Вольная Русь - Анатолий Спесивцев

Людей в каземат набилось много, мрачных и сразу заметно, что растерянных. Все — сплошь оборванцы с разбойничьими мордами, других среди казаков-ветеранов быть не могло, не выживали они ранее на фронтире. Приход колдуна заметили. Молчание сменилось гулом голосов, уважительно тихих — все знали, что погибшего атамана и характерника связывала дружба. Помимо живых хватало и мёртвых — они лежали двумя рядами вдоль одной из стен. Тела, это сразу бросилось ему в глаза, были только казачьи, в походной рванине, с рубленными и колотыми ранами. Одно, накрытое серым полотном, лежало наособицу, к нему и подошёл. Сердце сжало, будто тисками, даже пот на лбу выступил, пришлось несколько секунд пережидать, пока боль снизится, станет всего лишь ноющей.

Присев, откинул холстину с головы лежащего. Угадал правильно. Несмотря на страшную рану, разрубившую череп почти до уровня глаз, свалявшиеся колтуном от крови и мозгов волосы друга он узнал сразу. На лице лихого, бесшабашного атамана навеки застыло выражение решимости и азарта.

«Странно, много раз приходилось видеть, как лица умерших расслабляются и разглаживаются, принимают умиротворённый вид, а Мишка будто и мёртвый готов продолжить бой, разить врагов. Эх, Мишка, Мишка, на кого же ты меня покинул. Хорошо, что твоя супруга тебя таким порубленным не увидит, останешься в её памяти бойким красавцем. Но как я буду с ней о твоей гибели говорить — представить страшно».

И без того не праздничное настроение стремительно покатилось вниз. Увильнуть от общения с теперь уже вдовой друга было бы подлостью, а рассказывать ей о его гибели удовольствие настолько сомнительное, что с удовольствием заплатил немалую сумму, чтоб его избежать. Но, к сожалению, есть вещи от которых уклоняться нельзя.

Бережно, будто боясь причинить другу боль, накрыл его лицо рядном и встал, невольно поморщившись от боли в разбитом колене. Перекрестился. Внимательно оглядел столпившихся в другой части комнаты людей.

«Блин, мне это мерещится, или часть казачков, пока я прощался с Михаилом, слиняла? Вроде их больше было, когда заходил».

Хотя в крепости засели отчаюги из отчаюг, под взглядом колдуна они заметно терялись и мялись, невольно чувствовали вину за произошедшее.

— Братцы-казаки, как же это такой промах совершили, жизнь своего атамана проворонили, а?

Сразу несколько человек начало оправдываться. Естественно, разобрать в этих выкриках что-то — оправдывались ребята энергично — было мудрено. Аркадий дал казакам немного выплеснуться, потом неожиданно для них громко хлопнул в ладоши. Хлопок услышали все и замолчали.

— Не, ребята, так дело не пойдёт. Негоже казакам базарный хай поднимать (вообще-то для казачьих сборищ весьма характерный — вольница ведь). Вот ты, Григорий, расскажи, как всё произошло.

Смуглый, горбоносый брюнет Григорий Некрег, смахивающий на горского абрека, каким, возможно, и был до ухода на Вольный Дон, а ныне атаман одного из новых городков на Тамани и комендант данного бастиона, с ответом не задержался. Впрочем, говорил по-русски он как казак с Низовьев Дона, может, там и родился, имея мать или отца с Кавказских гор, близко Некрега попаданец не знал.

— Так кто ж знал, Москаль, что у них хватит наглости напасть таким малым числом? А то, что турки нашли проходы к валам в минном поле… предательством здесь пахнет.

На такую отмазку оставалось только вздохнуть. Аркадий поморщился, покачал головой.

— Положим, предупреждал я атаманов, что недоброе чую. Заковыка в том, что и сам не понимал, когда и откуда беду ждать («Дьявольщина, придётся заниматься самопиаром, иначе до смены и не доживёшь»). А того, кто ворогам наши тайны сдал, найдём и… не помилуем.

— И правда! — раздался голос и из неразбежавшейся кучки казаков. — Смеялся Татарин, что Москаль-чародей совсем нюх потерял, стал даже такую кучку турок опасаться.

— Эх, — взмахнул рукой, будто саблей рубанул, характерник. — Знать бы точно, а то так… — он покрутил пальцами поднятой вверх руки, — мерещилось что-то тревожное, а что — сам не понимал. Только с вас это вины не снимает. Чего ж в бою атамана не прикрыли? Почему позволили ворогу его зарубить?

— Дык, разве его удержишь? Завсегда Татарин поперёд всех в рубку кидался, ох и лют, царство ему небесное, — сопроводил крестным знаменем рассказ, — был в бою.

— Царство небесное и земля пухом, — согласился Аркадий. — А идти в бою рядом с атаманом разве никто обязан не был?

— Так и шли же! И слева и справа его люди бились, токмо в густом дыму-то…

— В густом дыму?.. — поднял удивлённо бровь колдун. — А он откуда взялся? Вроде ничего здесь не горело?

— Так мы ж и напалили! Из скорострелок (донское название револьверов), ох и знатное оружье ты, Москаль придумал… Поздно турок заметили, они уж ров переходили…

— Постой, как переходили? Ров в два человеческих роста глубиной, как его вброд перейти можно? Неужто они смогли его фашинами забросать? Так это же, сколько времени надо, стража получается, беспробудным сном дрыхла? Как сурки на зиму в спячку залегли?

— Не-е, батька Михаил хоть и добрейшей души человек был, — в этот раз перекрестились все присутствующие, Татаринова донцы любили и уважали, — токмо за сон на страже он виновного враз повесил бы, без жалости. Как можно?!

— Ладно, отложим разъяснение этого вопроса. Значит, перешли вброд, говорите?

— Точно, Москаль тебе говорю, перешли. Все в мокрых штанах были — кто выше колена, а кто и по самые яйца, некоторые, так совсем мокрые, могет быть, по пути падали в воду. Хуч и бросали они в воду чего-то, таки видоки сказывают — и шедшие первыми не плыли, а пешими ров переходили. Но токмо с самого краю.

— Однако вода сейчас в море ледяная, да и край рва волнами захлёстывается…

— Батьку, — вступил в разговор ещё один казак, незнакомый Аркадию, русый, с серьгой в ухе, — своими глазами видал, как турки вброд через ров шли, а их волнами било. Некоторых, так совсем с ног сбивало, и не все поднимались, но шли без остановок. А потом как бешеные на вал полезли, а там-то казаков немного было, да все только с ружьями да саблями.

Дальнейший опрос прояснил ситуацию. Не обращая внимания на выстрелы, турки забросили на валы множество кошек с привязанными к ним ремнями и полезли вверх. Малочисленная стража не допустить этого не могла, полегла полностью, рассказчик, видевший переход через ров наблюдал эту картину не с бокового, а с переднего вала. Развивая успех, враги попытались захватить и бастион, но туда, в каземат ближайший к выходу на вал, уже набилось достаточно много казаков, в том числе и имевших револьверы. Интенсивная револьверная стрельба здорово проредила турецкие ряды, отдельных «везунчиков» сумевших прорваться в ближний бой легко секли саблями. Дело шло к лёгкой победе, но множество выстрелов из оружия с патронами снаряжёнными чёрным порохом привели к сильнейшему задымлению в каземате, стрельбу пришлось прекратить и брать врагов в сабли. В этот-то момент и не заметил Михаил Татаринов удара, прервавшего его жизнь.

Гибель атамана только подстегнула казаков. Турок, сумевших прорваться в бастион, порубили, а снаружи кто-то догадался перебрасывать через вал гранаты. Это существенно сократило подкрепления, получаемые врагами на валу, и их трупы (в плен здесь не брали) скоро полетели вниз. С каждой секундой нараставший огонь из бойниц, полетевшие над головами наступавших с жутким воем бомбы, участившиеся случаи подрыва на минном поле… оказывали всё более сильное давление на психику штурмующих. Турки, до этого проявлявшие невиданное мужество растерялись, замялись и побежали обратно. Обрекая тем самым ворвавшихся в крепость на гибель.

Приступ отбили, потом выяснилось, что с небольшими потерями, погибло и получило тяжёлые раны менее сотни казаков, но одновременный уход из жизни Татаринова и Гуни поставил обороняющихся в очень опасное положение. Этот момент Аркадий не просто сразу понял — ощутил всем существом. И немедленно начал действовать для блокирования нормальных в казачьем обществе демократических процедур по избранию новых руководителей взамен выбывших. В конце концов, собственный статус на гетманщине и Вольном Дону позволял ему такую попытку. Пока никто возражать не решился, большинство наверняка примет подобную перестановку как данность, а для горласто-недовольных море рядом и мешков хватает — мигом можно отправить в подарок морскому царю. Лучше утопить нескольких горлопанов, чем допустить разлад в гарнизоне осаждённой крепости.

Поймав себя на отдании распоряжения во второй раз, Москаль-чародей решил свернуть активную руководящую деятельность и сделать перерыв. Да и вымотал его нервотрёп этой ночи порядочно — ощущение пышущего изнутри жара, переполненности энергией сменилось нараставшей апатией.

«Казаки настороже, старшина на валах и в бастионах, никакого неприятного сюрприза больше быть не должно. Необходимо хоть немного отдохнуть, день будет не менее тяжёлый».