Сшит колпак - Валерий Генкин

— Практически, — сказал Борис, — он сожрал нас без борьбы. Если бы не уникальное пси-поле Димы, с ним произошла бы та же история. Так что выбор Цербаева оказался правильным.

— И все-таки в гипотезе серьезная червоточина. Гасси с компанией Нус не тронул, а нас проглотил. Почему? Никакого намека на истинные цели миссии. Зондирование через экраны корабля, полагаю, невозможно. Как он нас раскусил? — Евгений посмотрел на Дмитрия.

— «Проглотил, раскусил» — бедняга, ты совсем подвинулся рассудком на желудочно-кишечной почве. Так вот, Гасси-то шутил без задних мыслей, он вел себя свободно и естественно, как глухарь на току. А в нас жила внутренняя тревога, которую мы не смогли скрыть никакими отработанными на Земле приемами. Вот Нус и разгадал, а, может быть, только заподозрил обман. И ударил. То, что он не пробил блок на этот раз, еще ничего не значит. Мы не знаем его силы. — Родчин нахмурился и замолчал.

— Но мы живы, мы свободны. И ключица у Димы срослась. Свяжемся с Калиной и продолжим. — Евгений вопросительно глядел на Дмитрия. — Мы не можем однозначно утверждать, что гипотеза порочна.

— Как и считать ее справедливой, — сказал Борис.

— Тем больше оснований продолжать. Пошли, свяжемся с «Угличем».

— Сразу видно, ты давно не бывал в навигационном отсеке. Иди, взгляни на пульт связи. И прихвати Бориса, ему тоже полезно посмотреть.

— Что-нибудь с пультом? — забеспокоился Евгений. — Поврежден?

— Слегка. Всмятку. И если бы только связь. Мы даже взлететь не можем. Это к вопросу о том, до какой степени мы свободны.

— Наша работа? — спросил Борис.

— Чтобы быть точным, скажу так: ваших рук дело.

— Значит, сигнал на «Угличе» принят, и они будут здесь…

— Через двое суток, — сказал Дмитрий.

— Вот и славно. Надеюсь, на кухне все цело? Не говори мне, что я своими руками причинил ущерб этому святому месту.

— Там все в порядке.

— Видишь, Нус не всесилен. Он не смог нахлобучить на тебя колпак. И он оставил нам кухню. Борис, приступай. И помни, в эти минуты ты повар, а не углежог. Между яичницей зажаренной и яичницей кремированной, которую ты подал в прошлое твое дежурство, имеется ощутимая разница, в каковой я и предлагаю тебе незамедлительно разобраться…

Глава вторая. БОЛЬШЕ ШУТОК, ДРУЗЬЯ!

— По-моему, Гасси — осел, — сказал Евгений и опрокинул в пасть еще колпачок с прохладной горьковатой жидкостью. — Столько болтать о тыквах-орехах и ни звука об этом чуде.

— Бокалы вина вместо шишек — и впрямь чудо! — Борис кивнул. — Гасси умышленно отвлекал наше внимание от главного. Свинство какое. Что-то блеял о цветах, чирикал о лужайках. Змей! Дима, дай-ка еще колпачок.

— Возьма два, — радушно сказал Родчин. — Сколь любопытно, друзья мои, это сочетание в Гасси черт меньших наших братьев, висящих на различных ветвях классификационного древа. Скажем, непарнокопытный осел и парнокопытная свинья, нечто пернатое, коли он чирикал, и пресмыкающееся, то бишь змей, а уж раз блеял, то не обошлось без семейства полорогих…

— Закрой фонтан и отвлекись от классификационного древа. Заберись лучше на это древо, под которым так славно лежать, и пополни запас сих конусообразных сосудов, — Евгений обнял ствол и прижался к нему толстой щекой.

— Н-не полезу.

— Это почему это?

— Н-не рационально. Лучше мы потрясем это классифици… классификаси… это замечательное древо, и нусообразные соседи… сосуди… попадают сами.

— Ниии…

— Что такое?

— Ниии… низя.

— Это почему это?

— Они разобьются и разольются.

— Кто?

— Соседи.

— Чьи?

— Не помню. Забыл.

— И я забыл, — сказал Борис.

— А ты что забыл? — спросил Дмитрий.

— Я забыл, что я забыл.

— Молодец!

— Кто? Я?

— Женька молодец. Видишь, он уже лезет.

— На дерево?

— Нет, на осла.

— А-а-а, на Гасси.

— На другого. Гасси улетел.

Дамианидис, пыхтя и теряя венок из белых махровых цветов, карабкался на спину приземистого рыжего животного, тайной печалью глаз похожего на корову. Устроившись, он оглядел товарищей и с чувством продекламировал:

Как-то два старика из ТбилисиМолодого вина напилися.Тот, что больше был пьян,Улетел на Уран,А другой не покинул Тбилиси.

— Боря, — сказал Родчин. — По-моему, это человек бросил нам в лицо оскорбление.

— Ты так считаешь?

— Я так считаю.

— Ну, раз ты так считаешь, то так оно и есть.

— Безусловно.

— Стало быть, мы должны ответить обидчику.

— Несомненно.

— Кто будет отвечать?

— Ты.

— Ты так считаешь?

— Я так считаю.

— Ну, раз ты так считаешь, то так оно…

— Эй! — сказал Дмитрий. — По-моему, мы пошли по второму кругу. Так нам не выбраться. Ну же, отвечай обидчику.

Игельник вдохновенно откинул голову и простер руку.

Один старичок из ОдессыБыл резвей молодого повесы.Он без меры кутилИ кондрашку схватилВ двух шагах от Привоза в Одессе.

— Молодец, — сказал Родчин. — Ты дал ему достойную отповедь.

— Однако, у него есть осел, а у нас нет, — обиделся Борис.

— Я вижу, — хмуро сказал Евгений, — вы оба смотрите на меня с завистью, как Моисей на реку Иордан с горы… Борька, с какой горы Моисей смотрел на Иордан?

— Я забыл. Я же сказал, что забыл.

— Действительно, что-то в этом роде ты говорил.

— Женя, ты не дашь нам прокатиться? — спросил Игельник робко.

— Не дам.

— Своим друзьям?

— Не дам.

— С которыми ты делил все тяготы дальних странствий?

— Н-не дам!

— И не надо. Правда, Дима?

— Святая правда. Мы не в обиде. Наш друг в беде. Он пьян. А кто злообычен в пьянстве и более дней в году пьян нежели трезв бывает, того надлежит брать за крепкий караул.

— П-р-р-авильно. Ты возьми его за караул, а я, Дима, полез.

— Полез — это хорошо. А куда?

— Я, Дима, наверх полез. Я должен заботиться о насущных нуждах своих друзей.

— С которыми ты делил все тяготы.

— Именно.

— Вперед!

— Вперед!

— И пусть твоим девизом будет — эксцельсиор!

— Пусть. А что это значит?

— Забыл.

— А я вспомнил.

— Что значит эксцельсиор?

— Нет. Я вспомнил, с какой горы Моисей смотрел на Женьку. С горы Нево.

— А зачем Моисею понадобилось смотреть на Женьку?

— Вот это я забыл.

— Ну ладно, вспомнишь — расскажешь.

— Обязательно. Так я полез?

— Обязательно.