Россия и Китай в XX веке: граница - Юрий Галенович

К старым территориальным притязаниям на советские земли пытались вернуться наиболее реакционные китайские газеты «Ишибао» (католическая) и «Хэпин жибао» (орган военного министерства) летом 1948 г. «Хэпин жибао» заявляла, будто Владивосток стоит на китайской земле. Характерная черта таких выступлений этих двух газет заключалась в том, что они оказались единичными.

Во время гражданской войны в Китае во второй половине 1940-х гг. власти Китайской Республики не касались вопроса о границах и старых договорах. Они лишь пытались спровоцировать военное столкновение между СССР и США, стремясь превратить «холодную войну» в «горячую», чтобы «спасти» Китай от коммунистов — «пятой колонны железного занавеса»[43].

Таким образом, будучи вынуждены уйти из континентального Китая, власти Китайской Республики не оставляли новому китайскому руководству в наследство политику территориальных притязаний к Советскому Союзу, к которой они, по существу, не возвращались после 20-х гг. В дипломатической практике нанкинское правительство и различные гоминьдановские фракции с тех пор не касались вопроса о «неравноправности» договоров, согласно которым проходит граница между СССР и Китаем. Реакционерам тогда не удалось надуманным требованием принизить значение ликвидации нашим тогдашним государством неравноправных договоров, которая ударяла по всей колонизаторской политике западных держав.

Новое руководство Китая, руководители КПК-КНР, и в первую очередь Мао Цзэдун и его приверженцы, воскресили наихудшие традиции богдыханского китаецентризма. Их территориально-погра-ничные притязания к СССР свидетельствовали о том, что идеи националистического великодержавия существовали у коммунистического руководства Китая задолго до 60-х гг., времени начала открытой борьбы против нашей страны в сфере межгосударственных отношений.

Территориальные притязания Мао Цзэдуна и его последователей к нашей стране явились заимствованием старых политических амбиций монархического Китая, от которых были вынуждены отказаться за их непригодностью руководители Китайской Республики в их отношениях с СССР.

Такого рода взгляды Мао Цзэдуна находили свое скрытое отражение в отрицании права наций на самоопределение, что явилось особенностью национальной политики КПК после 1949 г. В более же раннее время КПК декларировала свое намерение решать национальный вопрос с иных позиций. В параграфе 14 Конституции, опубликованной Первым Всекитайским съездом Советов в ноябре 1931 г., говорилось: «Советская власть в Китае провозглашает национальную свободу всех малых народов и национальных меньшинств в Китае, признает право самоопределения малых народов вплоть до государственного отделения от Китая и создания самостоятельных государств. Например, монголы, хойские народы (мусульмане), тибетцы, мяо, ли, корейцы и т. д., живущие на территории Китая, имеют право на самоопределение, т. е. они могут присоединиться к Китайской советской республике или отделиться от нее и организовать свое самостоятельное государство или автономную область».

В отчетном докладе Второму Всекитайскому съезду Советов в январе 1934 г. Мао Цзэдун говорил, что китайские рабоче-крестьянс-кие массы и их советское правительство призывают «все некитайские народы и нацменьшинства в Китае на борьбу за освобождение от угнетения китайскими господствующими классами и империализмом вплоть до отделения от Китая»[44]. Однако позднее Мао Цзэдун изменил свою позицию, выдвинув тезис о национальной автономии некитайских народов в пределах китайского государства.

Основной геополитический принцип Мао Цзэдуна и его приверженцев заключался в утверждении о том, будто формирование государственной границы между нашими странами еще не закончено. (При этом можно вспомнить, что Мао Цзэдун проводил также политику ревизии границы КНР с Индией, а также другими соседними странами.) Стратегия «урегулирования» территориально-пограничных вопросов, выдвинутых в 1960-х гг., состояла из двух компонентов — предъявления большого «исторического реестра» притязаний на обширные территории нашей страны и выдвижения сравнительно ограниченных заявок на «спорные районы»[45]. Этим компонентам соответствовали два этапа проведения наступательной политики в отношении СССР.

Прежде всего Мао Цзэдун и его приверженцы задавались целью «возвратить» Китаю приграничные участки советской территории, объявленные ими «спорными». Однако доказывать принадлежность этих спорных участков Китаю они соглашались лишь при условии ухода с них наших пограничников, которые их охраняли.

Общая площадь таких «спорных районов» достигала примерно 40 тыс. кв. км, из коих около 28 тыс. кв. км приходилось на горы Памира. Суммарная длина «спорных» участков пограничной линии между нашими государствами того времени, СССР и КНР, значительно превышала половину ее общей длины и относилась главным образом к рекам Амур и Уссури.

О существовании так называемых «спорных районов», на которые претендовали Мао Цзэдун и его приверженцы, советской стороне стало известно лишь в результате обмена картами на консультациях по уточнению советско-китайской границы на отдельных ее участках, которые проводились в 1964 г. в Пекине. На советских картах была показана договорная граница, на китайских — линия границы в упомянутом толковании.

С точки зрения представителей Мао Цзэдуна, в то время на этапе урегулирования вопроса о «спорных районах», по сути, еще не шла речь о переформировании границы, за исключением района Памира. Переговоры фактически должны были вестись об уточнении прохождения пограничной линии на многих ее участках. Согласившись считать в качестве основы для такого урегулирования действующие русско-китайские договоры о границе, представители Мао Цзэдуна построили свою версию «спорности» на том, что СССР якобы не соблюдает эти договоры и «вгрызся» в территорию КНР. При этом договоры по-прежнему квалифицировались как «неравноправные, навязанные царской Россией Китаю» в период его слабости.

На «перспективном» этапе реализации политики территориальных притязаний по большому «историческому реестру» Мао Цзэдун и его приверженцы имели в виду возвратиться к версии о «неравноправных» договорах как к главному аргументу для полного переформирования почти всей границы на востоке и на западе. Общая площадь земель, на которые предъявлял Мао Цзэдун свои «исторические права», составляла 1540 тыс. кв. км, в том числе все Приморье и Приамурье — 1 млн кв. км, земли Казахстана, Киргизии и Таджикистана — свыше 0,5 млн кв. км.

На консультациях 1964 г. в Пекине китайская сторона также официально объявила советской стороне, будто 1540 тыс. кв. км советских земель были ранее насильственно отторгнуты от Китая царской Россией по неравноправным договорам. Из них якобы «отторгнутыми» по Айгуньскому договору считаются свыше 600 тыс. кв. км, по Пекинскому — 400 тыс., по Чугучакскому — свыше 440 тыс. и по Петербургскому — более 70 тыс кв. км[46].

Легенда о «неравноправных» договорах и «исторических правах» Китая искажала новейшую историю этой страны и принижала великое достижение китайского народа в деле ликвидации неравноправия, чему, кстати, помогла политика тогдашнего СССР. Китайская компартия не раз отмечала эту историческую помощь. Орган ЦК КПК «Цзефан жибао», касаясь столетней истории появления неравноправных договоров и их ликвидации в новейшее время, посвятил специальную статью теме «Советский Союз и отмена неравноправных договоров». В своем выступлении под таким заголовком эта газета в 1943 г. подчеркивала:

«Правительство Советской России по своей инициативе окончательно разбило цепь несправедливых договоров, которые царская Россия навязала китайской нации. Советский пролетариат, руковод-ствуясь великим духом интернационализма… ликвидировал гнет, который правительство царской России навязало нашему народу… Особенно важно то, что советское правительство не только отменило царские привилегии в Китае, но и активно помогало китайской нации бороться за ликвидацию иностранных привилегий в Китае»[47].

Для своих территориально-пограничных притязаний к СССР Мао Цзэдун и его последователи прямо использовали методы и практику пекинских реакционеров, вредивших налаживанию отношений между нашими странами в 20-х гг. В 1960-х гг. правительство КНР, подобно им, потребовало рассматривать советско-китайскую границу как «несправедливую». При этом Мао Цзэдун и его последователи, как и прежние реакционеры, пытались обвинять советское правительство в том, будто оно не выполнило Декларацию 1920 г. о возвращении Китаю всего того, «что было хищнически у него захвачено царским правительством и русской буржуазией»[48].