Из дневника (Иран, 1941-1942) - Франц Майер

06.05. 1942 г.

Корреспонденция растет с каждым днем. Очень неудобно, когда все приходится объяснять письменно. Если писать кратко, то переводчик не поймет, а получатель прочтет много неприятного для себя. Могу сказать, что последние несколько дней изматывают мои силы. Всегда приходится уравновешивать эти группы{67}, чтобы они не съели друг друга. Кроме того, ошибки, которые совершают посредники, усложняют работу. К этому еще надо добавить, что я сижу взаперти в маленькой жалкой душной комнате - все это расшатывает мои нервы. <...>

Вечером снова пришел M.S. и принес свои прекрасные карты. Наконец он связался с N.P. Теперь надо выяснить, как освободить N.P. Он сам делает все возможное. Приход M.S. всегда освежает после скандалов с другими друзьями. После моей обличительной речи против его переоценки армян он стал гораздо разумнее и спокойнее. FN 1 все еще не приехал. Я этого не понимаю, он обижен или его преследуют?

07.05.1942 г.

Рано утром написал письмо 216-му с просьбой привести сегодня ко мне 216 N 2, а также позвонить FN 1 и попросить его прийти вечером. В ответ от 216-го пришло письмо с сообщением о том, что англичане опять арестовали немца Готлиба, жена которого, иранка, утверждает, что они получили денежную помощь от шведского посольства. Это очень опасно.

F.S.{68} очень гордится своими успешными поисками новостей. Кто-то заявил иранским властям, что скоро переловят всех немцев. Нет сомнения, что круг все сужается, и в одном месте он, кажется, доходит до меня. Но я не могу бежать до тех пор, пока моя организация не будет стоять на твердых ногах. Также я хочу снять с себя ответственность за тех немцев, которых знаю. Днем я написал длинное письмо FN 2{69} с предложениями в отношении организации и попросил его информировать Саба.

216-й приехал только ночью. Его было трудно убедить в моих планах, так как он снова думает о будущем своей партии и руководстве своей группой. Я вразумлял его в тот короткий промежуток времени, который оставался у меня до приезда 216 N 2. Затем пришел 216 N 2, этот самодовольный депутат. Он думал, что у него в кармане молодой человек. Но молодой человек оказался крепким и стал еще крепче, когда узнал, что рассчитывают на его молодость. 216 N 2 нашел нужным мне сказать, что он сам имеет такую сильную организацию, что нет необходимости делить ее с другими, и поэтому вынужден отказаться от моих предложений. Но это не помешало ему быть иногда настойчивым, а иногда уступчивым. Я победил его в борьбе, которая продолжалась два часа, и он согласился. Теперь остается собрать всех пятерых вместе и энергично готовить их к работе. 216 N 2 обещает принести мне еще таких животных, как эти куницы и хорьки{70}. Он также настаивает на отъезде к куницам. Его сын очень хочет меня видеть. <...>

08.05.1942 г.

После своей вчерашней победы над 216 N 2 я чувствую себя лучше и с нетерпением жду прихода A.Z. Утром и днем я писал программу для последних дней в этом городе, разделил районы действий различных оперативных групп, высчитал даты встреч с наиболее важными лицами и первой организационной встречи исполнительного комитета. <...>

09.06.1942 г.

Прошел почти месяц с тех пор, как я писал в этой книге. Месяц, который останется в памяти до конца моих дней. У меня не было ни чувства покоя, ни чувства безопасности, даже достаточного здоровья, чтобы вспомнить об этой книге. То, что произошло в эти дни, было до того полно интриг, лжи, низости, ревности, недоверия друг к другу и других плохих вещей, что их следовало бы описать подробно, если можно было бы спокойно писать о них при одном только воспоминании.

В настоящее время положение еще не поправилось и, боюсь, что не сегодня-завтра разразится катастрофа, так ведут себя эти молодые самодовольные секретари, а также мечтающие и занимающиеся интригами старые дураки.

Все вылилось в войну нервов для меня, такую, какую я никогда не переживал ранее, тем более, что мои нервы за последние девять месяцев постоянной опасности очень расшатались. Находясь в зависимости от такта этих людей, мне приходится защищать свободу, решать самому, бороться, что доказывает, что я тратил на эту борьбу последние силы. Возможно, что 1000 туман{71} имели бы больше успеха. 9 мая был арестован Паладин 216{72}. В результате этого мы все в опасности. Несколько дней спустя был арестован хозяин Лео{73}, а еще через несколько дней на пути к турецкой границе сам Лео{74}. Этого было достаточно, чтобы на время уйти в подполье. С другой стороны, это были дни, когда я собирался создать образцовую централизацию, сосредоточить контроль в своих руках. Был как раз вечер первой встречи исполнительного комитета. <...>

Тем временем 216-му удалось установить связь с внешним миром. N 2 пришел навестить нас. Мы говорили с ним об отъезде Саба и переговорах с F. через FN 1. Он согласился. Мы подробно переговорили об этом с FN 1. Все того мнения, что SP 30 низкий человек, глупец, лжец и хвастун, реакционер худшего типа. Мы должны незаметно избавиться от него, а N 2 и F. свести вместе. Таким образом, комитет пяти расколется - отойдет SP 30. <...>

Из-за этих интриг мы потеряли много времени, и прежде чем мы начнем снова, пройдет добрая неделя. Тем временем положение в стране ухудшилось. Англичане и русские используют свое влияние на страну, и всплывают на свет их подлинные намерения. Чувствую, что не могу дольше оставаться в этом городе. Советские газеты опять начали писать обо мне. Мои фотографии помещаются в газетах по всему Ирану. В течение четырех дней был какой-то ад. Вчера N 2 прислал мне очень важное сообщение, которое подтверждает серьезность положения. Ужасно, что еще не налажена быстрая связь. Мы должны изо всех сил наладить ее.

Я все еще в доме Хаджи, и это возможно только потому, что за эти месяцы я так выучил иранский язык, их ритуал и обычаи, что не вызываю подозрения у гостей. А гостей у Хаджи больше чем достаточно. Он истый иранец и мусульманин с верой в то, что гостеприимство является высшим религиозным долгом. По профессии он купец и хороший работник, а поэтому живет в комфорте. Он может позволить себе жить в ладно выстроенном, неплохо обставленном доме, верхний этаж которого он предоставил мне. В моем распоряжении радио, и я теперь хорошо информирован о нашем положении и о положении врага. <...>

Сам Хаджи очень интересуется политикой, он пронемецки настроенный фанатик. Но так как он купец, то ничего не знает о военных событиях. Его величайшим желанием является мечта когда-нибудь увидеть фюрера. <...>

Самым лучшим известием является, пожалуй, известие от FN о том, что 7032{75} попросил встречи. Это хороший признак. Я очень надеюсь, что скоро мы будем снова вместе и наши беспокойства уменьшатся. Запоздавшие известия от FN об SP 30 являются прекрасной иллюстрацией к моим объяснениям от 9 июня, когда 216-й и я должны были улизнуть оттуда, т. е. когда N 2 и kh{76} сообщили SP 30, что за его фермой наблюдают. SP 30 написал в полицию письмо примерно такого содержания: "Вчера (накануне событий) я стоял на крыше своего дома, когда подошли двое бродяг и попросили приютить их, так как один был болен. Я без подозрения согласился. После того как прошло два дня их пребывания под моей крышей, я заподозрил, что они лишь притворились больными. Я заставил их сказать мне правду и узнал, что один из них немец, а другой 216-й. Сообщаю об этом в полицию". Это письмо он как раз собирался послать в полицейское управление, когда к нему пришел SP 20{77}. SP 20 сказал SP 30, что такой шаг просто сумасшествие, а SP 12{78}, который пришел с SP 20, взял у SP 30 письмо и сжег его. SP 12 и SP 20 объясняют это письмо тем, что SP 30 был очень напуган, но я, конечно, знаю, что это ни что иное, как измена. Это концовка главы о лжеце и хвастуне SP 30, который хвалился своим арабским происхождением и хотел прикончить наших врагов "холодной сталью". <...> Так как SP 12 три дня назад уехал в свою деревню, я остался без связи с 216-м, а поэтому не получил ответа от N 2. Обычная встреча в пятницу на этот раз не состоялась.