Портрет - Плен Александра

Джордж сел в автомобиль, задумчиво вертя коробочку в руке. Некоторое беспокойство по поводу свадьбы все же было. Но он отнес его к обычному мужскому страху перед оковами брака с одной единственной женщиной на всю жизнь. Он еще раз перечислил в уме достоинства возлюбленной, вспомнил ее красоту, изящество, страстность, покладистый характер. Даже когда он пару раз во сне назвал ее Лаурой, она не обиделась. Изи знала, что никакой живой Лауры у него нет, а нарисованная ей не соперница. Джордж засунул футляр с кольцом во внутренний карман и завел мотор Мерседеса.

Его ждали. Ворота особняка были распахнуты настежь, окна сияли яркими огнями. Джордж раньше много раз бывал в доме Касс, был знаком с родителями, знал слуг, но сегодня особый случай. Торжественный. Он будет просить руки их дочери.

– Добрый вечер, – поклонился Джордж, целуя руку миссис Касс.

Мать Изи выглядела сногсшибательно. Еще один плюс к его решению. Если Изабелла так будет выглядеть в пятьдесят, он посчитает, что ему крупно повезло.

Мужчины обменялись рукопожатиями, Изи мило поцеловала его в щеку. Когда с приветствиями было покончено, Джорджа пригласили в столовую. Хрусталь, серебро, белоснежные салфетки – все выглядело так, словно он попал не на семейный ужин, а как минимум на банкет в честь коронации. За последние десять лет он отвык от подобных церемоний, но для того, чтобы произвести впечатление на будущих родственников, он потерпит.

Разговор шел о его последней книге. Изабелла хвалилась, что благодаря ей, книга стала такой популярной, была сразу же переведена на пять языков. Ее связи помогли Джорджу получить миллион продаж за первую неделю. Джордж молча кивал и улыбался, любуясь девушкой. Все-таки правильно, что он решился. Она станет великолепной женой.

– Я слышал, Ваш отец строит шикарный отель в Мадриде, – вдруг произнес мистер Касс, – открытие запланировано на начало года.

Джордж уклончиво пожал плечами. Ему не понравилось внимание к его семье. Тема была болезненной и неприятной. Его упрямство, упрямство отца до сих пор саднило и причиняло боль.

– Мы не общаемся, – сухо ответил он, надеясь раз и навсегда закрыть эту тему. Не тут-то было.

– Вот это зря, молодой человек, – отец Изабеллы пристально уставился в лицо Джорджу, – нужно поддерживать родственные отношения. Семья – это основа всего. Я надеюсь, Вы когда-нибудь помиритесь со своим отцом?

– Я тоже надеюсь, – уклончиво ответил Джордж, взглядом умоляя Изабеллу перевести разговор на другую тему.

– О чем будет твоя следующая книга? – мгновенно поддержала его любимая.

После ужина они поехали к Изабелле на квартиру. Джордж редко ночевал у нее. Но сегодня кольцо прожигало дыру в пиджаке и требовало решительных действий. Нужно было закончить торжественный вечер финальным аккордом. Джордж не сомневался, что она примет его предложение, слишком часто она намекала на это.

– Не обижайся на папочку, – произнесла Изи легкомысленно, когда они мчались по ночной Барселоне, – он считает, что семья важнее всего. Старая закалка.

– Наверное, он прав, – ответил Джордж задумчиво, – но сколько раз я не пытался поговорить с отцом, тот не хочет меня слушать. Должно быть или по его, или никак. А я не собираюсь бросать писать.

Девушка непонимающе уставилась на Джорджа.

– Это то единственное условие, которое он поставил мне для возврата в семью, – пояснил он, – я отказываюсь от своей блажи и беру управление несколькими отелями. Иначе, он не желает обо мне слышать. Отец не признает никаких талантов, кроме таланта финансиста.

– А ты смог бы совмещать управление отелями и творчество? – задала Изабелла странный вопрос.

– Как ты себе это представляешь?

Изи неуверенно пожала плечами. Они надолго замолчали. Джордж вел автомобиль сквозь разноцветную неоновую вуаль ночного города, и мрачные мысли одолевали его. Тогда, десять лет назад, он был молод, упрям и глуп. Возможно, он мог поступить по-другому, не так категорично. Не доводить дело до ссоры, не бросаться резкими фразами, не действовать напролом. Джордж просто хотел, чтобы его услышали, поняли. Хотел доказать, что он что-то стоит в этой жизни без знаменитой фамилии Олдриджей. А сейчас… Пройдя через бедность, трудности, испытания, он уже не представлял себе другой жизни. Да и не хотел. Он просто хотел звонить иногда отцу, брату. Встречаться на праздники в их фамильном особняке, разговаривать, шутить. Хотел, чтобы они гордились им, чтобы на полках, в кабинете отца, стояли его книги…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Когда-нибудь он смягчится, – неуверенно произнесла Изабелла, – ты все-таки его старший сын.

– Возможно, – пожал плечами Джордж и завернул в переулок, где находился дом Изи.

Квартира Изабеллы была небольшая, одна спальня и гостиная. Она находилась на последнем этаже новой высотки, и с нее открывался великолепный вид на Барселону. Джордж уже минут пятнадцать неподвижно стоял у огромного углового окна, собираясь с духом. Изабелла ушла в спальню переодеваться. Джордж дернул за галстук, ослабляя узел. Снял пиджак, не отрывая взгляд от мелькающих внизу красных огоньков машин. Тяжелый день, тяжелый вечер. Ну, может быть, хоть ночь удастся?

– Выпьешь? – Изи тихонько подошла и протянула бокал с шампанским.

Джордж молча кивнул. Что-то держало его за горло мертвой хваткой, не давая выдавить ни слова. Пора бы уже взять себя в руки и решиться, а он стоит, как истукан, и пялится на город.

Изабелла обняла его за талию и склонила голову на грудь. Джордж вздохнул и перевел взгляд на возлюбленную. Нежная, красивая, умная. Он любовался ее точеным профилем, длинными ресницами, идеальными дугами бровей, но думал почему-то о другой девушке. Нарисованной. С испуганными серыми глазами и узкими бледными ступнями на каменном полу. Как же ей одиноко и страшно там, в темноте. Как тоскливо и холодно!

Хватит! Он сходит с ума! Нет никакой девушки, и никогда не было. Джордж мотнул головой, прогоняя абсурдные мысли.

– Любимая, – Джордж отошел назад и решительно вынул футляр из кармана, – ты выйдешь за меня замуж?

Глаза Изабеллы восторженно вспыхнули. Радостная улыбка озарила лицо.

– Как долго я этого ждала! – воскликнула она. – Конечно! Я стану твоей женой!

***

Мчались часы, дни, недели. Джордж и я отгородились ото всех, закрывшись в своем маленьком уютном мирке, до верху наполненном книгами, сказочными историями, творческой дружественной атмосферой. Я смотрела на него постоянно, и он превращался для меня в целый мир. Я узнавала его привычки, пристрастия, манеры. Его характер, темперамент, склонности. Он вовсе не был тщеславным и высокомерным, каким он мне показался сразу, и каким его видели слуги. Да, он был замкнутым, необщительным и молчаливым. Из-за этого все думали, что он задирает нос. Совсем нет. Когда он узнал, что у кухарки разбился на мотоцикле сын, он сразу же позвонил знакомому врачу и оплатил операцию. Анонимно. И никто, кроме меня и доктора, об этом не узнал. Он всегда давал премии служащим и посылал на праздники цветы матери.

Я знала о нем все. Какой кофе он любит по утрам, как смешно морщится, когда солнечный луч бьет в глаза, как потягивается, разминая уставшие плечи. Я видела, как он улыбается, когда вспоминает что-то приятное, и как взволнованно дрожит его голос, когда он спрашивает о здоровье отца, звоня младшему брату.

Я никогда так долго не наблюдала за одним человеком. Проникалась его мировоззрением, его привычками и убеждениями, я формировала свой характер по его образу и подобию, становясь похожей на него, как две капли воды.

Конечно, я любила своего Создателя. Но я знала его слишком мало. Я оживала только в короткие промежутки времени, когда он разговаривал со мной. Их было недостаточно, чтобы сложиться как личность, заполнить пустоту, царившую в душе. Я любила Создателя, как своего родителя, как ребенок любит отца или мать. Бездумно, инстинктивно, на подсознательном уровне.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Теперь же, когда у меня сложился характер, я понимаю, чем та любовь отличается от этой, которая сейчас расцветает внутри. Да, я говорю с уверенностью – я влюблена в писателя. Всей своей нарисованной женской сущностью, несуществующим сердцем, всей древней раритетной душой. И мне больно и грустно от того, что он никогда не узнает о моей любви, никогда не обнимет, никогда не поцелует меня, так как он целует свою Изабеллу.