Комната старинных ключей - Михалкова Елена Ивановна

– Там цветы! – восхитилась Полина. – Как много! Что это – орхидеи?

– Розы, – с отвращением уронил Василий. «Как будто у него личная неприязнь к розам», – подумала Полина, но в следующую секунду сообразила, что неприязнь у него не к цветам, а к ней.

Ну и пусть! Она еще раз оглядела комнату и совершенно успокоилась: мило, уютно и в тысячу раз лучше, чем там, где она жила.

Осталось только услышать распоряжения от Ковальского.

Полина подняла глаза на Василия.

– Когда вернется… Доктор?

– Скорее всего, к двум часам, – сухо проинформировал тот. – Через час в кухне будет накрыт для вас обед. Я могу быть еще чем-нибудь полезен?

– Нет, спасибо, – рассеянно поблагодарила Полина.

Василий кивнул и вышел.

Но едва за ним закрылась дверь, девушка спохватилась.

– Постойте! – Она высунулась в коридор. – Послушайте, Василий…

Шофер нехотя остановился.

– Я хотела узнать… Та экономка, что была до меня… Она давно уволилась?

Лицо Василия осталось непроницаемым, но Полине показалось, что в глубине темных глаз что-то мелькнуло.

– Она не увольнялась, – сказал он. – К тому же это была не она.

– А кто? – глуповато спросила Полина.

– Он. Эконом.

И, решив, что ответил исчерпывающе, Василий направился к лестнице.

Но Полиной овладело упрямство. К тому же ей хотелось прояснить хотя бы этот несложный вопрос.

– А если он не уволился, то что с ним случилось? – громко спросила она у спины водителя.

Василий на секунду задержался, прежде чем свернуть на лестницу. Полине показалось, что сейчас он уйдет, ничего не сказав.

Но тот снизошел до ответа.

– Нам с Доктором это неизвестно.

– То есть как – неизвестно? – пробормотала Полина. – А кому известно? Он что, пропал?

И тут водитель все-таки повернулся к ней. Хотя их разделяло не меньше десяти метров, Полина готова была поклясться, что в его глазах светилось злорадство.

– Может быть, и пропал. Но я предполагаю, что он сбежал.

– Сбежал. Сбежал-сбежал-сбежал! Сбежа-а-ал?! – бормотала Полина на разные лады, доставая вещи из чемодана. Чемодан, раскрыв пасть, покорно слушал.

«Им с Доктором это неизвестно! Ха!»

Полина выпрямилась, обличительно вытянула вперед руку и произнесла краткий, но выразительный монолог. Суть его сводилась к тому, что нельзя доводить экономов и экономок до такого состояния, чтобы они сбегали от работодателей.

Но потом ее осенила новая мысль.

– Может, он просто пугает меня? – спросила она у чемодана. – Хочет, чтобы я побыстрее убралась отсюда? Ну уж нет, не получится. Я не сбегу и не пропаду.

Полина повесила пальто в шкаф, разложила свитера, выставила в ванной скляночки с кремами. Оторопь, вызванная словами Василия, понемногу растворялась в хлопотах.

«Нужно потихоньку обживать это место. Пока все непривычно, но это пройдет со временем. Главное – вести себя уверенно».

Девушка открыла второй шкаф и с удивлением уставилась на длинное клетчатое платье, висевшее внутри. К вешалке прилагалась бирка с надписью «Униформа». Полина вынула платье, потрогала ткань… Никаких сомнений: вещь совершенно новая.

«Это мне?»

Встав перед зеркалом, Полина приложила к себе платье. Серо-голубая клетка, надо признать, ей шла.

Но, разглядывая свое отражение, девушка внезапно поняла, что ее жизнь в этом доме не будет простой. Она еще не приступила к работе, а ей уже не нравится такое начало. Кто выбирал для нее это платье? Не сам же Ковальский поехал вчера вечером в магазин и приобрел его. И что, если оно не подойдет ей? Обтянет со всех сторон, и получится из Полины перевитая гусеница. А экономка не должна быть гусеницей! Она должна быть тонкой, как Мэри Поппинс, с прямой спиной и осиной талией!

Полина вздохнула: делать нечего, придется подчиниться молчаливому указанию Ковальского.

Она переоделась в платье и с опаской посмотрела в зеркало.

Нет, пожалуй, не гусеница. Хуже: румяная толстуха с кудряшками. Ах, какой пошлый образ вместо вожделенной Мэри Поппинс: ни дать ни взять, девица с немецкого праздника «Октоберфест», какая-нибудь Гертруда, несущая пиво своему Гансу.

И, как назло, рукав у платья – три четверти. А это значит, что ее по-крестьянски крепкие запястья видны всему свету. «Колхозная порода», – говорил Дима. Да, так оно и есть.

Первым желанием Полины было немедленно сорвать с себя это платье, бесцеремонно навязанное хозяином. Она не будет его носить! В нем она похожа на колбасу в перетяжках! Нет, на перезревшего Купидона! Разве что лука и стрел не хватает…

Издеваясь над собой, девушка вскинула левую руку вверх, правую согнула в локте, точно прицеливаясь. И бросила взгляд в зеркало.

А в следующую секунду расхохоталась и смеялась до тех пор, пока на глазах не выступили слезы. Отражение было безжалостно к ней. Самого стойкого влюбленного этот Купидон испугал бы до икоты.

– Медвежата толстопятые, – пробормотала Полина, вспомнив старый детский стишок.

Что ж, толстопятые так толстопятые.

Вспышка помогла ей успокоиться, а жестокий смех отрезвил. Что бы она ни надела, все равно будет выглядеть несуразно. Так почему бы и не платье, раз уж господину Ковальскому хочется видеть свою экономку расчерченной в крупную клетку?

Полина поправила кружевной воротничок, вскинула голову. Будь что будет, но она начнет работать в этом доме.

Когда-то бабушка дала совет: «Если тебе тяжело, иди маленькими шагами». Тогда Полина не поняла, что это значит.

«Делай то, что должна, по чуть-чуть, – пояснила бабушка. – Не заглядывай в будущее. Не думай даже о том, что случится завтра. Помой посуду. Вытри пыль. Напиши письмо. Свари суп. Видишь? Ты идешь маленькими шагами. Сделала шаг, остановилась, передохнула, похвалила себя. Потом другой. За ним третий. Ты сама не заметишь, как твои шаги станут шире. Наступит время, когда ты сможешь подумать о завтрашнем дне без слез».

Полина запомнила ее совет. Бабушка знала, о чем говорила. Она пережила смерть любимого мужа, отъезд сына в другую страну, да много чего еще…

– Пойду маленькими шагами, – шепотом сказала Полина.

Она еще раз взглянула в зеркало и поморщилась: кудряшки так и вились вокруг лица, придавая ей налет невинной глупости. Пришлось высыпать из косметички пригоршню шпилек и на скорую руку соорудить на голове пучок.

Да, так гораздо лучше. Она выглядит старше и солидней. Еще нацепить очки – и образ экономки завершен.

«Ох, главное, чтобы те, кто должен будет меня слушаться, тоже решили, что я взрослая и солидная. Интересно, сколько их, этих людей? Кто готовит, убирается в доме? И кто ухаживает за садом?»

Ответ на последний вопрос Полина получила почти сразу. Ее внимание привлекло какое-то движение за окном. Девушка подошла ближе и возле оранжереи увидела невысокого чернявого человека с ведром в руке. Человек был кучеряв и носат. Он обошел вокруг теплицы, помахивая ведром, и растворился за деревьями.

Полина взглянула на часы. До обеда всего пять минут.

Пора!

Глава 3

Месяц спустя

Первый раз будильник прозвенел в шесть сорок пять. Нежно, мелодично пропел: вставай, милая Поленька, уже рассвело.

Милая Поленька, со школы не любившая ранние подъемы, мысленно сказала «да-да, сейчас» и повернулась на другой бок.

Второй сигнал раздался через десять минут. Но уже не певучие трели, а торжественное: «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой!»

Тут уж пришлось проснуться. Для самых упорных сонь существовал третий сигнал: выждав для приличия еще пятнадцать минут, будильник принимался истошно вопить: «Проспали! Мы проспали! Проспали! Мы проспали!»

Даже бодрствующий человек, услышав этот вопль, подскакивал на месте. Поэтому Полина давала себе поблажку только до второго звонка.

Она не вскакивала сразу, а лежала пару минут, потягиваясь, разминая пальцы. Анжей как-то обронил в разговоре с Василием, что нельзя сбрасывать тело с кровати сразу, нужно дать ему время очнуться. «Ты наблюдал, как просыпаются кошки? А собаки? – строго спросил он. – Если они вскакивают по тревоге, то потом долго приходят в себя. Порядочное животное никогда не заставит себя вскочить, как только проснулось. Кошка полежит с открытыми глазами и лишь потом неспешно поднимется. Собака встанет, не торопясь, и потянется. Не считай себя умнее природы, Вася! Не вреди себе резкими подъемами».