Слёзы ветра - Ольга Игоревна Арзамасцева

неимоверным трудом. Вполне возможно, что именно это отвращение позволило ему продержаться так долго. Отвращение и чувство вины.

От раздумий Дормедонта Александровича отвлекло резкое болезненное чувство. На мгновенье в его мысли вторглось видение девушки, окруженной толпой нежити. Он громко чертыхнулся. Плита с одного из саркофагов сдвинулась, и Дормедонт Александрович восстал из тлена.

— Что ты собираешься делать, Дора? — обеспокоенно спросил Ричард. — Ты же не собираешься, в самом деле, идти за ней?! Там же солнце!

— Нет! — закричал старик, который как раз перед этим с невинным видом вытирал пыль с крышки саркофага, повалился на пол и вцепился в ногу хозяина.

Дормедонт Александрович схватил дворецкого за шкирку, отшвырнул с такой легкостью, будто это был щенок и рявкнул:

— Оставь меня! — и кинулся вверх по лестнице.

***

Ксюша сжала в кулаке бабушкин крестик.

— Господи, спаси и помилуй меня грешную! — воскликнула она, успев краем глаза заметить, что на неё наступает со всех сторон никак не меньше двух десятков чудовищ.

Почти тут же она услышала над головой хлопанье гигантских крыльев. И ещё до того, как Ксюша успела поднять голову, прямо перед ней лицом к ходячим трупам приземлился на корточки обладатель крыльев.

— Мать… Божья! — проворчал он знакомым голосом. — Совсем координацию потерял — без практики-то, — повернул голову и подмигнул Ксюше.

— М-ман? — она узнала парня, что давеча вернул ей крестик.

— Угу, — Ман пару раз хлопнул необъятными крыльями (перья в них были белыми, с кремовыми подпалинами, как то перо, что девушки нашли на улице) и оценивающе окинул дворик монастыря орлиным взором. Монахи немного отступили. — Крестик у тебя хороший, но на такую толпу маловат.

— Откуда ты взялся?

— Разве не понятно — с неба упал. Скоро совсем летать разучусь. Я тут поблизости был, подозревал, что рано или поздно понадоблюсь.

— В прошлый раз у тебя крыльев не было.

— Я их прятал. Я ещё огненный меч прячу, на всякий случай. Хочешь посмотреть?

— Д-давай.

Ман взмахнул рукой и выхватил из воздуха меч, у которого вместо лезвия полыхал столб пламени.

— К-как у архангела Михаила, — пробормотала Ксюша.

— У него лучше, — возразил Ман, — но для наших нужд и этого хватит.

Он взмахнул мечом, и монастырь охватило пламя. Когда оно опало, весь двор был устлан ровным слоем пепла, и мёртвых монахов не было.

Ман взглянул на наручные часы:

— Через сорок две с половиной минуты они вернутся в двойном размере и не одни. Побежали! — он протянул Ксюше свободную руку.

— Куда?

— За чашей. Ты ведь за ней пришла?

И они побежали. Многочисленные дворики, переходы и балюстрады, которые они пробегали, смешивались перед глазами. Ксюша запыхалась, совершенно не понимала, куда бежит, и ей казалось, что это никогда не кончится, когда они наконец оказались в маленькой часовне с витражным потолком, где на алтаре стоял серебряный потир, охваченный белым огнем.

— Вот, — Ман ободряюще похлопал Ксюшу по плечу, — бери его.

— Почему я?

— Ну… он ведь тебе нужен, разве нет?

— Нет, моей подруге, то есть мне сказали, что он ей нужен, но я не знаю точно…

— Бери, если у тебя чистое сердце и благородные намеренья, если нет, то лучше оставим это.

— Я не знаю.

Он улыбнулся мягко и обнадеживающе и весь словно светился, а может быть, и светился на самом деле…

Ксюша подошла к алтарю. Её пальцы прошли сквозь пламя и сомкнулись на ручке чаши.

Ман опять взглянул на часы.

— Осталось полминуты — уходить будем через потолок, — и запел. То есть взял глубокую чистую ноту и вёл некоторое время. Витраж на потолке задрожал и рассыпался. — Отлично, теперь хватай меня за шею.

Где-то не так далеко раздался душераздирающий вой.

— Быстрее!

Ксюша взобралась Ману на спину, он пару раз нервно хлопнул крыльями и взмыл в небо. Монастырь окутало облако тьмы, где то и дело выскакивали то хвост, то рога, то вспыхивали кроваво красные глаза.

— Ничего, оттуда ему не выбраться, — сказал Ман.

— З-знаешь, у меня есть вопросы, — прошептала Ксюша, оглядываясь через плечо на бушующего в монастыре демона.

— Думаю, у тебя их много, — усмехнулся Ман. — Неприятно действовать вслепую, да? Но времени у нас мало. Сначала мы снимем с твоей подруги черные чары, потом надо будет привести в порядок её тело, а потом…

— А потом?

— Потом мы как следует всё обсудим.

Ман забил крыльями и начал снижаться.

— Что случилось? До усадьбы ведь ещё далеко?

— Я вижу в лесу знакомого. Осторожно — посадка будет жесткой.

В паре метров от земли Ман совершенно потерял равновесие, и они свалились в кусты орешника. Когда они наконец выбрались оттуда, Ман указал на ссохшиеся останки, лежавшие в паре метров он них.

— Вот, — сказал он.

Ксюша отметила про себя, что не слишком шокирована — в конце концов, в отличие от монахов, они не двигались.

— Привет, Дора, — обратился Ман к телу. — Надо отдать тебе должное, ты забрался довольно далеко по такому-то солнцу.

И тут к ужасу Ксюши тело заговорило, с трудом открывая рот и едва ворочая почерневшим языком:

— Приветствую, Эммануил. Если бы на этом проклятом небе было хотя бы с десяток облачков, я бы смог осуществить задуманное.

Ксюшу передёрнуло. Она вцепилась в рукав штормовки Мана и зажмурилась.

— Эммануил, — продолжало тело, — если ещё не поздно, там в монастыре…

— Да я знаю, Дора, — не дал договорить Ман. — Я забрал её оттуда вместе с потиром.

В его голосе прозвучала какая-то поистине неземная печаль. Казалось, каждый звук трогает определенную струну в душе, заставляя её дрожать и петь с невыразимой грустью.

Ксюша перестала жмуриться и посмотрела на Мана. Он смотрел на говорящие останки, и вся его фигура словно истончилась и стала прозрачной, пронизываемая золотыми лучами света. А его лицо, нет лик… Ксюша, изучавшая в МАРХИ историю искусств, видела множество изображений скорбящих ангелов, но ни одно из них не было так прекрасно и так печально…

Девушка почувствовала, как эта красота и эта печаль передаются ей, вселяя неведомое раньше мужество.

Ман поймал её взгляд и тут же весь как-то собрался и приобрёл вполне телесный и определённый облик. В этот момент Ксюшу внезапно пронзило осознание. Её взгляд скользнул по телу и остановился на руке в лайковой перчатке.

— Д-дормедонт Ал-лександрович? — спросила она дрожащим голосом.

Тело, которое и в самом деле принадлежало Дормедонту Александровичу, с трудом открыло заплывшие глаза и покосилось на Ксюшу.

— В-вчера вы выглядели гораздо лучше, — Ксюша с удовольствием отметила, что ей удалось заставить свой голос дрожать не так сильно.

На лице Дормедонта Александровича изобразилась чуть заметная кривая