Герой ее мечты - Конни Брокуэй

Она держала в руке части скелетов представителей двух различных биологических видов. Тело выглядело принадлежащим какому-то грызуну, а голова определенно была птичья, возможно, воронья. Но самым отвратительным во всем этом было то, что кто-то, пристроивший птичью голову к телу грызуна, закрепил ее проволокой, продетой через основание черепа. Проволока была почти не видна, если не перевернуть отвратительное чучело.

Где-то в этом городе прячутся злые дети. Или, возможно, приверженец какого-то странного культа, подумала Венис, и от этой мысли ее руки покрылись гусиной кожей.

— Фу! — Она бросила на землю маленький скелет и заторопилась в «Золотую пыль».

Высоко вверху, прижавшись животами к расколотой верхушке валуна, Энтон и Гарри Гранди наблюдали, как восточная девушка бросила их «ископаемое», словно это было свежее собачье дерьмо, и побежала к «Золотой пыли».

— Ну, как по-твоему, какой бес в нее вселился? — спросил Энтон, вставая на колени, когда дверь гостиницы захлопнулась. — Думаешь, она купилась?

Гарри презрительно скривился и, сняв с головы шляпу, с размаху шлепнул ею по лицу недоумка брата.

— Заткнись, Энтон! — прошипел он и, похлопав его по спине, принялся ковырять в носу. — Мне нужно кое-что обдумать.

— Привет, Венис, — угрюмо пробормотала Кейти, шурша по полу соломенным веником.

— Мисс Джонс, — вежливо поздоровалась Венис.

Бросив веник, Кейти рукавом кимоно вытерла глаза, размазав при этом вечернюю краску для век в грязную полоску, и подобрала с покрытого опилками пола мокрую, наполовину выкуренную сигару. Задумчиво покрутив ее в пальцах, Кейти достала из кармана спичку и зажгла ее, щелкнув по головке ногтем большого пальца. Затянувшись, она поймала выражение отвращения на лице Венис, но лишь пожала плечами.

У Венис уже крутило желудок от яичницы на сале, а от запаха затхлого дыма он взбунтовался. С дрожащей улыбкой она прошмыгнула мимо Кейти и поспешила наверх, в свою комнату.

Конский волос выцветшего дивана и ворс старых красных бархатных драпировок кровати сохраняли аромат последнего постояльца — сногсшибательную смесь запахов бетеля и сирени, и в желудке у Венис забурлило.

Раздвинув двери на веранду второго этажа, Венис выскочила наружу и, зажмурившись, сделала несколько глубоких, спокойных вздохов. Лучше. Она медленно открыла глаза и снова моментально зажмурилась. Ранним утром «Золотая пыль» бросала длинную тень на раскинувшийся позади нее луг, где были разбросаны полосатые палатки, которые Венис заказала для праздника. На обращенной к западу веранде с нависающей крышей было темно, но отраженный от белых тентов палаток солнечный свет слепил глаза. Долетевший до Венис ветерок принес с собой благоухание высоких, заросших соснами гор и холодных как лед озер.

Какая красота, подумала Венис, переводя взгляд с ковра сочной весенней травы на сияющие, покрытые снегом горные вершины, и шагнула вперед. Так чудесно и так спокойно. Если бы только не было необходимости повернуться и встретиться лицом к лицу с шумным, пронизанным зловонием, счастливо-нищим Сэлвиджем.

Венис направилась к перилам, но, услышав звук плещущейся воды, остановилась и попятилась глубже в тень. Она не хотела встретить влюбленный взгляд еще одного мужчины. Венис была знакома с таким вниманием и избегала его.

Плеск продолжался, и через мгновение Венис встала на цыпочки, чтобы увидеть, кто это полощет горло, брызгается и плещется внизу. Она осторожно двигалась вперед, пока в поле зрения не показался угол деревянного корыта для лошадей. Еще шаг вперед — и она увидела сильные загорелые пальцы, держащиеся за растрескавшийся борт поилки. Полшага — и она увидела крепкое бронзовое запястье и длинное предплечье с натянутыми, выпуклыми мускулами под золотистой кожей. Еще шаг — и Венис остановилась, как будто на бегу получила сильный удар в живот.

Там, держась руками за борта корыта, стояло мужское существо, самое нелепое из всех, какие Венис когда-либо видела, готовое еще раз опустить голову в грязную, полную травы воду. Когда мужчина облокачивался на край корыта, по красно-коричневым мускулам, проходившим вдоль неглубокой ложбинки позвоночника, прокатывались волны; от движения изношенные брюки из грубой хлопчатобумажной ткани съехали вниз, открыв контрастную светлую полоску, свидетельствующую об истинном цвете кожи, замаскированном годами пребывания на жгучем горном солнце. Мужчина выпрямился, тряхнул головой, и длинные пряди цвета тусклого золота разлетелись во все стороны, разбрасывая брызги воды по широким покатым плечам. Из легких Венис с тихим свистом вышел воздух.

Это был грек с Олимпа, сатир, языческое божество и христианский святой одновременно. Мужчина тщательно вытер полотенцем блестящую воду, стекавшую по его мускулистой груди, груди абсолютно гладкой, как отполированный металл, безусловно, такой же твердой и вдвойне привлекательной. Венис читала о влечении таком сильном, таком внезапном, что оно пугало, но она не принимала всерьез подобные рассуждения, считая их преувеличением, и оказалась не права — магнетизм незнакомца был очевиден.

Венис слегка стукнула себя по груди, надеясь заставить легкие снова задышать, и, когда незнакомец повернулся к ней спиной, воздуху, который она вдохнула, удалось с тихим свистом миновать сжавшееся горло. Незнакомец изогнулся, ища что-то на земле, потом бросил на перекладину рубашку из шамбре и начал неторопливо, устало и, по мнению Венис, чрезвычайно чувственно потягиваться.

Сцепив длинные тонкие пальцы, он поднял руки высоко над головой и тянулся вверх, целенаправленно растягивая лестницу из гладких ребер сначала на одном боку, потом на другом. Натягиваясь и расслабляясь, сухожилия и мускулы под кожей танцевали по плоскому, упругому животу, играли на напряженных предплечьях.

Совершенно невозможно, чтобы такой физический идеал не обладал достойным его разумом, подумала Венис. «Пожалуйста, не опровергни это, сделав какую-нибудь глупость», — с безмолвной мольбой обратилась Венис к незнакомцу.

В течение сорока секунд она не поддавалась атаковавшим ее чувствам, а потом громко вдохнула. Незнакомец мгновенно опустил руки, слегка пригнулся и, легко повернувшись на носках, поднял лицо вверх, к яркому утреннему солнцу, чтобы осмотреть балкон.

Его лицо было так же прекрасно, как и тело. Подбородок, скулы и лоб были четко очерчены и идеально пропорциональны; из-за того, что он щурился от утреннего солнца, Венис не могла определить цвет глаз, но брови были темными, а ресницы густыми; у незнакомца был большой рот, говоривший о решительности, а над верхней губой располагалось его единственное несовершенство — нос. Хотя он имел красивую форму, но посередине когда-то был сломан и остался слегка кривым. Впрочем, это не имело значения. Нос только подчеркивал безупречность остальных черт.