Записки А Т Болотова, написанных самим им для своих потомков - Андрей Болотов

Мы, услышав сие, покатились со смеху.

- Что это, брат Макар, - говорили мы, - за что это на кукушку так гневаешься? Что она тебе сделала?

- Как, братцы, что, - сказал он, - голодного меня, проклятая, закуковала, и я верно теперь уже знаю, что мне сего года не пережить. О, лихая бы ее побрала болезнь и все черти б ее, проклятую, задавили.

- Так, так! - сказали мы, еще пуще захохотав. - Теперь прощай, брат Макар! Не сносить уж тебе своей головки! Уж кукушка предвозвестила, так уже, знать, и быть и приходит уже расставаться со светом.

Сколь ни прост был наш Макар, но приметил, что мы над ним скалозубим, и тогда вдруг, вместо кукушки, поднимись весь его праведный гнев на нас, а сим и подал он нам вновь оружие на себя - мучить и бесить его нашими насмешками: и кукушка сия во весь тот день столько ему насолила, что он не рад был наконец своей жизни и проклинал и нас, и себя, и охоту свою к гулянью.

Однако сим дело еще не окончилось. Как приметили мы, что кукушкою сею его всего скорее растрогать{22} и вздурить было можно, чего мы всегда и добивались, то, обрадуясь сему, поступили мы далее, и меня догадало еще сложить на сей случай смешную и такую песенку, которая бы могла вмиг его растрогивать. Признаюсь, что была то сущая шалость, и побудило меня к тому не что иное, как, с одной стороны, молодость и легкомысленность, а с другой - присоветование моего капитана, ибо сей, шутя над ним так же, как и мы, не успел о вышеупомянутом закуковании кукушки и обо всем услышать, как тотчас мне сказал:

- Эх, братец! Сложить бы о сем песенку, то-то было бы смеху и проказ! И вдруг бы мы все ее запели, и когда он так кукушку не взлюбил, так и посмотри, что тогда б было.

Сего было довольно к возбуждению во мне охоты испытать, не могу ли я сложить песенку на какой-нибудь знакомый голос{23}, и как мне голос старинной и всем знакомой песни "Негде в маленьком леску при потоках речки" всех прочих был знакомее, да и самый род сей песни казался к тому наиудобнейшим, то и начал я тотчас вымышлять слова и составлять в первый раз отроду стихи и рифмы.

В работе сей, тайком от нашего друга, препроводил я не более дней двух и имел столь хороший успех, что песенка моя и капитану, и всем прочим крайне полюбилась, и все они положили тотчас ее выучить наизусть, и когда будем уже ее знать, тогда б, окружив его где-нибудь в кружок так, чтоб он не мог выскочить, запеть бы всем в один голос. Итак, тотчас списаны были с ней многие списки, и как учинить дальнейшее было тогда уже некогда, то и положили мы учинить то во время шествия нашего в Кенигсберг. Сие и произвели мы на походе в действо; ибо, как мы ехали все верхами кучами, то человек с десять из нас, выучивши сию песню и сговорившись еще с несколькими, окружили его однажды на лошадях, так что ему из средины никуда уехать не можно, и вдруг затянули все нашу песенку, которая была следующего содержания:

На зеленом лугу

Сидела лягушка,

На высоком дубу

Кричала кукушка:

Вон Бачан сюда летит,

А Дороня там бежит.

- Что ты делаешь здесь?

Что их не боишься?

Как Бачан вить прилетит,

Тебя он увидит,

А Дороня прибежит,

Вмиг тебя погубит;

Он охотник ведь до вас,

Он бранит за то и нас,

Что голодного его

Мы закуковали.

Между тем начал Бачан

Вправду опускаться.

Захотелося ему

С другом повидаться.

Опустясь, тотчас и сел,

А Доронюшка запел:

- Не хочешь ли, Бачан,

Что-нибудь покушать?

- Когда есть что, так давай,

Упреждай кукушку,

Когда нет, так побегай,

Поймай мне лягушку.

У болота вон сидит,

На тебя прямо глядит.

Побегай поскорей,

Чтоб не ускочила.

Как Дороня побежал

Ловить там лягушку,

А Бачан тогда вскричал,

Увидя кукушку:

- Ах, Доронюшка, мой друг,

Ты схвати скорее вдруг,

Чтоб кукушка на дубу

Не закуковала!

Испугалась на лугу

Бывшая лягушка,

Закричала на дубу

Тотчас и кукушка;

А Дороня-то упал,

А хотя после и встал,

Но лягушка уж давно

Ускочила в воду.

Рассердился наш Бачан

На своего Дороню,

Он вмиг бросился за ним,

Закричав, в погоню:

- О, проклятый сын, дурак,

Болван, бестия, простак!

Провалился б ты совсем

И с своим проворством.

Что мне делать, что начать

Наконец с тобою?

Что ты сделал вот теперь,

Дурак, надо мною?

И лягушку упустил,

И меня не накормил,

А проклятая вон там

И закуковала.

Теперь должен буду я

В этот год погибнуть

И родных на свете всех

И друзей покинуть.

А беды все от тебя;

Погубил я сам себя,

Что заставил дурака

Это дело делать.

Но одно ли уж сие

Ты у меня портил,

Не беды ли по бедам

Всякий день ты строил?

От тебя, болван, дурак,

Разорился я уж так,

Что пришло уже мне

Пропасть и с тобою.

Растерял мое добро

Почти без остатку,

Помнишь ты, как потерял

Гребень и рубашку?

Как гомзелю{24} тебе дам,

Так увидишь ты и сам,

Что я вправду с тобой

Шутить не намерен.

Дурак, знаешь ведь, что я

Мужик не богатый;

Воши съели уж всего,

О, глупец проклятый!

А ты гребень потерял,

Без чего уж я пропал.

Ах ты, бедный Бачан,

Где тебе деваться?

Вот таким вздором наполнена была сия песенка.

Теперь судите сами, каково было господину Бачманову, когда он, услышав ее, догадался, что она нарочно сочинена на него и что мы над ним проказили. Он вздурился даже до беспамятства и сперва начал нас всех ругать без всякого милосердия, а потом, как безумный, на нас, а особливо на меня, метаться, стегать плетью и стараться из круга нашего вырваться и ехать прочь. Однако мы схватились все руками и составили такой крепкий круг, что ему до самого конца песни никак уехать было не можно. Боже мой! Сколько претерпели мы от него тогда брани, сколько ругательства и сколько смеялись и хохотали! Наконец вырвался он у нас и поскакал, но куда ж? Прямо к полковнику жаловаться и просить на нас. Но из сего вышла только новая комедия. Мы, предвидя сие, постарались заблаговременно предварить все могущие произойтить от того какие-либо досадные для нас следствия. Мы заманили в заговор и в шайку свою самого господина Зеллера, того любимца и фаворита полковничьего, который служил ему переводчиком. И как он сам был в сей шутке соучастником, то и надеялись мы, что он перескажет полковнику все дело с хорошей стороны, а сие так и воспоследовало. Господин Бачманов, прискакав к полковнику, начал в пыхах{25} своих приносить ему тысячу на нас жалоб. Но сей, не разумея ни одного слова по-русски и того, что он ему говорит, спрашивал только: