Марс, 1939 год - Василий Щепетнев

- Нравится? - Барышня покинула рояль и присела рядом с ним на диванчик. Тот и не скрипнул.

- Нравится.

- Это моя работа.

- Очень нравится, - Шаров не лукавил. - Крепко написано. Школа Лазаревича?

- Угадали,- барышня смотрела на Шарова с неподдельным интересом.- Или вы знали?

- Что знал?

- Лазаревич - мой учитель.

- Вам нравятся его работы?

- Я говорю не в переносном, а в буквальном смысле. Он дает мне уроки живописи.

- Вот как? - непохоже, чтобы она шутила.

- Я - Надежда Ушакова, дочь Александра Алексеевича.

Дочь первого вожака Марса? Тогда понятно. И раньше понятно было, а сейчас еще понятнее.

- А музыке кто вас учит?

- Рахманинов. Только я неважная ученица.

Девушке было лет семнадцать, и милая непосредственность, с которой она говорила о своих учителях, не раздражала, напротив, казалось, так и должно Лазаревичу и Рахманинову учить это диво.

- А про вас мне папа рассказывал, он на вас материал с Земли получил. Вы - капитан Шаров, лучший в своем роде, правда?

- Каждый из нас в своем роде многого стоит, - Шаров и не пытался разгадывать планы первого. Разве не может он заинтересовать юную барышню сам по себе? Все же офицер, новое лицо. Имеет он право потешить себя иллюзией обычной жизни?

Конечно. Конечно, нет.

- Вы действительно видели цесаревича? Я имею ввиду - близко? Разговаривали с ним?

- Как с вами, - вот теперь понятно. Девушка мечтает о прекрасном принце. Дочь вожака - монархистка. Парадокс? Среди молодежи приверженцев монархии становится больше и больше. Скоро департамент сочтет это проблемой и начнет решать. Ладно, что это он все о плохом да о плохом.

- Он действительно красив, цесаревич? Я спрашиваю, как художница, поспешила добавить девушка, краснея.

- Вероятно. Я не ценитель мужской красы. Нормальный, хороший мальчик. Ему всего четырнадцать лет.

- И у него нет страшной болезни его отца?

- Нет, цесаревич Николай совершенно здоров, - бедняжка, наверное, искренне считает, что император Алексей скончался от гемофилии. Почему нет? Она же не служит в Департаменте.

- Там, в бумагах с Земли написано, что цесаревич хотел сделать вас бароном.

Ну вот, и до Марса дошли слухи.

- Баронами рождаются, Надежда Александровна.

- Просто Надя.

- Хорошо, Надя.

- Я знаю, цесаревичу этого не позволил регентский совет. Но потом, когда он коронуется?

- Подождем и посмотрим, Надя. Вы давно на Марсе?

- Четыре года. Как папу сюда направили, так мы с мамой здесь и живем. Четыре года - это много?

- Ну...

- Говорят, что если пробыть на Марсе пять лет, то потом невозможно вернуться на Землю. Тяжесть придавит.

- Какая в вас тяжесть, Надя. И потом, разрабатываются новые методы приспособления. Да, какое-то время тяжело, но потом все входит в норму.

- Я тренируюсь. Знаете, кольчугу ношу, нет, не сейчас, - она поймала взгляд Шарова,- гимнастикой занимаюсь, на охоту с папой хожу. Это ведь поможет?

- Безусловно.

- Это вы так говорите. Успокаиваете.

- Я не врач, но думаю - движение никому не вредит. Физическая культура. Mens sana in corpore sana.

- Надеюсь,- вздохнула Надя.

Шаров осмотрелся. На них не то, чтобы глазели, но искоса поглядывали. Замкнутое общество. Запасаются темой для пересудов. Офицер, беседуя с дамами и, особенно, с девицами, вести себя должен сообразно правил общества, не допуская громкого смеха, излишне вольных жестов, двусмысленных выражений и прочих действий, кои можно было бы злым языкам толковать превратно.

- Конечно, вам скучно, - Надя понимающе вздохнула. - Вы привыкли к великосветскому обществу, а мы здесь все - кухаркины дети. Кроме меня, я кухаркина внучка, - она с вызовом посмотрела на Шарова. Продукт великих перемен, здорового движения нации, обновление аристократии.

- Скажу вам по секрету - я сам сын кухаря.

- Ну, вы...- и, спохватясь, добавила: - то есть я хочу сказать, что вам не приходится корчить из себя важную персону. Вожаки! Но ведь на Марсе.

- В древности говорили - лучше быть первым в деревне, чем вторым в Риме.

- Быть в Риме и значит - быть первым, - возразила Надя.- Но чтобы это понять, надо навсегда поселиться в деревне. Вы пойдете с нами завтра на охоту?

- Боюсь, меня ждут другие дела.

- Но вы ведь быстро справитесь с вашим заданием, правда?

- Я постараюсь, - ну, вот, началось. Всем нужен скорохват. Чтобы поймал поскорее, кого нужно, мы сами подскажем, кого, и убрался бы отсюда подальше, людей не нервировал. А за нами не пропадет, отблагодарим, не сумлевайся.

- Какая у вас интересная работа, я читала в книгах - про майора Пронина, капитана Иванова. Даже жуть захватывает.

О, капитан Иванов! Герой списка разрешенных книг, дитя отдела пропаганды, былинный богатырь, пачками отправляющий на тот свет тайных и явных врагов нации! Голубоглазый русак с соломенными волосами! Тебя любит, о тебе мечтает марсианская дева!

Завидки берут, кухарев сын.

Шаров откашлялся.

- Видите ли, Надя, книги, беллетристика не всегда совпадают с реальностью.

- Правда? Я, конечно, понимаю, что пишут о самом интересном, опуская детали, но ведь и интересного - много?

- Бывает, - пришлось соврать Шарову.

- Вот вы скажите, что главное для контрразведчика - смелость, проницательность, умение драться и стрелять?

- Умение выполнять приказы, наверное. Не знаю. Я ведь не контрразведчик.

- Ну, все так говорят.

Да уж, говорят. Жандармская ищейка - если литературно, при дамах.

- А на кого вы собираетесь охотиться?

- Сейчас, летом, много шакалов. Жируют, кроликов травят. А мы - их.

- Кроликов, значит, спасаете, - Шарову стало неуютно. Шакалы охотятся на кроликов, люди - на шакалов, Департамент - на людей. Причем здесь Департамент? Охотится персонально он, капитан Шаров, спасая... Знать бы, кого он спасает. Себя, любимого. Свою собственную побитую молью шкурку. Дрянцо шкурка, так ведь другой нету. И рад бы поменять, а нету. Издержался, протратился. Бедный, бедный капитан Шаров...

- А вот и папа - спасла от слез Шарова Надя. Очень, очень своевременно. Что может быть банальнее рыдающего офицера Департамента? Разве нильский крокодил.

Присутствующие не то, чтобы замолкли совсем, но - притихли. Присмирели. Вожак пришел.

- Не заговорила она вас, капитан? - Ушаков подошел прямо к ним, минуя иных. - Надя у нас известная болтушка.

- Но, папа, - запротестовала дочь.

- Ладно, ладно, лучше сыграй нам что-нибудь веселенькое, приятное.

Надя обиженно села за рояль и забарабанила собачий вальс.

- Скоро взрослеть начнет, - немного озабочено проговорил первый вожак. Допустил до семейных дел. За своего, значит, считает. Цени, капитан.

Надя перескочила на Штрауса.