Жизнь удалась - Андрей Рубанов

— Надеюсь, — тихо сказал Матвей, — меня ты в числе своих врагов не держишь.

— Дурак ты, прости господи. Если бы держал, разве стал бы я тебе все рассказывать и показывать?

— А я на твоем месте вообще бы никому не показал.

— Ерунда, — Никитин дернул щекой, и Кактус вынул сигарету из его рта, стряхнул пепел и снова протянул ее навстречу губам бывшего большого человека. — Ты же не знаешь, Матвей, куда именно я бегу. И главное — от кого… Через неделю, после третьей операции, нас уже здесь не будет. Переедем в другой домик. Такой же, как этот. Домиков у меня много. Ни один нигде не засвечен. Правда, Кактус?

— Надеюсь, что да, — осторожно сказал очкарик. — Пора температуру мерить, Иван.

— Что касается девок, — мрачно продолжил Никитин, как бы не расслышав, — то Наташка — свой человек. Вторая шлюха — ее протеже. Глухонемая. Профессиональная стриптизерка, кстати. Исполняет так, что у меня внутри все прыгает. — Никитин опять дернул щекой, и снова Кактус помог ему с сигаретой. — Зачем я это тебе показал? Затем, что я тебе доверяю. Ты хоть и бываешь, Матвей, в отдельные моменты дураком, но никогда не бываешь мразью. Ты нормальный человек. Ты меня вряд ли моим врагам продашь. Особенно после того, как я тебе простил триста тысяч долга.

— Нет, — Матвей посмотрел собеседнику прямо в переносицу. Если так направить взгляд, то всем кажется, что он устремлен прямо в глаза. — Не продам.

— Надеюсь, ты никому не сказал, куда и зачем сегодня поехал?

— Конечно, нет.

— И жене не сказал?

— Никому.

Никитин помолчал, тяжело посопел носом.

— Ладно. Не будем о грустном. Кактус, ты у нас сегодня сомелье, дирижер пьянки, — давай, начинай. Или нашему гостю лучше сначала потянуть пяточку хорошей дури? Для возбуждения аппетита?

— Исключено, — серьезный Кактус покачал головой. — Если начать с марихуаны, то ему потом не пойдет алкоголь, он его вырубит, обездвижит… Короче, глупо это. Умные люди сначала едят, потом пьют, потом курят. А самые умные — сначала чуть-чуть поедят, потом чуть-чуть выпьют, потом чуть-чуть покурят, потом на второй круг заходят и на третий… Жаль, тут бассейна нет. Курнуть и поплавать — святое дело…

— Короче! — грубо сказал Никитин.

— Короче, начнем с аперитива. Предлагаю таковым рассматривать джин-тоник. Потом вдарим по овощному салатику, очень легкому, с растительным маслом…

— И на бильярде.

— На бильярде? — почти отсутствующие брови Кактуса поползли вверх. — А чем ты будешь играть — носом?

— Ах черт, я и забыл совсем…

Оба они — кредитор Матвея и его приятель, — глядя друг на друга, расхохотались — свободно, оглушительно, на полном дыхании, широко разевая рты и запрокидывая головы. Матвей ощутил, что против его воли мускулы щек сильно дернулись, и широчайшая улыбка поползла поперек лица: лучезарная, искренняя, от уха до уха. Счастливая гримаса человека, с чьей души вдруг в один короткий миг сорвался тяжкий груз.

Теперь он хохотал тоже. Долг списан, прощен — отчего же не посмеяться? Теперь над головой будет всегда оранжевое небо. Даже ночью.

— Так о чем я? — продолжил Кактус, переведя дух. — Ага. По салатику. А потом баранины, по паре небольших ломтиков, жирных, но хорошо прожаренных, с долькой чеснока, маслинами и кинзой…

— И перца не забудь. А то вчера ты все кетчупом испортил. Мы же не в Америке, в конце концов. И по полстакана красного. В такую безобразную погоду — в самый раз. Только не французского — грузинского.

— А вот наш Матвей пьет только французское.

— Я вообще теперь не пью, — сказал Матвей.

— Надоело?

— Вроде того.

— Нюхаешь, что ли?

— Никогда не нюхал и не собираюсь.

— А мы нюхаем, — сказал Никитин. — И не только. Уже много дней. То одно, понимаешь ли, то другое. То текила, то коньяк. То шашлык с пивом, то девчонки с музыкой. То гашиш, то мескалин, то еще какая-нибудь такая же гадость. Как сейчас говорят — зависалово у нас, Матвей. Мощнейшее. В лучших традициях продвинутой русской буржуазии. А что прикажешь делать? Руки к пузу надо пять недель приращивать. В таком виде на люди не покажешься. Официально, чтоб ты знал, я на отдыхе в Коста Дорада… Так что тебя, мой дорогой, ты уж извини, я на сегодня ангажирую как своего собутыльника… Отказа я не приму.

Матвей улыбнулся. Собутыльником — значит, собутыльником. Ему было все едино. Все равно его прошлая жизнь кончилась в тот самый миг, когда исчез долг. Начиналась другая — стократ лучше прежней.

— Без проблем, — выдохнул он.

— Вот и отлично. Кактус, а что потом? После вина и мяса?

— Потом, — стал объяснять Кактус, споро и ловко освобождая стол от бокалов и пепельниц, принося из кухни посуду, салфетки, приборы, какие-то кастрюли, горшки, сотейники, тарелки с закусками, блюда с фруктами, ловко сервируя, — потом — пауза. Для приятной беседы. На часок. Чтоб первый слой улегся. И в кровь вошел. По пятьдесят — но не больше! — водочки, ледяной, с икоркой. Можно кусочек сыра. Можно горсть маслин или одного-двух раков, с солью и укропом, в суточном бульоне. Полезно еще ломтик какого-либо влажного фрукта типа груши. Лишь бы не настала сытость. Сытость — это отрыжка, это тяжесть в живо те, это неправильно. Нет, мы не должны быть сыты — но приятно желудочно удовлетворены. Ложечка черной икры, рюмка водки; водка — чуть ниже комнатной температуры, а сами рюмки я два часа назад в морозилку поставил; рюмки будут ледяными, как смерть… Плюс лимон, дольку… Можно, в конце концов, и затяжку дури — но только одну, господа, обращаю на этот факт особое ваше внимание… А то все испортим… Парилка уже готова… Иван, перед баней бинты снимем, все почистим, потом наложим новые…

— Понял, — бодро ответил Никитин. — Что скажешь, Матвей? Есть желание попариться?

— Нет, — вежливо ответил прощеный кредитор. — И пить, повторяю, я больше не буду. Нюхать — тем более. Мы с женой решили ребенка завести. Уже восемь месяцев, как воздерживаемся от излишеств. Не пьем и не курим, оба…

Никитин вдруг помрачнел, потом прикрыл глаза, посмотрел на Кактуса, вновь на Матвея, кивнул благородной тяжелой головой:

— Это хорошо — ребенка… Это правильно. Это вы молодцы. Завидую. Значит, не будешь париться?

— Спасибо. Не буду. И так всю жизнь парюсь. Еще немного — и запарюсь окончательно.

— Напрасно, — прогудел бывший депутат. — У нас тут циркулярный душ с давлением струи в десять атмосфер. Массажный эффект необычайный… Водичка морская, настоящая… Да, Кактус! Чуть не забыл: не вздумай мясо жарить с луком. Убьешь весь вкус.

— Обижаешь, начальник.

— Кстати, а девчонки наши что кушать будут?

Кактус цыкнул зубом.

— А девчонки кокаин кушать будут. Им больше ничего не надо. Напихают полные ноздри — и все, счастливы…

— Ты их не балуй, — тихо произнес Никитин. — Особенно глухонемую.

— Да, — кивнул очкарик. — Мы пойдем другим путем. Девчонкам лучше для старта эфиром подышать. Чуть-чуть. У меня еще осталось. В баллоне. Сырой эфир — это посильнее «Фауста» Гете. Он их поддержит морально и эмоционально. Хотя твоя глухонемая, по-моему, уже напрочь отъехала. Она мне одного гашиша уже на пятьсот долларов сожгла…

— Что поделать — любит.

— Любит? — сварливо переспросил Кактус. — Все любят. А везти в собственной заднице через три границы никто не любит!

— Прикури мне еще сигарету…

— Не дам. Рано. Пупырышки обожжешь. Вкусовые… — Кактус взял паузу и продолжил: — Итак, джентльмены, продукты, наблюдаемые вами на столе, разнообразны. Но все они — легкие. Здесь мы не видим жирной ядовитой свинины, картофеля и колбасы. Эта пища не нагрузит нам желудки. Приступим. А чтобы не скучать, возбудим себя интеллектуальной, но легкой беседой. Что вы думаете о внешнеполитическом курсе нынешней администрации?

Матвей рассмеялся:

— Он вполне соответствует внутриполитическому курсу.

— Согласен.

— В целом нынешняя администрация сделала все, что могла.

— Но все же больше, нежели предыдущая администрация.

— И те, и другие козлы! — вдруг заревел бывший депутат. — Хватит этой демагогии! Налейте мне водки, зовите баб и давайте бухать!

Уже и крепкого выпили, и курнули по нескольку раз, и пожрали жареного, мягчайшего, с дымом, мяса, со свежими овощами, с травами, с сыром, и вдоволь почесали языки, и пили чай, и снова курили гашиш, заедая виноградом, клубникой и персиками, запивая минеральной водой. Наслаждались медленно, вдумчиво — грамотно. Погружали в истому каждую клетку своих тел.

Матвей — за разговором, за едой, за вкусной сигареткой — лелеял в себе мощную эйфорию. Долга — нет!!! — кричало от восторга все внутри него. — Я ничего не должен! Не должен! Все кончилось! Он уезжает! Бежит! Навсегда! Подошли к финалу мои муки!