Река любви - Барбара Картленд

Она, к счастью, предвидела это и предусмотрела заранее, что сможет остановиться в Лондоне.

Став супругой сэра Эвана, она узнала, что его сестра замужем за одним из старших офицеров Эдинбургского дворца.

Когда этот генерал, сэр Александр Раштон, вышел в отставку, он с женой переехал на Юг, в Лондон, где, как знала Лили, у них был дом на Белгрэйв-сквер.

Она уговорила сэра Эвана, не особенно любившего своего зятя, пригласить их на открытие охоты на куропаток 12 августа.

В первый год они отказались, но во второй приехали, и Лили постаралась всячески угодить своей золовке и очаровать ее.

Леди Раштон, конечно, не одобряла вторичной женитьбы брата, да еще на девушке, по возрасту годившейся ему во внучки.

Но почтительные манеры Лили, ее явное и благородное обожание своего мужа и желание понравиться растопили бы и гораздо более жесткое сердце, чем у этой женщины, не имевшей своих детей.

— Вы были так добры… ко мне, — говорила Лили, вновь используя свой детский голосок, когда настало время отъезда леди Раштон. — Я буду скучать по вас, — добавила она чуть ли не со слезами.

— И я буду скучать по вас, дорогая, — сказала леди Раштон. — Я попрошу Эвана привезти вас на побывку в Лондон. А если это не удастся, я попытаюсь уговорить своего мужа приехать к вам на следующий год.

— О, пожалуйста… пожалуйста, сделайте это! — умоляла Лили.

Это звучало так искренне и так чувственно, что у леди Раштон пробудились материнские чувства, и в течение следующих лет она регулярно отвечала на пылкие письма Лили с Севера.

После смерти сэра Эвана Лили написала леди Раштон, прося позволения побывать у нее в Лондоне, и сразу получила приглашение приехать на столько времени, на сколько та пожелает.

Лили не спешила с поездкой. Она добилась того, чего хотела, и не намеревалась прибыть в Лондон, одетая в черное, в котором всегда чувствовала себя угнетенно.

Вместо этого она отправилась в Эдинбург к своим довольно скучным друзьям, с которыми познакомилась во время своих ежегодных выездов и которые уважали ее спокойствие и скромность, понимая, что она осталась без средств.

Она с таким восторгом принимала от них подарки, что за время пребывания Лили у них в гостях, хозяин и хозяйка, как и их друзья, проявили большую щедрость к «бедной маленькой вдове».

Шесть месяцев пролетели быстро, и по прошествии половины траурного срока Лили отряхнула пыль Эдинбурга со своих ног и, полная трепещущего возбуждения, направилась на Юг.

Леди Раштон приняла ее с распростертыми объятиями.

Генерал к тому времени был практически прикован к постели, и; она рада была обществу другой женщины, пусть даже намного моложе ее.

Она не ожидала, однако, что у Лили не было ни малейшего желания сидеть с вязанием в руках возле камина, болтая с хозяйкой дома, и что она предпочла брать штурмом высшее общество.

В то время она уже очень хорошо осознавала свою привлекательность.

Не обязанная более играть роль жертвы жестокой судьбы, постоянно готовой к слезам, она могла теперь высоко держать голову и требовать такого внимания к себе, на какое обязывало всех окружающих ее прелестное личико.

Каждое мгновение ее шестимесячного траура было использовано для постижения всего, что хоть как-то касалось света, в котором она намеревалась блистать.

История о том, как миссис Лэнгтри сначала завоевала своей красотой художественный мир, чтобы затем покорить сердце принца, указывала Лили путь к ее собственному успеху.

Она была не настолько глупа, чтобы иметь, подобно миссис Лэнгтри, лишь одно черное платье, но решила одеваться исключительно в белое, что, она знала, выглядит фантастически прекрасно.

Лили была слишком сообразительна, чтобы претендовать на утонченность, которой не обладала.

Она уже поняла, что каждый, будь то мужчина или женщина, любит покровительствовать кому-либо, кого считают робким и неуверенным.

Леди Раштон льстило то, что Лили заклинала ее помочь найти нового мужа.

— Я так глупа и неспособна, — говорила печально Лили. — Я знаю, что мне следовало каким-то образом зарабатывать, но поскольку это представляется невозможным, я должна найти мужчину, который будет достаточно добр, чтобы предложить мне стать его женой.

— Это не представит затруднений, — сказала леди Раштон, глядя на молящие глаза Лили и ее белую кожу.

— К несчастью, я не знаю ни одного не занятого мужчину, — продолжала Лили, — и, конечно, когда мы бывали в Эдинбурге, мы всегда общались с друзьями дорогого Эвана — да я и не взглянула бы никогда ни на кого, кроме него!

— Боюсь, что я в последнее время пренебрегала посещением всяких собраний с тех пор, как Александр стал болеть, — отвечала леди Раштон. — Но теперь, ради тебя, я должна постараться сделать что-то, и, я уверена, мои друзья помогут мне.

Поскольку сэр Александр был выдающимся военным, леди Раштон не трудно было обратиться к женам офицеров, его коллег, и устроить приглашения для Лили на балы, вечера и приемы.

Лили отправилась по магазинам и накупила платьев, подчеркивающих изящество ее фигуры, и шляпок, оттеняющих красоту ее волос.

Леди Раштон была бы очень удивлена, если бы узнала, сколько Лили скопила на своем тайном счете в банке.

Она систематически утаивала некоторые суммы от мужа с тех пор, как он впервые заболел. Причем она проявила такую осторожность, что он ни на мгновение не заподозрил этого.

Лили обратилась также за советом к юристу-солиситору. Он был молодым и видным мужчиной, и, когда она печально сказала ему, что ее пожилой муж не может оставить ей денег после смерти, он оказался очень полезен для нее.

Она предложила ему плату за услугу, но он лишь страстно поцеловал ее на прощание, что доставило ей большое удовольствие.

По его совету, когда сэр Эван был прикован к постели, она наделала много долгов на его имя, счета по которым подлежали оплате в первую очередь, когда имение перешло к его сыну.

Теперь на каждом вечере мужчины тянулись к Лили, любуясь ею с нескрываемым восторгом, что для нее после стольких лет ожидания было подобно солнечному свету, прорвавшемуся наконец сквозь темные тучи.

Лили была достаточно умна и понимала, что на данный момент женщины для нее были пока важнее мужчин, и постаралась быть настолько обаятельной и трогательной в своем горе, что светские матроны, которые легко бы могли закрыть для нее свои двери, обеспечили ей прием на все увеселения.

Светское общество невелико, и весть о появлении в нем нового личика и новой красавицы передавалась из уст в уста, от Белгрэйва до Мэйфэра, от Мэйфэра до Сен-Джеймса.

Продвижение вверх по социальной лестнице с неизбежностью должно было привести ее к встрече с принцем Уэльским.