Человек нового мира - Анатолий Луначарский

Марксистская биография есть единственно верная биография. Само собой разумеется, прибавим мы, для того, чтобы быть истинно марксистской, марксистско-ленинской, она должна быть талантливой и основанной на хорошем изучении предмета».

Великолепно сформулированное теоретическое положение суммирует отношение Луначарского к биографиям-исследованиям, к работе биографа-марксиста.

Можно предположить, что столь целеустремленная, глубоко и всесторонне осмысленная работа Анатолия Васильевича в этом направлении была в то же время постепенной подготовкой его к написанию «подлинно научной биографии» Владимира Ильича Ленина.

Создание книги о Ленине — «человеке, в котором историческое величие гармонировало с необычайным личным обаянием,…такого чистого идейно, так бесконечно одаренного, что он, казалось, превосходил границы человеческого, хотя на самом деле впервые их заполнил» — было для него не только предметом постоянных глубоких размышлений, но и, судя по дневниковым записям, совершенно конкретной перспективой творчества.

Мысль о большой биографии-жизнеописании Ленина возникла у Луначарского, по-видимому, сразу после смерти Владимира Ильича. О насущной необходимости такой книги он написал в феврале 1924 года.

Рождение этого замысла относится к первым послереволюционным годам. В 1919 году, по просьбе известного издателя Гржебина, обратившегося к Луначарскому по рекомендации Горького, Анатолий Васильевич пишет «воспоминания о великом перевороте». Некоторые из этих воспоминаний составили книгу «Революционные силуэты», вышедшую в 1923 году. Открывал книгу очерк «Владимир Ильич Ленин». Второе ее издание было предпринято на Украине.

И при жизни Ленина, а особенно после его смерти, Луначарский очень часто выступал с воспоминаниями о том времени, когда «в одной комнате, за одним столом, за одним общим делом» доводилось вместе работать «с этим изумительным человеком». Многие воспоминания-речи датированы концом января 1924 года: они были произнесены в скорбные траурные дни.

Все это, конечно, были лишь фрагменты, крупицы, штрихи, но и они явились «подготовительными попытками охватить Ленина как явление», глубокое и цельное, показать жизненный путь Ленина — гениального мыслителя, вождя революции, основателя пролетарского государства.

В своей книге «Память сердца» Наталия Александровна Луначарская-Розенель рассказывает о беседе Анатолия Васильевича с лечащим его врачом в Ментоне (Франция), где он провел последний месяц своей жизни.

«Я хочу еще пожить, хотя бы для того, чтобы написать книгу о Ленине. Это мой долг. Эта книга будет самым значительным из всего, что я сделал в жизни.

Он увлекся и горячо говорил об этой будущей книге, и врач не остановил его, он сам, затая дыхание, слушал Луначарского».

А в ночь накануне смерти Анатолий Васильевич говорил ей:

«Мне нужно три года, еще три года. Я многое успею сделать за эти три года. Я напишу книгу о Ленине, я не буду разбрасываться, как раньше».

Чувство невыполненного долга жгло Луначарского. Об этом свидетельствуют публичные высказывания последних лет, воспоминания современников, письма к жене.

В письме к Наталии Александровне в 1930 году Анатолий Васильевич писал, что именно ради работы над книгой о Ленине он решается просить о переводе его на работу за границу, где, вдали от «московского шума жизни», он сможет сосредоточиться на этом труде, который рассматривал как книгу-исследование, как серьезнейшую научную работу.

Здесь, наверное, следует пояснить читателю, почему работать над книгой о Ленине в Москве было почти невозможно. Не только множество «постов» — служебных, научных, общественных, которые он занимал, требовали и отнимали массу времени и сил, но и колоссальная работа партийного публициста, пропагандиста, литератора, художественного критика — такова была повседневная жизнь Анатолия Васильевича тех лет. Все это, помноженное на неумение, да и нежелание отказывать, создавало нечеловеческую перегрузку.

Поэт-сатирик Александр Архангельский посвятил Луначарскому эпиграмму: «Родился предисловием вперед и произнес вступительное слово». Действительно, редкое торжественное собрание, знаменательный юбилей, театральная премьера, собрание творческих организаций проходили без доклада или вступительного слова Луначарского. К нему, как к блестящему оратору, энциклопедически образованному человеку, обращались партийные организации (в качестве лектора Центрального и Московского комитетов партии он объездил весь Советский Союз, а в Москве и Подмосковье выступал по нескольку раз в месяц), писатели, художники, музыканты, режиссеры, издательства с просьбами о выступлениях, предисловиях, рецензиях.

Анатолия Васильевича, что называется, «рвали на части». Бывало, в один день ему приходилось диктовать стенографистке по 5–6 газетных и журнальных статей, рецензий, заметок на «злобу дня». Делал он это или с 7 утра, до служебной работы, или в свободные дни, а случалось — ив дни, когда недомогание заставляло оставаться дома. Рабочий день Луначарского иногда длился по 16 часов.

Сохранилась заметка Анатолия Васильевича, предназначенная для журнала «Огонек», — «Как я отдыхаю». Она начинается словами: «Строго говоря, я вовсе никогда не отдыхаю. Даже в праздничные дни у меня чрезвычайно редко выпадает что-нибудь похожее на то, что обыкновенно называется отдыхом, о будних же днях вовсе не приходится говорить».

Комментируя эту цитату в томе 82 «Литературного наследства» «А. В. Луначарский. Неизданные материалы», Н. А. Трифонов пишет: «И недаром жизнь этого человека сравнивали со свечой, зажженной с двух концов».

Огромна была и корреспонденция Луначарского — служебная и личная.

Об избыточной щедрости, с которой он раздаривал свои силы, время, здоровье, он начал думать только в последние годы жизни. Возвращаясь мысленно в прошлое и думая о будущем, он писал Наталии Александровне из Женевы, где регулярно, начиная с 1928 года, проводил по нескольку месяцев, участвуя в работе Лиги Наций. «Пора начинать жить более целеустремленно. Наступает вечер жизни, а сделано так мало…»

«Сделано так мало»…. Эта неудовлетворенность показывает чрезвычайную строгость самооценки Анатолия Васильевича. Прожив 58 лет, он написал более двух тысяч критических статей, 40 пьес, много стихов, несколько сценариев.

Круг интересов Луначарского-критика, тонкость и глубина анализа творчества того или иного писателя, композитора, художника — поразительны.

Бернард Шоу, выступая в Колонном зале Дома Союзов в Москве, во время своего визита в СССР в 1931 году, говорил: «Неделю назад Луначарский был для меня очень известным именем. Но сейчас он для меня живой человек. И я нашел в нем не только партийца-коммуниста, но и нечто, что русские и только русские могут мне дать: умение понять и оценить мои собственные произведения с такой глубиной и тонкостью, которой — я должен это признать — я никогда не встречал в Западной Европе».