ПАПА-БУДДА - Энн Донован

Так повелось уже давно, и она до того привыкла все решать, что теперь думает, будто права абсолютно во всем. Хотя вот в этом она ни черта не смыслит, ей плевать на медитацию, и вообще на всех в этом Центре. Впрочем, согласен, она и не обязана интересоваться, это ее дело — но почему нельзя просто смириться с тем, что меня это волнует? Почему надо вести себя так, будто ей виднее?

Ради Энн Мари, однако, я старался держать себя в руках. Вечер прошел тихо, посмотрели видик, потом, как обычно, пили чай. Но когда мы с Лиз остались одни, стало ясно, что все трещит по швам. Как-то мне стало не по себе. Не так уж часто я уезжал на выходные — если только на футбол с ребятами, но всякий раз возвращался домой с радостью, мог поделиться чем угодно и, разумеется, ждал, когда мы, наконец, ляжем в постель. А теперь я почему-то долго сидел в ванной: принял душ, потом сто лет чистил зубы, топтался на месте, - словно надеялся, что, пока выйду, она уснет. Но она, конечно же, еще не спала.

Когда я лег рядом с ней, мороз стал еще крепче. Мне на самом деле особенно и не хотелось, но я решил, что надо сделать над собой усилие. Только прикоснулся к ней – она откатилась на самый край. Тогда я повернулся на другой бок и сказал: «Спокойной ночи». И она мне: «Спокойной ночи».

На следующей неделе на нас свалилось много работы. Дом оказался большой, и чтобы успеть к сроку, мы вкалывали допоздна. Хозяином дома был один парень, поп-звезда - их группа была пару лет назад страшно популярна. Всем, однако, заправляла его подружка — ему-то было наплевать с высокого дерева, он просто подкидывал деньжат. С другой стороны, почему бы нет - все равно у них добра этого, похоже, куда больше, чем надо.

Чудная это штука — работа. Все твердят, что мечтают выиграть в лотерею и бросить работу, но мне часто кажется, что я по-настоящему счастлив, когда работаю. Здорово, что можно делать что-то полезное и при этом не особенно напрягать мозги. А тот семинар на выходных — все бы ничего, но мозги совсем спеклись. Такая толпища народу. И эта чертова медитация. Или скорее мои потуги медитировать. Единственное, что меня порадовало, — когда в последний вечер я слушал шум дождя. Просто сидел и слушал.

Оно и к лучшему, что мы с Лиз на неделе почти не виделись: домой я приходил уставший как собака, успевал только поужинать и развалиться на часок перед телеком, а там уже пора было спать. За это время как раз все успокоилось. Мы обо всем как будто забыли: некогда было скандалить. Вечером в пятницу мы с Полом и его женой договорились пойти куда-нибудь поужинать. В тот день мы закончили красить около двух, и я освободился раньше обычного, так что пришел домой первым. Поставил в вазу на кухне букетик фрезий – купил его по дороге. Это любимые цветы Лиз — ей нравится запах. Заскочил в душ, а потом решил прилечь. На меня вдруг навалилась страшная усталость… А когда я открыл глаза, увидел Энн Мари.

— Что такое?

— Уже пять часов, пап. Мама через полчаса будет дома.

— Пять часов! Я, похоже, проспал полдня.

— Ты храпел на весь дом. Вы идете в ресторан или нет?

— Идем, доча. Погоди, дай приду в себя. Терпеть не могу спать днем.

— Хочешь чаю? Я заварю. Потом я к бабушке, с ночевкой.

— Спасибо, доча.

Энн Мари принесла чашку чая, поставила ее на журнальный столик и ушла. Я попивал чай, приходя помаленьку в чувство, когда дверь открылась и в комнату заглянула Лиз.

— Посмотрите-ка: спящий красавец.

— Ты чего-то рано.

— Мистер Андерсон сегодня добрый, отпустил в полпятого, к тому же завтра выходной. А с тобой что стряслось?

— Да я вообще был никакой. Прилег на десять минут, а проснулся — и дочь говорит, что уже шестой час.

— Она ушла к бабушке?

— Ага. Когда надо за ними заехать?

— Энджи мне звонила на работу. Шован приболел, так что они сегодня никуда не пойдут.

— Сильно заболел?

— Нет, наверное. Температура чуть поднялась, может, в садике что подхватил. Ты ведь знаешь Энджи: ребенок раз чихнет — и она уже к врачу.

— Хочешь, сходим вдвоем?

— Пожалуй.

Лиз села на постель спиной ко мне. Подол юбки съехал вверх, обнажив колени. И снова я видел этот изгиб шеи, эту линию плеч сквозь пряди волос. Уже больше недели прошло. Я потянулся к ней, коснулся шеи. И придвинулся ближе.

— А хочешь, останемся дома. Закажем что-нибудь в китайском ресторане. В холодильнике бутылка вина.

— Ну…

— В конце концов, мы до завтра одни…

Она повернулась ко мне, и я по глазам понял, что можно.

Потом мы сидели в кровати и пили вино. Я обнимал ее свободной рукой.

— Так почему ты всю неделю торчал на работе допоздна? Вроде говорил, что надо покрасить всего пару комнат.

— Говорил, а потом эта девица начала крутить - то ей надо одно, то другое, то так покрасьте, то эдак. А стены в гостиной велела выкрасить в бледно-желтый, чтоб сочетались с ее новыми штанами от Версаче.

— Шутишь.

— Вовсе не шучу. Штаны кожаные, в обтяжку — видела бы ты, как пялился на них малыш Бобби — я думал, пора вызывать неотложку.

— Сколько же у людей денег! Ума только нет.

— Ну да, а нос везде надо сунуть. С другой стороны, и нам чего-то перепадает. Но канитель-то была по другому поводу.

— По какому?

— Выбрали подходящий колер, покрасили, все отлично, начинаем класть второй слой — и тут ее высочество передумали. Ей, видите ли, надоели те штаны, она купила новые, так что извольте перекрасить стены в лиловый цвет.

— Врешь!

— Честное слово. Нам так сказал ее парень. Он самолично принес штаны, чтобы мы подобрали цвет, — ей самой было некогда. В субботу у них вечеринка, так что все нужно было закончить. Он говорит: «Женщины, что с них возьмешь». А Бобби ему: «Точно, моя такая же. Купит себе новый топ в "Уот Эврис" и тут же ремонт на кухне затевает».

— Все ты врешь, Джимми.

— А ты видела, во что у них превратилась кухня, когда Айрин купила пятнистые лосины? Бобби неделю маялся, пока все пятна нарисовал.

Она захихикала и ткнула меня в бок.

— Эй, больно.

— Прости. Нет, чтоб гостиную — в лиловый цвет…

— Хочешь сказать, если б я такой же был богач, ты не велела бы красить стены в цвета твоих нарядов?

— Джимми, если б ты такой же был богач, ты женился бы не на мне, а на ком-нибудь из «Спайс Герлз».

— Вот славно было бы.

— Ты о деньгах или о женитьбе?

— Для меня и ты хороша. Но все равно, «Спайс Герлз» — это вчерашний день. Надо жениться на Бритни Спирс.

— Уж скорей Бритт Экланд тебе пара. Хотя, вообще, если у меня куча денег, зачем мне дом. Я тогда жила бы на природе, где-нибудь на необитаемом острове. Никакой одежды — носила бы только платья из шелка, типа сари…

— Ох, ну хватит, хватит. — Я поерзал. — Черт! Вино пролил!.. Чтоб меня!..

— Как — опять?

Я до того был рад, что мы с Лиз помирились, что про семинар и думать забыл, - но во вторник, когда пришел в Центр, пришлось о нем вспомнить. В начале занятий ринпоче говорил несколько слов и проводил медитацию, а потом мы усаживались кружком, пили чай и болтали о том, о сем. Можно было спросить о чем угодно, обсудить любые трудности, а если ты не хотел привлекать к себе внимание, то мог поговорить по-тихому.

В общем, пока мы медитировали, я подумал: до чего тут все иначе, не так, как было на семинаре. Едва я услышал голос ринпоче, как сразу успокоился и сосредоточился на вдохах и выдохах. Это просто. Я здесь как дома. Потом все хотел поговорить с ним об этом, только не при всех. А он будто знал — повернулся ко мне и спросил:

— Джимми, как прошел семинар?

— Со скрипом, ринпоче, — ответил я. — Многовато морковки.

Все рассмеялись.

— Значит, ты выбрал оранжевый путь к просветлению — тебя ждет светлое будущее.

— Похоже на то.

Он ничего больше не сказал, просто посмотрел на меня и улыбнулся. Все ждали, что я отвечу. Я поглядел на них и снова обратился к ринпоче:

— Я про медитацию. Мало что получалось. Я вот хотел узнать…

Он все смотрел на меня.

— Я вот думаю, почему здесь я могу медитировать — не хочу сказать, что совсем без труда, но хотя бы чувствую, что дело движется, — а там все без толку. Я всю дорогу ерзал на месте, не мог успокоиться, мысли так и скакали. В конце концов, просто стал слушать, как дождь стучит по крыше.

— Скажи, Джимми, что ты делал, когда слушал шум дождя?

— Говорю вам, ринпоче, ничего не делал, просто сидел, слушал, как по крыше стучат капли, — в голове было совсем пусто.

— Чудесно!

— Но я думал, надо следить за вдохами там и выдохами, осознавать дыхание.

— Джимми, может, ты вместо этого осознавал стук капель.

Он потянулся ко мне и слегка коснулся руки — всего на мгновение. Но у меня к горлу вдруг подкатил ком - я боялся, что разревусь. А он смотрел на меня и улыбался так тихо, волшебно, словно во всем мире только мы вдвоем остались.