Убить своего дракона - Ксения Баженова

Все же не зря он учился переключаться. Решил, что обдумает все сегодня вечером. Что это было? Продолжение сна или реальность? Осмотрел тщательно свои ногти, остался доволен и вышел из дома. Но мотор, гоняющий кровь, работал на предельных оборотах. Пришлось присесть на скамеечку в тенечке обихоженного зеленого дворика. Дети были в школах и садах, взрослые работали, старушки смотрели утренние сериалы. До него доносился шум магистрали, рядом оглушительно чирикали воробьи. Подняв ворот пиджака, он потер лацканами лицо и втянул в себя запах дорогого одеколона, освобождаясь от кошачьей вони. Сердце понемногу успокаивалось. Усилием воли он заставил себя подняться и направился к стоянке. Приятный запах бензина и кожи, нагретой на солнце, возвратил его в мир, где надо играть по другим правилам.

Коля оказался высоким юнцом в модных узких джинсах на тонких ногах, заканчивающихся высокими черными кедами. Воротник розовой рубашки выглядывал из-под темно-сиреневого джемпера и бросал отблеск на продолговатое лицо, в некоторых местах засиженное лиловыми подростковыми прыщами. На плече болталась спортивная черная сумка, набитая, по-видимому, учебниками, на таких же, как у матери, глубоко посаженных глазах и крупном носу сидели стильные очки, на стекла падал конец косой челки. Коля, ссутулившись, ждал, где договорились, у остановки метро, куда женщины с Марком за рулем опаздывали из-за пробки, и мрачно курил. Однако, увидев мать и других пассажиров, сразу разулыбался.

— Коленька, сына, ну ты бы не курил с самого утра. Небось и не ел ничего. — Владлена Семеновна на глазах превращалась из женщины-гренадера в большую банку сахарного сиропа. Она смотрела на сына полными восхищения глазами, Ольга с Марком даже переглянулись.

Сына кинул бычок на мостовую и плюхнулся на заднее сиденье.

— Драсьти.

— Здравствуйте, Коля. Приятно познакомиться, Ольга Андреевна. Простите, что оторвали вас от своих дел, но видите, как все неожиданно сложилось. Мы сейчас все за несколько раз перевезем, а потом отпустим вас.

— Да что вы, Ольга Андреевна, это не вопрос. Сколько надо, столько и эксплуатируйте. У меня все равно никаких планов до вечера нет. А если нужно будет, то и вечером останусь. Ой, а это кто тут у нас в перевозке? — спросил парень.

— Это моя кошка, Ляля ее зовут.

— Ляля с нами будет жить? Можно открыть и погладить?

— Ляля будет жить со мной и твоей мамой на даче. Я просто не хотела ее надолго оставлять. А перевозку лучше не открывать, она все время норовит оттуда выскочить. Дома познакомитесь поближе.

Ольга обрадовалась, что парень симпатичный и любит животных. И если она поначалу еще сомневалась в правильности своего решения — ее сомнения подогревались и Марком, — то теперь успокоилась.

— Коля, а где ты учишься?

— В финансовом.

— И как?

— Нормально. Мне очень нравится.

— Коля на одни пятерки учится, на всех олимпиадах побеждает, преподаватели не нахвалятся, это он просто стесняется. Правда, Коленька? — Владлена поправила сыну челку. — Опять на глаза лезет, зрение испортишь. Ох уж эта молодежная мода…

В огромном багажнике джипа все вещи перевезли в два приема. Ольга показала Коле маленькую комнатку, которую обычно занимали редкие гости, иногда там ночевал Марк.

— Будет твоя. — Она как-то легко и незаметно перешла с ним на ты, хотя обычно это ей давалось с трудом даже с молодежью.

— Ага, понял. Здорово! Ма, что еще делать нужно?

— Не надо, Коленька, ничего, беги уже.

— Ну ладно, пойду тогда. Буду поздно. Ма, деньги нужны?

— Нет, сыночек, спасибо. Беги развлекайся. Ключи, ключи не забудь!

Захлопнулась дверь.

— В кафе барменом работать устроился. Самостоятельный, — гордо сказала Владлена своим новым работодателям.

— И когда все успевает? — не удержался и подколол Марк.

Он тоже вскоре уехал, но ненадолго, собирался вернуться за дамами вечером. Владлена разбирала вещи, Ольга сходила в магазин и стала готовить ужин на кухне. Новая домработница быстро справилась со своим скарбом и погнала Ольгу от плиты.

— Сама я, сама управлюсь. И так ты уже в магазин ходила. Переутомишься.

— Владлена, как же вы меня опекаете. Я совсем в нежную розу превращусь.

— А сейчас она не роза, можно подумать.

Пока ели и ждали Марка, болтали. Выпили немножечко вина. Ольга разговорилась: рассказывала про заграницу, про их с Гришей жизнь. Владлена, только недавно прибывшая из глубокой провинции, слушала, выражая эмоции, как Эллочка-людоедка, междометиями, отрывистыми фразами и сменой выражения лица, а потом заключила:

— Хорошая ты баба, Ольга Андревна. Вот я и на Рублевке вашей даже работала, а ведь никто про жизнь-то и не делился. Бывало, и не знала, как электроприбором пользоваться, такие у них чудеса на кухнях стояли. А спросить боялась, потому как нос выше крыши задирали местные хозяйки. Брезговали с домработницей побалакать и объяснить по-человечески, как оно в мире-то бывает. Я ж в своей глуши ничего подобного не видела, только привыкаю.

— Да что вы, Владленочка, мы ведь не чужие люди, можно сказать! И какая вы домработница! Слово какое-то холодное. Вы моя помощница, самая лучшая. И спрашивайте все, что хотите, не стесняйтесь.

Марк застал «девочек» в самом прекрасном расположении духа и немножечко навеселе. После смерти Гриши он первый раз видел Ольгу в таком приподнятом настроении. «Ну, может, все и к лучшему», — подумал он. Хотя новые знакомые ему по-прежнему не нравились.

Ливень, теплый и частый, шумел за окном, прибивая к земле удушливое лето. Жара стояла адская, и это была вторая большая вода за два летних месяца. Она хлестала по стеклу и барабанила по крыше, прибивала к земле хрупкие цветы и поднимала вверх поникшие ветви деревьев и кустов. Жизнь все больше становилась похожей на размытое изображение за окном. Вернувшись из больницы, Ольга несколько дней почти не вставала. Марк все хотел отправить ее обратно, но она проявила необычную для себя твердость и отказалась. Странно, но сейчас ей впервые было хорошо после смерти Гриши. Физически — чувствовала она — потихоньку таяла. Однако Ляля лежала на ней целыми днями, урчала, терлась, спала, смотрела в окно, проживала на ее животе, в гнезде между ребер, целую жизнь и лишь иногда выходила поесть и прогуляться. Ненадолго. Марк окружил Ольгу заботой, возил врача, лекарства. Владлена заправски хозяйничала по дому, стирала, убирала, готовила, следила за графиком приема лекарств, читала Ольге книги, сопровождая их собственными комментариями, иногда приезжал ее сын, с которым они неожиданно подружились. Домработница выводила Ольгу гулять или сажала в кресло на террасе и часто приносила ей завтрак в постель и рассказывала про передачи, в которых экстрасенсы и народная медицина поднимают людей «ну прямо вот из гроба на похоронах».

Коля оказался замечательным, он мог сидеть и целый час читать Ольге книжку или слушать ее рассказы, особенно любил о путешествиях. Говорил и сам — в основном об учебе, о работе бармена. Ольга выспрашивала всякие подробности, ее очень интересовала жизнь современной молодежи. Она удивлялась Колиной одежде и прическе: «Ох, Коленька, неужели так модно?» Он смеялся.

Ольга чувствовала себя в полной безопасности с двумя неожиданно нашедшимися близкими людьми и одним давним. Иногда ей казалось, что у нее сформировалось некое подобие семьи, и это было приятно. Ее уже не раздражала хамоватая манера помощницы. Она частенько переплачивала ей на предмет «купите что-нибудь для Коленьки», деньгами велела распоряжаться Марку, и он ей аккуратно поставлял нужные суммы (из своих в основном, а ей сказал, что у Гриши был небольшой депозит в банке. Хорошо, что Ольга ничего в этом не понимала, затея была смешная). Она снова перестала думать о материальном, откуда Марк берет деньги, и перестала бороться с жизнью, за жизнь. Она часто разговаривала с Гришей и обещала ему, что, наверное, они скоро увидятся. И если бы не боли в левом подреберье, то она была бы по-своему счастлива.

Но в этот день большой воды, в наблюдении за уютно пристроившейся и посапывающей в «гнезде» Лялей, ее сердце стало наполняться тоской при мыслях о том, что если она, Ольга, умрет, то Ляля останется совсем одна. Она относилась к ней совершенно как к ребенку и хоть не знала этих чувств, понимала, что природа ее любви к кошке совершенно материнская. Она разговаривала с ней, будто с человеком — с немым аутистом. И как всякая любящая мать, не могла оставить своего ребенка на произвол судьбы. Эти мысли стали мучить и съедать ее, и когда Ольга преисполнилась тягучей тоской по самую ватерлинию, она позвала Марка:

— Я хочу написать завещание.

Марк не стал ее разубеждать. Он знал людей, которые и в тридцать лет пишут завещание, и понимал ее состояние. Сказал, что готов в любой момент ей помочь.