

Эйнар Соккасон дал мне список ферм и хуторов, прибавляя, что не следует заводить обычай накладывать на них десятину: со многими из них была потеряна связь из-за трудности доступа к ним, и нет никакой уверенности в их населенности. В Герьольфснесе находятся самые южные фермы Учреждения, неподалеку от Песчаного Порта, где грузовые корабли, приходившие из Европы, имели обычай делать остановку. Оттуда товар доставлялся небольшими кораблями до самых отдаленных ферм, в концах фьордов. Но это движение прекратилось из-за наступления льдов. Говорят, тамошнее население было истреблено чумой из-за какой-то нечестивости или голода, большая братская могила была выкопана для мертвецов мертвецами, перед тем как они умерли. О последних живых думали с грустью, ибо, умирая, они не успевали вырыть себе христианскую могилу. К северу от Герьольфснеса находится Кетильсфьорд, названный так по имени первого жителя – Кетиля, соратника Эрика, основавшего Учреждение. В Кетильсфьорде больше нет ни одной живой души. Дела тем более плачевны, что во времена предков в месте, известном как Арос, процветала церковь Святого Креста, коей принадлежали все окрестные блага: возделанные поля, пастбища, торфяники, берега и течение ручьев и рек, озера с рыбой в них, скалы с их птицами, острова, островки и рифы вплоть до оставшихся от крушений обломков кораблей, ценных деревом, из коего они сделаны, и содержимым трюмов. На мой вопрос, как обстояли дела с отвратительным пиратским промыслом, Эйнар ответил, что народ не рисковал до того, чтобы изводить ради чьей-то пользы ценности, предназначенные для всех. Я оставляю Вашему Высокопреосвященству задачу оценки искренности этих отпирательств. На левом берегу Кетильсфьорда, неподалеку от вершины, был учрежден в месте пустынном, у подножия ужасных и гигантских гор монастырь, подчиняющийся правилам святого Олафа[31] и святого Августина[32] и владеющий территорией, едва ли не бескрайнее той, что принадлежала церкви Ароса; в том смысле, что между этими двумя церковными владениями не было ни одного независимого землевладельца, на коего можно было бы наложить хоть плохонькую десятину во спасение его души. Но согласно слухам, проверенным Эйнаром, не много значил этот раздел, произведенный из необходимости, ибо все было мертво в Кетильсфьорде от устья и вплоть до оконечности.