Миссия Шута - Хобб Робин

Нед оставался со Старлинг в течение двух месяцев. Со временем его отсутствие раздражало меня все больше и больше. Впрочем, злился я главным образом на себя. Я не понимал, насколько привык к постоянной помощи мальчика, пока мне не пришлось выполнять его работу. Но дело было не только в дополнительных трудностях, которые у меня возникли за время длительного отсутствия Неда. Визит Чейда взбудоражил меня, что-то проснулось в моей душе. Я вдруг увидел, какую жалкую жизнь вел все эти годы. Спокойствие и мир в моем маленьком домишке теперь представлялись мне пустой жизнью самодовольного лентяя. Неужели прошел год с того дня, как я подложил камень под шатающуюся ступеньку крыльца, обещав себе починить ее позднее? Нет, с тех пор минуло почти полтора.

Я привел крыльцо в порядок, а затем выгнал цыплят из курятника, перекопал землю и застелил пол свежим тростником. Починил крышу в сарае и прорубил окно, которое собирался сделать еще два года назад. Подрезал сломанные ветки ясеня и устроил грандиозную весеннюю уборку в доме. Заново перестелил крышу в курятнике. Я как раз заканчивал, когда Ночной Волк сказал, что слышит стук копыт. Спустившись вниз, я надел рубашку и вышел на дорогу, чтобы встретить Старлинг и Неда.

Уж не знаю почему, но теперь я увидел их совершенно иными глазами. И дело было не только в новом наряде мальчика, хотя одежда подчеркивала его длинные ноги и раздавшиеся плечи. Он выглядел забавно верхом на толстеньком пони – я не сомневался, что он и сам понимает это. Пони подходил юноше не больше, чем его детская постель в хижине и наш домашний уклад. Я неожиданно понял, что не имею права просить его остаться дома, чтобы приглядеть за цыплятами, а сам – отправиться путешествовать. Более того, если я в самое ближайшее время не отправлю мальчика навстречу новой судьбе, его легкое неудовольствие по случаю возвращения домой превратится в горькое разочарование. Нед долго был для меня отличным товарищем. Когда я приютил найденыша, он спас меня от одиночества и тоски. Будет лучше отослать его в мир, пока между нами сохранились теплые отношения и я не стал тяжким бременем для его юных плеч.

Впрочем, не только Нед изменился в моих глазах. Старлинг, как и всегда, была полна жизни и улыбнулась, легко соскочив с лошади. Но когда она подошла ко мне, чтобы обнять, я вдруг понял, как мало знаю о ее нынешней жизни. Я заглянул в ее веселые темные глаза и впервые заметил морщинки в уголках. Ее одежда с каждым годом становилась все богаче, лошади – все породистей и дороже, о драгоценностях и говорить нечего. Сегодня ее густые темные волосы украшала тяжелая серебряная заколка. Не приходилось сомневаться, что менестрель процветает. Три или четыре раза в год Старлинг навещала меня и проводила с нами несколько дней, наполняя нашу жизнь историями и песнями. Она всегда сама добавляла специи в нашу еду – по своему вкусу, – ее вещи валялись по всему дому, а моя постель переставала быть местом отдыха. А после ее отъезда наш дом напоминал мне дорогу, на которую осела пыль, после того как прошел караван кукольника. Наша жизнь еще долго не могла вернуться в привычную колею.

Я крепко обнял Старлинг, вдыхая пыль и аромат волос. Она отступила на шаг, заглянула мне в лицо и тут же спросила:

– Что случилось? В тебе что-то изменилось.

Я грустно улыбнулся.

– Позже расскажу, – пообещал я, мы оба знали, что нам предстоит долгий ночной разговор.

– Иди помойся, – согласилась она, – от тебя пахнет, как от моей лошади.

Старлинг отстранилась от меня, и я подошел к Неду.

– Ну, парень, как ты? Оправдал праздник в Баккипе твои ожидания?

– Было здорово, – спокойно ответил мальчик.

Он посмотрел на меня, и в его разноцветных глазах, карем и голубом, я прочитал страдание.

– Нед? – с тревогой спросил я, но он сразу же стряхнул мою руку с плеча.

Он отошел от меня, но тут же пожалел о своей холодности и хрипло произнес:

– Пойду к ручью помыться. Я весь в дорожной пыли.

Пойди с ним. Я не знаю, что случилось, но ему нужен друг.

Такой друг, который не задает вопросов, согласился Ночной Волк.

Опустив голову и подняв хвост, зверь последовал за мальчиком. Он любил Неда не меньше, чем я, мы растили найденыша вместе.

Когда они скрылись из виду, я повернулся к Старлинг:

– Ты знаешь, что с ним стряслось?

Она пожала плечами, и на ее губах появилась улыбка.

– Ему пятнадцать. В этом возрасте настроение легко меняется. Не тревожься из-за него. Причина может быть какой угодно: девушка на празднике отказалась его поцеловать или наоборот – поцеловала. Уход из Баккипа или возвращение домой. Плохая колбаса за завтраком. Оставь его в покое. Ничего ему не станется.

Я еще раз посмотрел вслед мальчику и волку.

– Возможно. У меня другие воспоминания о времени, когда мне было пятнадцать, – заметил я.

Старлинг направилась в дом, а я занялся ее лошадью и нашим пони. Баррич, размышлял я, заставил бы меня расседлать свою лошадь, не обращая внимания на мое настроение. Ну, я не Баррич. Интересно, как он воспитывает Неттл, Чивэла и Нима, подумал я и пожалел, что не спросил у Чейда имена остальных детей. К тому времени, когда лошади были приведены в порядок, я пожалел о визите старого наставника. Слишком много воспоминаний он разбередил. Я решительно выбросил их из головы. Кости пятнадцатилетней давности, как сказал бы мне волк. Я коснулся разума зверя. Нед плеснул себе в лицо водой и с таким шумом углубился в лес, что распугал всю дичь. Я вздохнул и вернулся в хижину.

Старлинг успела разложить содержимое седельных сумок на столе. Сапоги она бросила у порога; плащ валялся на стуле. Закипел чайник. Она стояла на стуле возле шкафа. Когда я вошел, Старлинг протянула мне маленький глиняный кувшин.

– Этот чай еще не выдохся? – спросила она. – Пахнет он как-то странно.

– Меня вполне устраивает, – проворчал я. – Слезай. – Я взял ее за талию и легко снял со стула, хотя старый шрам тут же напомнил о себе. – Посиди, я заварю чай. Расскажи о празднике.

И она стала рассказывать, а я пока выставлял на стол чашки, нарезал последний каравай хлеба и ставил на огонь рагу из зайца. Ее истории об Оленьем замке были такими родными и знакомыми: она поведала мне об удачных или провальных выступлениях менестрелей, посплетничала о лордах и леди, которых мне никогда не доводилось встречать, описала угощение на приемах. Старлинг всегда отличалась остроумием, и я много смеялся, хотя иногда ощущал уколы ревности, которую пробудил во мне Чейд. Вероятно, мое отношение изменилось, поскольку он говорил о людях, которых я хорошо знал и любил. Я тосковал не по замку, а по своему детству и друзьям. Впрочем, тут мне ничего не грозило: вернуться я не мог. Лишь немногие знали, что я жив, и я сам не хотел менять такое положение вещей.

– Иногда от твоих историй у меня сжимается сердце и мне хочется вернуться в Олений замок. Но этот мир закрыт для меня.

Старлинг нахмурилась:

– Не возьму в толк почему.

Я рассмеялся:

– Неужели ты не понимаешь, что многие будут удивлены, когда увидят меня живым?

Она склонила голову набок и посмотрела мне в глаза:

– Сомневаюсь, что даже твои друзья сумеют тебя узнать. Большинство помнит тебя юношей. Сломанный нос, шрам, седина сильно изменили тебя. К тому же раньше ты одевался как сын принца; теперь ты носишь крестьянскую одежду. Раньше ты двигался с грацией воина, а теперь, особенно утром или в холодные дни, ты похож на старика. – Она сокрушенно покачала головой и добавила: – Ты не следишь за своей внешностью, да и годы обошлись с тобой жестоко. Ты вполне можешь добавить пять или даже десять лет к своему возрасту, и никто не усомнится в твоих словах.

Столь жесткая оценка, прозвучавшая из уст любовницы, задела меня.

– Ну спасибо на добром слове, – сухо ответил я.

Чтобы не смотреть ей в глаза, я встал снять чайник с огня.

Старлинг неправильно истолковала мои слова.

– Да. А если добавить, что люди видят то, что ожидают, и никто не предполагает, что ты жив… Думаю, ты вполне можешь рискнуть. Ты намерен вернуться в Олений замок?