Мир над пропастью - Олег Рой

— Ну и слава богу, что ты туда не уехала, — проговорил Игорь и ссыпал в миску мелко нарезанную зелень. — Иначе ты разбила бы всю мою жизнь. А жизнь Настены вообще бы не состоялась.

— Ну-у? Это спорный вопрос, — отвечала Алька, раскладывая подогретую кашу по тарелкам. — Думаю, ты бы и там меня нашел.

— Это в многомиллионном-то городе?

— Значит, надо было постараться…

В коридоре послышалось топанье босых ножек. Дверь кухни распахнулась, и на пороге появилась Настена в розовой пижаме с мишками. Она смешно потягивала носом.

— По-моему, тут без меня едят что-то вкусное!

— А ты бы еще подольше спала! — весело отвечал Игорь, усаживаясь за стол.

— Мама, мне каши не надо, только сосиску с салатом, — велела дочь, тут же устраиваясь рядом с ним.

— Смотри, Аська! — поддразнил ее Игорь. — Не будешь есть кашу — не хватит сил на поход.

— Так мы идем в поход? — просияла девочка.

— А разве ты забыла? Мы же договорились! Поход с пикником.

— Это я забыла, — включилась в разговор Аля. — И замочила полную ванну белья.

— А как же поход? И пикник? — Настена готова была расплакаться.

Игорь с нежностью посмотрел на дочь и отчетливо вспомнил, как и для него когда-то слова «поход», «пикник» были чем-то волшебным.

— Может, правда, Алька? Ну его, это белье?

— Нет уж, идите без меня! — решила жена, дожевывая сосиску. — Мне еще борщ к обеду варить и сочинение по Грибоедову у девятых классов проверять. Я вам наделаю с собой бутербродов, а вы уж повеселитесь за меня, ладно?

— Давай тут! — Он остановил машину около протоптанной в лес тропинки, вылез, открыл с ее стороны дверь, помог застегнуть желтую курточку. — Пошли, Аська — походница!

— Пап, а пойдем сегодня далеко-далеко! «Далеко-далеко» растянулось всего-то на несколько десятков метров. Шли по дорожке, шурша опавшей листвой, любовались яркими красками осеннего леса, собирали крупные, похожие на растопыренные пальцы кленовые листья, составляли из самых красивых букет для мамы, нашли огромный, тут же рассыпавшийся в руках, трухлявый гриб и даже обнаружили на влажной земле следы зайца. Аське очень хотелось выследить по ним зверька, но у нее ничего не получилось.

— Ну и ладно! — быстро утешила она сама себя. — Вот поеду с мамой в Москву, пойду в зоопарк и всех-всех там увижу! И зайца, и крокодила, и белого медведя, и жирафа!

Подходящее для привала место выбирали долго, пока не набрели на огромный дуб у ручья. Восхищенная девочка попыталась обхватить дерево ручонками, но у нее ничего не вышло. Это удалось только Игорю, да и то не полностью — даже его большие сильные руки не до конца сходились на толстом стволе.

— Ого, да этот дуб наверняка очень и очень старый! Ему, видимо, лет пятьдесят, да, пап?

Он улыбнулся наивности дочки, для которой число пятьдесят было чем-то запредельным. Мол, столько не живут.

— Я думаю, Ася, ему все двести, а может, и больше. Какими удивленными глазами она смотрела на него… В детстве один день иногда представляется целой жизнью. Это уже потом, с возрастом, человеческий век в семь-восемь десятков лет покажется ничтожно, смехотворно малым…

— Значит, он скоро умрет? — Похоже, девочка всерьез огорчилась.

— Будем надеяться, что нет. Дубы живут долго. Это сильное, здоровое дерево, оно может простоять еще несколько сотен лет.

Настена попыталась вымыть руки, окунула ладошку в ручей и тут же затрясла ею в воздухе:

— Ой, какая вода холодная! Смотри, пап, у меня рука сразу покраснела!

— Что же ты хочешь — октябрь на дворе!

— Но нельзя же садиться за стол с грязными руками!

— Скажите пожалуйста! Что-то я не слышал от тебя этого дома!

— То дома, а то на пикнике…

Намек был понят. Игорь достал из рюкзака и расстелил сначала кусок целлофана, чтоб не тянуло от земли, затем старенький полосатый половичок.

— Ну давай посмотрим, чем снабдила нас мама. Надеюсь, там не гречневая каша, — он подмигнул дочке.

В пакете оказались сваренные вкрутую яйца, помидоры и много бутербродов: с сыром, с ветчиной и с любимой Настиной «Докторской» колбасой.

Игорь с нежностью смотрел на дочку. Она уплетала за обе щеки с большим аппетитом. На ее личике проступил свежий румянец, глаза блестели, и вообще она выглядела невероятно счастливой.

— Пап, а ты, когда был маленьким, делал секретики? — Настена развернула «Мишку на Севере» и тщательно разгладила фантик.

— Какие секретики?

— Ну берешь фольгу, стеклышко, можно от бутылки, камушек, цветок или еще что-нибудь красивое, выкапываешь ямку, где никто не знает, кладешь туда, делаешь окошко и присыпаешь землей, а потом приходишь и потихоньку любуешься. Здорово, да?

— Да, у наших девчонок что-то такое было, припоминаю.

— Пап, а давай прямо сейчас сделаем!

— Да запросто.

«До чего же легко доставить ей удовольствие, — подумал он. — Кусок блестящей бумажки, осколок стекла. И вот оно — готовая тайна».

— Вот только где мы возьмем с тобой в лесу стеклышко?

— Я уже видела по дороге сюда целых две разбитые бутылки, пап, — очень по-деловому заверила дочка. — Зеленую и коричневую.

— Ну тогда за чем же дело стало — вперед! Только давай сначала уберем за собой.

Они быстро привели все в порядок, потом девочка занялась своим «секретом», а Игорь устроился поудобнее, прислонившись спиной к дереву, и закрыл глаза.

— Ой, а чем бы мне ямку выкопать? Пап, дай мне свой перочинный нож!

— Держи, только будь, пожалуйста, осторожнее, не порежься. Он довольно острый.

В лесу не было ни ветерка. Тишина нарушалась лишь тревожными криками улетающих в теплые края стай, да бойким журчанием ручья, И, если прислушаться, можно было уловить едва ощутимый звон, исходящий от могучего дерева.

— Пап, иди чего покажу!

Настена вся светилась от удовольствия. Видно, «секрет» удался на славу.

— Ну пойдем. — Игорь поднялся на ноги.

Они обогнули дуб, и дочка с гордостью показала рукой, но почему-то не на землю, а на ствол:

— Смотри!

На шершавой коре могучего дерева появилась свежевырезанная надпись чуть кривыми печатными буквами: «Игорь Ася Аля».

— Что же ты наделала, чучело-мяучело?! — ахнул Игорь.

— А что такое? — удивилась девочка. — Ты же сам сказал, что этот дуб проживет еще много-много лет. И все это время на нем будут наши имена. Здорово, правда? Мы будем приходить сюда и читать. И другие люди будут читать и думать: «Интересно, кто они такие, эти Ася, Игорь и Аля?»

— Настька, но разве так можно! Дерево — оно же живое! А ты по нему ножом… Это то же самое, как если бы кто-то вырезал надпись прямо у тебя на руке. Как ты считаешь, тебе бы понравилось?

Настена испуганно посмотрела на отца, потом на свою руку, затем снова на Игоря.

— Но я же не знала… Я не думала… — залепетала она. Глаза ее тут же наполнились слезами. — Папа, прости, я больше не буду-у-у-у!

— Это не у меня надо просить прощения, а у дерева. — Игорь изо всех сил старался казаться строгим, но в душе его уже боролись умиление и жалость к такому глубокому и искреннему детскому раскаянию.

Настя, как могла, обхватила ствол и уткнулась зареванным лицом в шершавую кору.

— Деревце, миленькое, не сердись! Я больше никогда-никогда не буду делать тебе больно! И вообще никому не буду!

Она еще поплакала, пошмыгала носом и повернулась к отцу:

— Как ты думаешь, дуб простил меня?

— Думаю, да, — милостиво признал Игорь.

Он снова расстелил половичок, лег на него навзничь, раскинув руки крестом, еще всхлипывающая Настена уткнулась ему под мышку, обняла одной рукой, и вот так они лежали долго-долго, вслушиваясь в шум ручья и крики пролетающих птиц. А дуб над ними иногда как будто вздрагивал, ронял огромные листья, и те опускались прямо на них.

— Если долго-долго не стряхивать листву, — вдруг прошептала девочка, — то мы будем заживо погребены.

Он вздрогнул. Так неожиданны были эти слова. И для ее возраста, и вообще…

— Чего это ты вдруг, Аська?

— Пап, а я раньше думала, что люди вырастают, чтобы жить.

— Конечно, а для чего ж еще?

— А они вырастают и умирают.

Он хотел ей возразить, сказать, что все это совсем не так. Что все взрослые, прежде чем умереть, живут долго и счастливо. Но не стал. Потому что вспомнил себя в детстве.

Как страшно и больно было ему, когда он только-только осознал, что в мире есть такая штука, как смерть. Он не мог успокоиться несколько дней. Ходил в слезах и приставал к взрослым: «Ну как вы можете жить так спокойно, если знаете, что это не навсегда? Почему взрослые занимаются неизвестно чем — работают, смотрят телевизор, ходят по улицам, вместо того чтобы дни и ночи проводить научные исследования и искать лекарство от смерти? Ведь научилось же человечество справляться с разными страшными болезнями! Почему же никто до сих пор еще не изобрел прививки от смерти?» Тогда ему казалось, что человек всемогущ. Разве это не ерундовая задача для существа, летающего в космос, — придумать одно, всего-то одно чудодейственное средство?