Страна Восходящего Солнца. История и культура Японии - Екатерина Гаджиева

После Котоку правила его мать Сай-мэй, но ее царствование было недолгим, поскольку своей страстью к роскоши она наносила ущерб и без того нестабильной экономике страны. Порожденное ее политикой недовольство выплеснулось в заговор во главе с сыном Котоку т-г-Аримой, но QH завершился неудачей' Разлад внутри страны разгорался еще сильнее из-за внешних конфликтов. Угроза нападения на границы была достаточна сильна как с севера, так, и с юга, щ> если на северо-востоке это была незначительная опасность в лице тунгусских племен, то с юго-западным противником нельзя было не считаться. Там находилось корейское государство Пэк-че, поддерживаемое японцами» но потерпевшее поражение от Китая, Наследник корейского престола скрылся в Японии, откуда через короткое время вернулся с вооруженной поддержкой— Саймэй собирала армию, чтобы дата» решительный отпор китайским захватчикам, йо умерла раньше, чем смогла осуществить задуманное, и помощь корейцам оказал уже следующий правитель — Тэнти. Планам японцев, однако, не суждено было осуществиться, поскольку в 663 году японско-корейские войска потерпели сокрушительное поражение как в сухопутном бою, так и в сражении на реке. Войска китайского императора при поддержке правителя другого корейского государства — Сил ла — захватили Пэкче, а позднее и еще одно государство Кореи — Когурё. Китай готовился к продолжению завоевательных войн, направив свои взгляды на Японию, и осуществил бы свои планы, если бы не неожиданный сюрприз со стороны бывших союзников. Силланцы, собрав армию, втайне от Китая готовились дать отпор, что им удалось сделать в конце VII века. Так было создано единое корейское государство. Для Японии подобный поворот событий оказался только к лучшему, поскольку Китай лишился своего опорного пункта для нападений на территорию архипелага, а Корея была слишком занята внутренними дрязгами, чтобы замышлять захват новых территорий. К тому же в военном отношении она была слабее Китая и не представляла большой угрозы.

В результате этот конфликт оказался даже полезен Японии, значительно ускорив проведение реформ, необходимых для укрепления страны. Император Тэати немало способствовал передаче частных владений в собственность государства, для чего он даже отказался от собственных личных угодий. Вновь была осуществлена перепись населения, которое после этого было поделено на деревня «гёсэй сонраку», представлявших собой более крупные административные единицы, нежели песо. Эти новые объединения управлялись специальными чиновниками, назначаемыми из центра, что значительно повысило эффективность контроля за порядком и уменьшило бегство крестьян.

При Тэнти начались процессы по созданию единых уголовных и гражданских кодексов, долженствующих прекратить произвол чиновников на местах, обязав их следовать единому законодательству. Кроме того, эта важная мера была направлена на ликвидацию пережитков старого обычного права, что способствовало утверждению нового порядка. Одной из таких попыток был кодекс «Омирицурё», составленный в области под названием Оми. Составителя щедро отблагодарили, а чуть позднее он был назначен на должность первого министра, получив при этом фамилию Фудзивара. С этого момента началась эпоха почти безраздельного властвования клана Фудзивара, захватившего в свои руки все основные сферы жизни страны. Особенно их авторитет усилился, когда в результате хитрых интриг императоры прекратили обычай брать жен из царской семьи и стали жениться только на женщинах рода Фудзивара. Наложниц они брали там же, так что все ближайшее окружение правителя были представители Фудзивара. Постепенно роль правителя все уменьшалась и уменьшалась, дойдя до степени фиктивной, когда власть осуществляли императрицы под руководством мужчин своей семьи.

При императрице Дзито был разработан новый сборник законов «Киёми-харарё». Род Фудзивара продолжал осуществлять свою лолитику. Теперь он уже не довольствовался контролем над царскими женами, поскольку окончательное решение принимал все же император. Представители этого могущественного клана стали применять другую тактику, согласно которой на престол возводился малолетний наследник, а правил при нем канцлер из Фудзивара. Так императрица Дзито была вынуждена отказаться от престола в пользу свого юного внука Момму, правившего всего 10 лет, после чего его насильно отправили в монастырь, а ему на смену пришел очередной император-марионетка. Такое положение дел просуществовало относительно недолго, затем снова наступила эпоха императриц. Здесь, однако, Фудзивара столкнулись с неожиданным препятствием: при дворах все большим влиянием стали пользоваться буддистские монахи, вмешиваясь во внутреннюю политику. Так продолжалось до 781 года, когда Фудзивара добились запрета на осуществление функций управления государством женщинами. Это положение было закреплено в новом и на этот раз последнем законодательстве — «Тайхорё». Главным достижением, конечно же, было не это, а закон о системе наделов.

В 784 году члены рода Фудзивара, стремясь ослабить престиж императорской власти, насильно увезли наследника престола на принадлежащие им земли, где вскоре после этого началось возведение города Хэйан, ставшего впоследствии новой столицей и центром нового этапа развития Японии.

Культура в период возникновения государства. Религия

Именно в этот период появляется название исконной японской религии, к которому мы привыкли. Столкнувшись с тем, что в их жизнь решительно и повсеместно стало проникать нечто чуждое их культуре, японцы впервые задумались о национальном самосознании. Конечно, тогда они это так не называли, но именно эти мотивы подвигли их на первые попытки систематизации собственной религии. Пришествие буддизма заставило их осознать, определить и дать название «родной» религиозной традиции, противопоставив ее заморскому учению. Япония чувствовала в себе достаточно сил, чтобы не оказаться полностью поглощенной более высоко развитой китайской культурой. Пришедшие оттуда термины и понятия они толковали достаточно свободно.

Примером такого отношения к заимствованиям служит слово «синто», которое японцы взяли из китайского языка. У себя на родине оно означало «божественная истина», а придя в Японию, стало означать «путь богов» и использовалось для обозначения японского культа в противовес буддизму, т. е. «учению Будды». После этого продолжалось сосуществование двух этих религий и их активное взаимовлияние. Стремление коренных жителей приспособить высокоразвитое философское учение, обладавшее нескончаемой глубиной, но, увы, недоступное пониманию того уровня сознания, которым обладали японцы того времени, к своим, более практическим нуждам, было невероятно сильно. Чтобы как-то примирить местных богов с чужеземными, их стали рассматривать как предков, достигших просветления и вернувшихся к потомкам, дабы помочь им избавиться от страданий. Это вполне соответствовало канонам принятой в Японии разновидности буддизма — махаяны. Таким образом, обе религии были примирены и могли продолжать свое существование на новом уровне взаимоотношений. Желание объединить два учения было обоюдным, что и привело к столь быстрым успешным результатам, достигнутым в этом направлении. Буддизм, так же, как и синто, впитал в себя местные божества, выработав несколько вариантов возможного вписывания их в собственный канон. По одному из них, божества-ками считались существами, страдающими от перевоплощений сансары и нуждающиеся в спасении наравне со всеми остальными. В документах того времени можно встретить неоднократные свидетельства того, что ками по собственной воле выражали желание обрести спасение и покой. Для этой цели к каждому синтоистскому святилищу приставлялся буддистский монах, обязанный читать сутры перед изображениями японских божеств, дабы помочь им обрести желанное избавление от страданий. Тогда же в синтоистский храмовый комплекс вошло специально отведенное для буддистских монахов помещение. Согласно второму варианту буддистского восприятия местных богов, последние рассматривались как новые защитники буддистского учения и на этом основании включались в буддистский пантеон. Это довольно традиционный прием, выработанный за время «общения» со старыми культами Индии, Китая и Кореи, на смену которым пришел буддизм. При входе в буддистский храм первое, что видит посетитель, — это статуи воинственных языческих богов с довольно свирепой внешностью, которые служат для того, чтобы помешать злым духам проникнуть в святая святых. Первым из японских богов, начавшим выполнять такие «охранные» функции, стал бог войны Хатиман, достаточно недружелюбный, чтобы отпугнуть любых незваных гостей. Несмотря на подобные меры, все же сохранялись некоторые незначительные, на наш взгляд, но весьма значимые для японцев осложнения в отношениях двух культов, проявление которых жители страны видели в различных болезнях и прочих неприятностях. Так, например, при возведении нового храма необходимо было испросить разрешения у богов обеих религий. Сохранились свидетельства случаев, когда император заболевал, если для строительства буддистского храма брался материал со священной горы, из священной чащи и т. п. Со временем подобные записи не только не исчезали, но, напротив, количество их лишь увеличивалось. По мнению исследователей, этот факт можно объяснить все возрастающим авторитетом синто как способа утверждения национального достоинства. Проще говоря, прошла некая «мода» на буддизм, и японцы обратились к истокам. В буддизме произошел даже пересмотр позиции по отношению к ками: теперь это не просто нуждающиеся в спасении существа, но и грозная сила, с которой нужно считаться.