Жена алхимиков, или Тайна «Русского Нострадамуса» - Полина Голицына

– Да, наверное. Спокойно тут. И тихо. Даже листва не шелестит.

– Вот именно, спокойно. Вроде обычные заросли, а что-то в этом месте особенное. Ну ладно, давай к делу. Напомни-ка мне в двух словах, что ты знаешь о «Чёрной книге».

Семён взглянул на Вениамина Петровича. Ему снова показалось, что зрение его обманывает.

– Таинственная книга, принадлежала Ему, замурована, по слухам, в подвалах Сухаревой башни. Кстати, Вениамин Петрович, а вам, я вижу, полегчало?

– Да, говорю же, место тут хорошее. Погуляю, бывает, полчаса, так потом на неделю хватает.

В глубине леса что-то затрещало, как будто ни с того ни с сего рухнул один из вековых дубов, и снова стихло.

– А вот это уже мне не нравится. Вдруг это то же самое, что там, в поместье? – сказал Семён и встал с их лесной скамейки.

– Да успокойся ты, говорю же, это Дмитрий всё устроил.

– Если он и вправду что-то задумал, только, уж простите, не пойму пока что, то может это его люди?

– Семён, да нет тут никого. К тому же эти «люди Дмитрия» такие же его, как и мои, и твои, кстати. А то, что шум, так в такой тишине и белка может изрядно нашуметь. Значит, по-твоему, «Книга» замурована в подвалах башни?

– А где же ей быть, если она вообще существует? К тому же, в вашем докладе об этом сказано было.

Вениамин Петрович встал, прошёлся вдоль поваленного дерева. Поднялся и Семён.

– Настоящие знания, Семён, хотя, скорее не знания, а важнейшие сведения, дающие ключ к пониманию тех или иных событий и явлений, передаются из уст в уста. И владеют этими знаниями лишь очень немногие. Собственно говоря, сейчас ты станешь вторым человеком на Земле, который знает о «Чёрной книге» гораздо больше, чем все остальные. Слушай и запоминай.

Глава 6. Трагедия в парке и тяжёлый фонарь

Похороны. Церемония, которой мы свидетельствуем свое уважение к покойнику, обогащая похоронных дел мастера, и отягчаем нашу скорбь расходами, которые умножают наши стоны и заставляют обильнее литься слезы.

Василий забрал машину. Теперь она сияла совсем как та идея, которую принесла ему ящерица. Он добрался до кафедры, не обращая внимания ни на сочную зелень, еще не успевшую покрыться летней пылью, ни на то, что за ним следят. Чёрный автомобиль с тонированными стёклами держался всегда на примерно одинаковом расстоянии, его водитель искусно маневрировал в потоке, нарушал правила, если оказывалось, что Василий удаляется слишком сильно. Внимательный наблюдатель заметил бы, что в салоне поблёскивает объектив фотоаппарата, но учёному, поглощённому новой мыслью, было не до того, чтобы смотреть по сторонам.

Ключ от подвала оказался именно там, где и предполагал Василий. Он не настроен был ни с кем общаться, и, к счастью, не встретил никого из тех, кто помимо обычных приветствий стал бы задавать вопросы о жизни. Всё же ему нужно было многое обдумать, а лишние разговоры в этом могут только помешать. Говорить о том, что его по-настоящему беспокоит, он не смог бы почти ни с кем, а чем отделываться дежурными фразами, лучше попросту молчать. К тому же, что бы ни происходило в подвале, с этим надо было разобраться как можно скорее.

Путь до дома пролетел так же незаметно, как и дорога в институт. Василий, хотя его и захватила идея воскресить умершую жену, сдерживал пока мысли, пытаясь для начала оживить в памяти, то ему удавалось читать или слышать об этом.

Всё, что ему удалось вспомнить, сводилось к тому, что философский камень способен продлевать жизнь и даже возвращать её. Всё это время он думал о жене, вспоминая её такой, какой видел в последний раз, до убийства.

На ней, несмотря на зимний холод, было лёгкое зелёное пальто. Она любила этот цвет, считала, что он хорошо подходит к её серым глазам. Свои длинные золотые волосы она собрала в хвост. Шапки Диана не любила, а в самые лютые морозы обходилась розовыми меховыми наушниками. Она была высокой, но, всё же, немного ниже Василия.

Как всегда он довёз её до музея, где она работала, чмокнул на прощание и поехал в свой институт. В тот день их сопровождала его секретарша – она собиралась поработать в библиотеке. Ей с Дианой было по пути. Путь их пролегал через парк, вполне безопасное место, которое облюбовали мамы с колясками, воспитатели близлежащих детских садов да студенты.

То, что случилось здесь с Дианой и секретаршей Василия, на некоторое время отбило охоту бывать здесь у многих из тех, кто гулял по аллеям парка раньше. Но подобные события быстро теряют первоначальную яркость в памяти тех, кого они не коснулись, превращаются в одну из тем для лёгкой беседы. «А вы слыхали, здесь в прошлом месяце… Да, вот прямо у той лавочки, мимо которой мы сейчас пройдём».

Василий помнил Диану такой, как в то последнее холодное утро, и когда его посетила мысль о том, чтобы вернуть её в мир живых, он представлял себе, что и вернётся она именно такой. Фантазия старательно подсовывала ему образ жены, которая выходит к нему из светящегося облака, обнимает и говорит: «Как же я соскучилась, любимый мой». Но стоило ему задуматься о том, как именно может происходить этот возврат, его рациональная часть натыкалась на закрытый гроб, в котором похоронили Диану и на то, что там лежало.

На опознании он видел только верхнюю часть её лица, всё остальное, ниже носа и до кончиков пальцев ног, было закрыто простынёй. Одного взгляда было достаточно для того, чтобы узнать её. Когда он потянулся к краю простыни, патологоанатом удержал его: «Лучше не надо». Василий убрал руку и не жалел о том, что не увидел, во что превратилось её тело. Он хотел помнить её живой.

«Если философский камень способен вернуть мёртвого к жизни, нужно ли при этом его тело? – думал он. – В книгах об этом ничего определенного нет, может быть достаточно личной вещи или волос, или всё же нужно тело? Но ведь она уже долго…».

Василий почувствовал, что все эти размышления, все эти вопросы, на которые у него пока нет ответов, надо с кем-то обсудить. Когда мысль о том, чтобы воскресить Диану, впервые его посетила, он чувствовал, что готов зацепиться за малейшую возможность. Он думал о том, что хотя его собственные эксперименты по получению философского камня пока весьма далеки хоть от какого-то результата, он положит на это все силы, добудет его и вернет Диану.

К этим своим размышлениям ему не хотелось допускать посторонних, которые, скорее всего, не помогут, да что там – совершенно точно не помогут, а лишь попытаются убедить его в том, что это – безумие. Теперь же, когда он уже подъезжал к дому и забыл на некоторое время о звуках в подвале, ему даже хотелось разделить с кем-нибудь свою сумасшедшую идею.

Он разрывался между двумя желаниями. Первое – сохранить всё в тайне, продолжить изыскания и сделать всё возможное для того, чтобы вернуть Диану. То, что раньше было для него сродни соревнованию, ребяческому стремлению заткнуть за пояс научное сообщество, стало вдруг делом настолько личным, что он чувствовал, что случись ему преуспеть, он никому никогда не расскажет о том, что ему удалось.

Он думал лишь о том, что, если ему удастся вернуть Диану, они вместе уедут подальше, туда, где их никто не знает, чтобы ничья зависть, ничей нездоровый интерес не бросили бы тень на их новую жизнь. Он чувствовал, что готов отказаться от всего ради простого счастья быть вместе. Второе желание было противоположностью первому: поделиться своей идеей с тем, кто сможет его по-настоящему понять и либо разрушить эту идею до основания, либо поддержать его и помочь ему. Он понимал, что с кем бы из тех, кого знает, ни поговорил об этом, максимум, на что он мог рассчитывать – это предложение начать новую жизнь и не забивать голову несбыточными мечтами. Он знал, что ему посоветуют не сжигать неуловимое настоящее в огне тоски по прошлому, а жить этим настоящим и смотреть в будущее.

«Если бы хоть кто-нибудь мог меня хотя бы выслушать, не вертя пальцем у виска, хотя бы говорить со мной на одном языке… Но кому кроме меня по-настоящему интересна алхимия, кто верит в это достаточно сильно для того, чтобы понять меня? Я ни разу такого человека не видел, а с книгами не поговоришь», – так думал он, уже заходя в дом и доставая из кармана ключи от подвала. В доме было тихо, как будто утром ничего и не произошло.

Василий подошёл к подвальной двери, оттуда отлично была видна кухня, кофеварка, которая всё еще хранила остывший утренний кофе, и пачка бумажных листов на барной стойке. «А ведь София и есть тот человек, который меня поймёт», – Василий, который в размышлениях о супруге успел позабыть об утренней гостье, понял, что если он заручится помощью Софии, у него появится шанс.

Он докажет, в первую очередь себе, что философский камень – это фантазия, и, исчерпав все возможности, оставит прошлое за спиной и пойдёт вперед. Или же, и от этой мысли у него захватывало дух, он добудет философский камень и вернет Диану.