Мертвые уши. Конспект поэмы - Александр Покровский

Умереть чиновник не может. Это не человек. Это механизм. Сложный, как будильник.

Поэтому про него не говорят «умер», говорят «сломался».

О тамагочи

Очень хочу, чтоб выдумали такую игру, где в качестве тамагочи использовались бы действующие президенты. Тогда каждый смог бы общаться с президентами, растить их, кормить и выносить за ними нечистоты.

О медиках

Нашим медикам должен являться сам Сатана. Убежден.

О зернышках

Чиновник должен клевать по зернышку. Тем, кто именно так и клюет, я бы ежегодно вешал на грудь специальную награду – небольшие серебряные птичьи клювы.

О чутье

Я гроша ломаного не дам за писательское искусство. Что за манера писать ни о чем?

И в то же время надо сказать, что рабское копирование нашей действительности вредит эффективности картин.

То ли дело непритязательный рассказ о сопливом отрочестве монарха – вот где чутье.

Письмо

«Зиклий! Не дай остыть слишком горячему к тебе обращению, снизойди к негодному, утешь несчастливого, прерви его горький плач! Останови руку его, пытающуюся в горе, в безумии иссечь себе грудь тупым и тяжелым предметом, а после приюти его и приголубь! Ибо все, что я знаю о законах баллистики, говорит мне о том, что как аукнется, так и откликнется. А теперь главное: Сволочь, ты почему мне не пишешь?»

Об аргументе

Хорошо бы все время иметь аргумент при себе. Только повстречал противника, как сейчас же выхватил из-под мантии аргумент и предъявил. Все это говорит, конечно, об упадке красноречия, ведь будь оно у нас в расцвете, кто бы молча выхватывал из-под мантии аргумент, но здесь я хочу говорить не об этом. Здесь я хочу говорить о качестве материи.

Была бы у нас достойная, плотная материя, под которой так удобно все время носить аргумент любой величины, кто бы из существующих парламентариев, спрашиваю я вас, отважился бы носить брюки! Ведь под ними нельзя спрятать ничего, что стоило бы показать.

И потом, залезать в штаны, рыться в них с гримасой, а потом извлекать на свет Божий совсем не то – это же погубить весь эффект, как я считаю.

О плодах

И сказано: «По плодам их узнаете их!» – и точно, абсолютно точно. По плодам. Я бы даже добавил «и по последам», потому как только это скользкое нечто появилось из того места, из коего обычно все появляется, так сразу же стало ясно, какие у них будут плоды.

О гибели

Гибель чиновника – повод наполнить бокалы. Братьям по цеху при этом к лицу будет скорбь, народу – смех и улыбки. В конце дня хорошо бы устроить кулачные бои.

О качествах

«Религиозные и нравственные качества наши были в точности такими, какими мы сами их себе представляли!» Не пугайтесь. Это эпитафия.

О тайных замыслах

Тайные замыслы – от самого их зарождения до полного созревания – должны быть видны.

Для этого в организм чиновника хорошо бы вживлять специальный прибор, отслеживающий и записывающий весь процесс вынашивания идей. Работы по его созданию уже ведутся в обстановке абсолютной секретности.

Все, что удалось узнать: без нанотехнологий тут не обошлось.

О колебании происходящего

То ли я посвящен в тайные статьи торжественного договора, то ли мне открылись нехоженые тропы, пути решения, так открылись, что хочется сейчас же украсить голову войлочным колпаком, дабы держать мысль всегда теплой, сообразно требованиям времени.

Господи! Скажи, что я еще в состоянии сделать, кроме как сесть на каретную лошадь и скакать на ней до полуночи, размахивая каминными щипцами!

Открой мне, Господи, чем еще я могу поколебать происходящее, дабы сообщить ему ту малую толику рассудочности и человечности, что.

О младенце

Начиная с самого зачатия, я придерживаюсь необычных, эксцентричных взглядов на десятки вещей, и нет такого события в человеческой жизни, по поводу которого я не составил бы своего любимого мнения.

Вот спросили меня, к примеру: «Как вам наш младенец?» – и я ответил: «Только бы головку держал!»

О хорошем

Народ должен тянуться к хорошему, поэтому в обиход должны быть немедленно введены лапти, потом следуют армяки и кокошники, а там и до мундира недалеко.

О сдерживающей надписи

Для того чтоб удержать чиновника от тяги к мздоимству, я бы сделал следующее: я бы на каждом столе чиновника установил специальную стационарную надпись, повернутую только к нему, сидящему за столом.

Она состояла бы из следующих слов: «Окстись! Ни шагу дальше по этой тернистой и извилистой стезе!»

Об отклике

Я не профессиональный критик нашего государства. Я критик природный, самостийный. Этим своим заявлением я хотел бы отметить, что тем, что во мне есть, я обязан только окружающей природе – ее уникальности, ее самобытности, ее умению выстраивать событие так, что оно никак не может избежать нашего внимания, оно лезет, и лезет, и лезет оно нам на глаза, оно стучится, и стучится, и стучится оно в наши сердца.

В робкой надежде на ответный всхлип.

Об анализах

Воистину! Многообразны пути, по которым вынужден был направиться человеческий ум, чтобы дать задаче точное решение.

При обрисовке характера какого-либо представителя власти хорошо бы воспользоваться его свежими анализами. Наличие в выделениях свинца говорит о твердости характера, присутствие цинка – о цинизме, кадмия – о подлости.

О нужде

«Почему? Почему? Почему мы погибающий народ?» – «Потому что мы продажны!» – «Но позвольте, милостивый государь, в чем же причина?» – «Причина в том, что мы нуждаемся. Не мы, но нужда наша берет взятки!»

Спешу, спешу, спешу!

Спешу успокоить всех.

Разговор этот происходил на Британских островах во второй половине шестнадцатого века.

О том, что я хочу

А я ведь тоже хочу! Хочу проснуться поутру и в тот же миг жахнуть чего-нибудь общечеловеческого. Вот такого, чтоб всем, чтоб всем поровну и чтоб в груди все раздвинулось от полного, непомерного счастья, чтоб, значит, в каждого – и туда и сюда…

Об аргументации

Мне нравится их аргументация, а также положение рук при произнесении речи, а еще – блеск глаз, меняющийся тембр голоса, состояние челки и прямота позвоночника.

Вранье многим обязано прекрасной упаковке.

Об Аристотеле

Аристотель говорил: «Когда человек думает о чем-то прошедшем, он опускает глаза в землю, но когда он думает о будущем, он поднимает их в небо».

Интересно, о чем думают наши властители, когда смотрят вбок?

О царствовании

С большим жаром и живостью замечу: нелегкое это дело царствование. Тут прежде всего страдает стул – он разжижается, и ум – он тоже разжижается. То есть разжижение начинается с обоих концов, что приводит к встрече обоих этих разжижений в районе надежно связанной когда-то пуповины.

И что же? Она начинает ослабевать.

Об их уме

Извольте знать, что я, по примеру великих физиологов, излагаю один и тот же вопрос вновь и вновь в слабой надежде на отклик со стороны изучаемого предмета. Ум чиновника! Что может быть необычнее?

И есть ли исследователь благодарней, чем я, мечтающий зарегистрировать самый незначительный трек, утихающий огарок, летящий окурок, ничтожное послание в виде царапины на закопченном стекле бытия?

Именно, именно, именно! Она. Проистекла. Откуда? Откуда взялся этот обильный источник темноты, это прибежище мрака, это расплывчатое употребление, казалось бы, самых точных слов, путающее самые светлые и возвышенные умы?

Из детства? Ужели всему мы обязаны этой поре, где всё, решительно всё – сопли и горшок?

Увы нам!

Страшный стук в дверь разорвал пополам все эти мои рассуждения о чиновниках и детстве.

Даже не знаю, когда я к ним вернусь!

О том, как все воспринимается

Обычно все принимается так, как оно и происходит. Меньше всего на свете люди утруждают свои мозги путаными мыслями. Идеи времени и пространства, болезни Вселенной или маленькие неприятности с ней; или то, как мы доходим до этих идей, из какого материала они образованы, как роднятся они с нами; как они вообще появляются в нашем уме, подбираются ли где-то в пути, по дороге; или возникают на сон грядущий, когда все уже расстались не только с брюками, но и с трусами, вместе с тысячами других изысканий, предвидений и пререканий относительно свободы и необходимости, на чем двинулось рассудком великое множество лучших сынов человечества, никогда не приносили ни малейшего вреда головам остального люда, что всегда воспринималось мной не иначе, как Божья благодать.

О музыке

Музыка должна постоянно ласкать слух. Однако не слушайте долго Вагнера. Говорят, что от этого возникает желание напасть на Польшу.

О выдумках

Некоторые испытывают презрение к выдумкам. Им отвратительны любые муки творчества. А я вот без творчества не могу. Меня давно привлекает создание меморандумов.