Шмагия - Генри Олди

Мечтательно улыбаясь, Андреа гулял по Конному рынку, зачем-то приценился к мерину лет двенадцати, оранжевой масти, с облезлым хвостом и опухшими бабками, но покупать не стал. Далее, выйдя в сквер Трех Судебных Органов, долго любовался памятником ятрийскому поэту Адальберту Меморандуму, автору поэмы «Вертоград». Закусив длинный бронзовый ус, поэт взирал на город со слезой умиления. Вокруг постамента, завиваясь спиралью вверх, к ногам гения, располагались вольные разбойники, трое беглых драгун с женами, один мрачный борец за независимость, живописная группа участников мятежа Джеккиля Требушатника и дочь короля-чернокнижника Бенциона-Штефана, большая поклонница лирики. У подножия, рассевшись на скамеечках, местные трубадуры за деньги слагали экспромты на заданную тему. Рядом с каждым в рамочке красовалась лицензия на производство экспромтов.

Ближе к яру вагант-нелицензиат, бородатый детина одного с Андреа возраста, бесплатно мурлыкал себе под нос:

Играй словами, сукин сын,Мечи в зенит! -Но ближе, ближе псы-часы,И — извини…

Мускулюс кинул ему монету: украдкой, пока не заметили скверные надзиратели.

Вскоре колдун перебрался в «Волшебный фонарь», где долго любовался мастерством братьев Люмьер: младший вырезал из вощеной бумаги фигурки, дуновением понуждая их разыгрывать на белой ширме душеполезные сцены, а старший музицировал на гнутой дудке с клапанами. Позже Мускулюса видели на площади Возвышения: он слушал игру на бомбулюме и монокордиуме, краем глаза следя за установкой огромного шапито. В Ятрицу приехал знаменитый «Цирк Уродов», и музыканты привлекали будущих зрителей.

Афиши цирка украшала лилипутка Зизи, гарцуя на рогатом китоврасе.

На углу площади имелась аустерия «Хромой Мельник», куда Мускулюс и завернул. Над входом в заведение красовалась скульптура, выполненная в полтора человеческих роста: мельник самого бандитского вида, с деревянной ногой, оседлав бочку, блаженно приник к кружке пива. Для пущего смеха ваятель одел мельника в сутану с рюшами, священную одежду Веселых Братьев, чья обитель, как и предписывалось уставом ордена, высилась аккурат напротив питейно-закусочного дома. Вне сомнения, святые отцы были здесь частыми и желанными гостями: их бдения, заутрени и всенощные, согласно давним привилегиям, оплачивал державный Цензорат. Выглядел раскрашенный мельник очень натуралистично — в темноте или спьяну его часто принимали за живого великана-бражника, очень пугаясь.

Эту аустерию колдун навещал в прошлый приезд. И впечатление сохранил самое положительное.

За минувшее время здесь мало что изменилось. Потолок украсили тележными колесами, чучело Янкеля-Призрака запенили на ростовой портрет императора Пипина Саженного. Добавились два зеркала в прихожей, по бокам гардероба: одно обычное, где отражались люди, еще не утратившие человечий облик, второе же отражало игисов, спектрумов и прочих ламий, заверни они сюда хлебнуть пивка. Кстати, удобно. При входе и выходе можно лишний раз удостовериться, жив ты или уже не вполне. Главное, спьяну зеркала не перепутать. Рядом висела верительная грамота. Пергамент, мелко исписанный вязью каллиграфа, гласил, что в «Хромом Мельнике» правом убежища и беспрепятственного допуска пользуется любое создание, желающее подкрепить Силы телесные и духовные. Лишь бы присутствие и наклонности оного не были помехой остальным посетителям.

Выполненный алой тушью постскриптум напоминал: «Клиенты в меню не входят!»

Здешний хозяин был большим либералом. Мускулюс подумал, что такой документ при входе превратит аустерию в пустыню, распугав мирных бюргеров. Ничуть не бывало! Аустерия процветала. Первый, «народный» зал оказался набит битком. Гуртовщики-таврогоны в стеганых армяках и штанах с кожаным «седлом»; пьяница-бирюч с длинномерной буциной; троица колпачников с женами-однодневками; офени в крикливых кафтанах «хвост кочета», бортники из окрестных деревень, певички-хохотушки…

Долго рассматривать пеструю публику малефик не стал, сразу пройдя во второй, «чистый» зал. Тут сидел народ посолиднее. Хотя и здесь свободных мест оставалось маловато. Один табурет пустовал за столом, где со скорбью и тщанием надиралась могучая кучка Веселых Братьев. Компанию им составлял румяный широкоплечий простак с бляхой магистрата на груди. Вокруг Братьев и крепыша-простака, осами над разлитым медом, вились Доступные Сестры в глухих, невинно-прозрачных платьях с хвостами леопардов. Хвосты томно извивались: достигалось это с помощью хитроумной шнуровки лифов.

Братья с надеждой уставились на нового посетителя. Старший даже пустил слезу, приглашающе махнув рукой, но Мускулюс притворился слепым. Коротать время в тенетах сего ордена — слишком тяжкое испытание для печени, кошелька и желудка. Особенно памятуя о вчерашних трепангах! Закон суров: сел за один стол с Братьями — ешь, пей, гуляй наравне, а плати вдвое. Можешь соблюсти умеренность, но тогда плати вчетверо. А еще на их кислые рожи смотреть…

К счастью, под оливой в горшке обнаружился угловой столик на два места, только что освобожденный клиентами.

Малефик быстро проследовал туда.

Весть о приезде в Ятрицу столичного колдуна уже распространилась по городу. Буквально через минуту перед Андреа возник хозяин «Хромого Мельника». Он являл собой несомненное сходство со скульптурой над входом, разве что скульптуре недоставало поварского тесака на поясе.

— Счастлив! — сердечным баритоном начал он, сдвигая набекрень головной платок. — Душевно счастлив видеть вас, уважаемый мастер, в моем скромном заведении. Надолго к нам? Что изволите заказать?

Хозяин галантно шаркнул протезом.

— На неделю, может, две. А заказать изволю. Первым делом — кувшинчик тминной с солью. К нему — окуньков, томленных на углях. Крупных, но не слишком жирных. С гранатовым соусом. Еще подайте тонких ржаных хлебцев и запеканку с базиликом.

В рыжих глазах аустатора отразилось сочувствие. Клиент желает тминной с солью и ничего жирного? — значит, мается после чрезмерного усердия. «Ничего, уважаемый! Берем вашу хворь на абордаж! Завтра же будете огурцы с молоком безнаказанно кушать!» — явственно читалось на лице хозяина.

— А скажи-ка, голубчик, — снедаем внезапным любопытством, колдун придержал аустатора за локоть. — Грамота, чудо-зеркало… Не боишься прогореть? Всякий ли захочет со стриксом за общим столом сидеть?!

В ответ хозяин просиял хитрющей улыбкой, сразу сделавшись похож на медный таз.

— Не в обиду будь сказано, мастер колдун… Я вас колдовству учить не возьмусь. Но и вы мне в трактирном деле, простите, не учитель. Где еще почтенный бюргер на дикого игиса взглянуть сможет? А нигде! Кроме как у Джонатана Окорока. Вы уж поверьте, я человек бывалый, в людях толк знаю. Вот и валит ко мне народ. Увидят приезжего незнакомца, ликом бледного, с ногтями длинными, — потом с месяц по городу разговоров. Я, мол, вчера… в «Хромом Мельнике»!… рядом сидел!… И гости вроде вас мимо не проходят. Дома по приезду жене расскажешь, жена три дня муженька голубит. Я с вами, мастер колдун, как на духу, по совести — вы и так зрите в корень, кто есть кто!