Русь окаянная - Сергей Норка

Где-то в ночи прозвучала автоматная очередь. Затем еще одна. Через минуту поблизости уже шел бой. Я поднялся на крышу и увидел, что метрах в ста от виллы два человека из автоматов обстреливают машину, которая петляя продвигалась к реке. Машина сделала резкий поворот, врезалась в магазин «Вильяме» и взорвалась.

— Дикий народ, — послышалось сзади.

Я обернулся и увидел Постникова. Мы обнялись.

— Какими судьбами? И вообще. Ты где находишься? В Багдаде?

— Нет, — ответил Валентин. — Моя бригада дислоцируется в Киркуке.

Постников выглядел молодцом. В нем появилась какая-то уверенность, не имевшая ничего общего с тем истерическим состоянием, в котором я оставил его в московской коммуналке. Форма полковника иракских танковых войск ладно облегала его поджарую фигуру. Я отметил про себя, что кобура с пистолетом висела у него не как у арабов сбоку, а как у советских офицеров сзади.

— Ну как ты? Обвыкся? — спросил он, после того как мы, спустившись в мою комнату и сев за стол, опрокинули по рюмке арака.

— Служим потихоньку, — ответил я, разрезая помидор. — А ты как?

— Повоевать пришлось. Восемь танков потерял.

— С кем? — удивился я.

— С курдами, разумеется. Эти остолопы, я имею в виду арабов, суют танки куда попало. Все не могут уяснить, что боевые действия в горах ведутся пехотой и спецподразделениями.

С азартом Валентин живописно рассказал мне о боях войск Саддама с курдскими повстанцами, которые были не только прекрасно оснащены новейшим американским оружием, но и имели иностранных инструкторов, преимущественно афганцев. Я отчетливо понимал, что, несмотря на азарт воспоминаний, мысли его были прикованы не к горам Курдистана, а к Родине.

Сам я весьма смутно представлял ситуацию в России, так как средства массовой информации были для меня пока еще недоступны, хотя я уже немного понимал арабский и даже пытался говорить.

— Ну, а дома что делается? Ты в курсе? — спросил я, как только он сделал паузу.

Веселое, дышащее азартом лицо Постникова помрачнело. Он начал нервно катать шарик из хлебного мякиша, затем налил полстакана арака и залпом выпил.

— То, что и предполагалось всеми, кто по своим мыслительным способностям отличается от барана.

— А именно?

— Разграбление государства невесть откуда появившимися «новыми русскими» с партийным прошлым, обнищание населения и полное моральное падение нации. Все это под проповеди и под благословение антихристов в рясах. Этот жирный боров (я понял, что он имеет в виду нового премьера, который внезапно выскочил из какого-то института, как чертик из табакерки) ввел свободную внешнюю торговлю. В том числе на стратегическое сырье. — Он помолчал и добавил, четко выговаривая звуки: — Бесконтрольно. Сейчас миллионы тонн нефти, металлов, древесины фактически присваиваются высокими чинами новой «демократической» России, гонятся за границу, а деньги оседают на их личных счетах. Одновременно наблюдается мощный подъем бандитизма. — Он снова налил себе араку и резким движением влил его себе в глотку. — Идет борьба за выживание. Люди взялись за оружие, но не против верхов, а против друг друга. Словом, Россия уже превратилась в криминальное государство с бандитским уклоном.

— Мда-а, — промычал я. Несмотря на то что я собирался вернуться домой, а Постников нет, его события в России волновали гораздо больше меня.

— Я регулярно читаю сводки иракской разведки о развитии ситуации в России, — продолжал Валентин. — Все идет в соответствии с прогнозом. Формируется специфический тоталитарный режим в демократической одежде. Иракцы выявили некую аналитическую группу, которая, используя псиметоды, направляет событие в нужное русло. По расчетам иракской разведки, формирование тоталитарного режима закончится к концу 93-го, после чего Россия и русские будут принадлежать десяти, пятнадцати семейным кланам, которые к этому времени уже сложатся как финансовые олигархии и возьмут под контроль финансовую систему государства, средства массовой информации, ключевые отрасли промышленности и организованную преступность. Поскольку все эти мероприятия будут финансироваться за счет государственного бюджета, то начнется дикое обнищание масс. Внешне все сейчас уже выглядит как анархия, бесконтрольность. В действительности уже действует четкая система приватизации государственных денег. Население полностью лишится всех видов защиты от этих олигархий и фактически тоже будет приватизировано.

— Как так? — не понял я.

— А вот так. Новая форма рабства. Словом, эти интеллектуалы, в полном смысле этого слова, разработали принципиально новый строй, в структуру которого входят элементы всех предыдущих общественно-экономических формаций, включая рабовладельческую. Причем современные рабы в отличие от рабов Древнего Рима не будут понимать, что они рабы, что исключит вероятность появление нового Спартака.

— Я не пойму только одного, — сказал я, внимательно всматриваясь в лицо Постникова. — Почему тебя это все интересует? Ведь ты принял решение порвать с Россией.

Постников на несколько минут задумался. Затем, твердо глядя мне в глаза, сказал:

— Я не исключаю, что в России создастся ситуация, когда я обязан буду вернуться. Обязан как патриот и офицер.

— Гражданская война? — спросил я скептически. Постников снисходительно улыбнулся.

— Да. Но не в том виде, в котором они проходили в прошлом. Гражданская война в России неизбежна. Но будет вестись без огнестрельного оружия.

Он посмотрел на часы и встал.

— Обо всем этом мы еще поговорим, а сейчас я должен ехать к министру. Нужно изложить кое-какие соображения.

Глава 3. Халдеи

Когда по повелению Набу и Мардука, любящих мое царство, и при помощи оружия, принадлежащего Грозному Эрре, который поражает молнией моих врагов, я победил ассирийца и превратил его страну в груды обломков и развалины, тогда Мардук, владыка Этеменанки, вавилонской ступенчатой башни, которая еще до меня обветшала и обвалилась, приказал мне заново возвести фундамент в котловане на старом основании, чтобы глава его могла высотой состязаться с небом.

На следующий день, вернувшись из Таджи и наскоро пообедав, я отправился на другой берег Тигра. Стояла поздняя осень, и в Багдаде непрерывно лил дождь. Спустя сорок минут, весь мокрый, я уже находился на том самом месте, где меня подобрали таинственные незнакомцы. Не знаю, какое чувство вело меня по лабиринту узких трущобных улочек, но еще минут через тридцать я уже стоял перед воротами того самого особняка, в котором начался новый этап моей жизни.

Ворота открыл молодой парень, борода которого еще только-только пробивалась. Не поприветствовав ни жестом, ни даже выражением лица, он кивком головы пригласил меня следовать за собой. Мы прошли через дворик, посредине которого лежал большой камень черного цвета, и вошли в дом. Здесь не было ни души. Хотя внутренним чутьем, которое почему-то обострилось, как только я подошел к этому дьявольскому особняку, я ощущал, что он полон народа. Берос, одетый в длинную белую рубаху до пят, сидел в маленькой комнате без окон. На каменном столе, стоявшем посредине комнаты на деревянной подставке, располагался большой хрустальный шар, который жрец глубокомысленно изучал. Со стороны казалось, что шар — это живое существо, с которым Берос беседует, причем беседует очень почтительно. На полках вдоль стены стояли более мелкие хрустальные шары, различные пирамиды, кубы и параллелепипеды. На отдельной полке, напротив входа в комнату, стояла странная фигура, грубо высеченная из гранита. Просматривалось очертание человека, над которым стоял какой-то зверь, причем человек помещался под брюхом зверя, между четырьмя лапами.

Электричества в доме, судя по всему, не было, поэтому комната, в которой я оказался, освещалась восемью факелами, издававшими тяжелый, густой запах. Когда я вошел, жрец оторвался от созерцания шара и жестом указал мне на каменную скамью напротив. Я сел и почувствовал легкое головокружение, видимо, от царящих здесь ароматов. Тело расслабилось само собой, веки отяжелели, сердце стало биться отчетливее, но медленнее. Мне казалось, что я ощущаю каждую клеточку своего тела.

Наконец непроницаемый Берос посмотрел мне в глаза и спросил:

— Как ты себя чувствуешь?

— Все нормально, — ответил я, пытаясь отвести взгляд от темных бездонных глаз жреца.

— Великий Молчащий примет тебя, но сначала мы побеседуем.

Он встал, достал из сундука, стоявшего у него за спиной, какой-то предмет в форме пирамиды величиной со спичечный коробок и поставил на стол передо мной. Затем взял с полки хрустальный шарик и подошел ко мне. Чиркнув спичкой, Берос зажег пирамидку, которая, потрескивая, начала гореть таким ярким белым пламенем, что слепило глаза. Берос, не говоря ни слова, поднял шарик на уровень моего лица, и я почувствовал, как мой взгляд словно приковало к этому сверкающему шару. Постепенно мной овладело какое-то странное состояние. Комната словно исчезла. Исчезли все предметы, исчез жрец. Я не чувствовал своего тела, и только сознание как бы парило в сверкающей белой бездне. Наконец, бездна приобрела голубоватый цвет. Откуда-то сверху раздался тяжелый голос: