Страницы моей жизни (сборник) - Альфред Хейдок

Потом мы прибыли в Москву. Мне вечером нужно было ехать на Николаевский вокзал и дальше на Бологое в Тверскую губернию к своим родителям.

Да, маленький эпизод разыгрался вечером того дня, когда я на Николаевском вокзале ждал поезда, чтобы ехать на север, к своему родному дому. Был вечер. Я набрал в свой чайничек кипятку, достал свиного сала, заварил чай с сахаром и начал с аппетитом есть. А по другую сторону стола сидела хорошо одетая дама, и она смотрела на меня такими странными глазами. Я понял, что ей страшно хочется есть, но она стесняется попросить. Я же как-то стеснялся ей и предлагать. Но, в конце концов, собрался с духом и сказал: «Может быть вы составите мне компанию?» Она говорит: «Я вас как раз об этом хотела просить». Я отрезал ей хлеба, сала, дал сахар и чай. Как она ела! Какое это было приятное-приятное чувство, что удалось вовремя человеку помочь.

Вот таковы были вкратце переживания моего пути из Минска до Тверской губернии. Я пожил немного там. Заводы моего дяди были национализированы. Раньше, когда я управлял его заводом, там служил один рабочий – очень хороший человек, не пьяница, аккуратный работник. Мы находились с ним в хороших отношениях. Советская власть повысила его, он стал управляющим заводами моего дяди. Этот рабочий приглашал меня на работу. Он любил и уважал меня, вообще с рабочими у меня были хорошие отношения. Но я отказался, потому что сговорился с одним сибирским золотопромышленником на Амуре, что поеду к нему, только немножко отдохну у родителей.

Через Москву я поехал на Дальний Восток. Москва была голодная. По дороге везде было голодно. И только когда подъехали к Уралу, на станции Верещагино, одна старушка в корзине вынесла лепёшки. Голодные пассажиры набросились на неё и расхватали лепёшки, ничего ей не заплатив. Старуха только что-то вякнула, а корзины и денег уже нет.

Потом поезд шёл всю ночь, и на другое утро долго стоял на станции Курган. И вдруг пассажиры увидели, что в киосках полно белого хлеба: калачи – большие, как колёса. Все бросились покупать хлеб, совать в мешки, даже под подушки – запасы делали. Боялись, что дальше хлеба не будет… Подъехали к Челябинску, и он нас ошеломил. На челябинском вокзале были огромные столы, полные всякой снеди: жареные гуси, утки, курицы, сыр, масло, хлеб, сметана, молоко – в любом количестве!

Перед тем как попасть в Харбин, я был начальником уездной милиции Амурской области. Уезд этот был величиной с Бельгию. Резиденция моя находилась в 30 вёрстах от Благовещенска на восток, в большой деревне Тамбовке. Там жили молокане – секта евангелистских христиан. Их мужчины отличались громадным ростом, не пили, не курили. Широкие в плечах, могучие и всех называли на «ты».

У меня было 22 милиционера, а кругом, так сказать, по области красные партизаны. И вот я с ними воевал. И тут происходили драматические события. Да, в то время японцы занимали Приморье, в нашей деревне стоял японский гарнизон. Он располагался в школе, её окружили окопами и колючей проволокой. И моя резиденция рядом, за оградой, так что японские офицеры находились со мной в дружеских отношениях.

Но, дорогие мои, далее будет страшный рассказ. Напали на мою резиденцию объединённые отряды январской ночью. Лютая стужа. Учительницы пригласили меня к себе чай пить на другой конец деревни. Днём я получил сведения, что один красный партизанский отряд близко подошёл к нам. Но по проверке это не подтвердилось, и я пошёл к учительницам пить чай. Только мы приступили к чаю, как вдруг прибегает старший милиционер из моей резиденции и заявляет, что красные партизаны очень близко от соседней деревни. Я помчался обратно, послал разведку на подводах в соседнюю деревню. Разведка возвращается и докладывает, что нет там никаких партизан. Рядом с деревней Тамбовкой был лес. Я подумал, что партизаны могли скрыться там, и послал туда разведку. Это уже ночь была.

Подвода с разведкой уехала, а я и мои милиционеры на всякий случай вооружились. Шубу надел, на шубе у меня маузер 10-зарядный был, взял винтовку и шашку. Ждём возвращения разведки. Лебеденко – делопроизводитель, золотой души человек, весёлый, по убеждениям социал-демократ, пришёл, хотя и воскресный день, в канцелярию. В этот день он был какой-то вялый, пришибленный, заторможенный.

Из Благовещенска приехали начальник уезда и один адвокат со своим клиентом какую-то юридическую операцию с моей помощью провести. Начальник уезда и этот юрист с клиентом ушли. Мы с Лебеденко остались в канцелярии. И вот возвращается разведка, доносит, что никаких партизан не видно. А деревня выставила свою охрану от партизан, та стояла на постах с винтовками.

Ну что ж, хорошо, стало быть, можно ложиться спать. Лебеденко хочет идти домой. И я начинаю снимать с себя оружие. И вдруг поднимается стрельба – за деревней и ближе. Значит – партизаны были в лесу, и их не усмотрели. Лебеденко хочет бежать домой, а я говорю: «Не иди домой, беги спасаться к японцам». Он ушёл. Выбегаю во двор, а по двору уже густо летают пули. Милиционерам раньше было сказано, что в опасную минуту надо бежать к японцам, потому что они за проволокой и окопами. Отдавать команды некому, и я удираю к японцам.

Стрельба идёт во всю ивановскую. Партизаны грабили деревню. Когда попробовали было влезть к японцам, те застучали из пулемёта. Партизаны откатились назад и больше не совались. А кругом выстрелы, пули в зимнем воздухе летают с таким густым звуком!

Наступило утро, и партизаны ушли. И когда мы выбрались из своих окопов, милиционеры поймали одного из них. Но в это время прибежал другой милиционер, который успел побывать в квартире, где его семья жила, говорит, что партизаны все его манатки ограбили, унесли. Всё, что было у него и жены, забрали. Увидев пойманного партизана, не говоря ни слова, прикладываются и бац, стреляют в него. И вот в морозном воздухе он, пристреленный, дышит и с каждым дыханием из раны вылетает кровь с паром…

Потом узнаём, что партизаны ночью забрали и моего делопроизводителя. В Тамбовке была паровая мельница, и с неё захватили трёх казаков, которые приехали из станицы Волковской молоть муку. Узнали также, что двум крестьянам удалось запрячь в двуколку хороших лошадей. Они вырвались ночью из Тамбовки и поехали во всю прыть в город за подмогой. Поэтому можно ждать из города прихода войск. И действительно, часам к десяти утра они прибыли. Это было японское войско, оно двинулось по следам отступивших партизан в деревню Кутеевку. Я присоединился к ним со своими милиционерами.

Мы искали нашего делопроизводителя и нашли его и трёх казаков недалеко от деревни Тамбовки, в овраге, раздетых донага, изрубленных, истыканных как только можно. Потом им были приданы издевательские позы, и так они были заморожены. А мой делопроизводитель был поставлен на колени и держал в руках собственное сердце.