Роман о любви и терроре, или Двое в «НордОсте» - Эдуард Тополь

Так наладилась наша переписка.

7 марта 2002 г., 9.01

Привет, г. Сэнди!

Спасибо, я с удовольствием выпью с Вами кофе. Со сливками. Я получила два письма из трех. К сожалению, мой электронный почтовый ящик имеет ограниченный размер. Мне понравилось Ваше большое и подробное письмо. Я хочу написать большой ответ. Однако это займет некоторое время, потому что мне трудно писать по-английски.

7 марта 2002 г., 13.52

Сoffee with cream.

Привет, мисс Светлана!

Кофе варится! Ты слышишь запах? И у нас есть свежие сливки.

Ты любишь кофе с печеньем? Я люблю пирожные. Но если я не буду осторожен, я могу растолстеть от кофе с пирожными.

И я беспокоюсь: ты нашла себе новую работу? Ты в порядке? Или мне нужно завтра же вылететь туда, похитить тебя и перевезти в свой дом? Мне будет приятно спасти женщину в беде. В Америке каждый хочет стать героем. Я не исключение, и я думаю, что это от наших фильмов…

…Н-да… Вот он и прилетел вытащить меня из беды…

Теперь, сидя заложницей в этом зале – в Москве! заложницей у чеченцев! – я смотрела на него, на Сэнди. Как я уже сказала, он раньше меня понял, насколько это серьезно, написал у себя на руке: «Debora, I love you!», прижал к своему плечу мою дочь и стал молиться.

Меня поразило это. В чужой стране, за тысячу километров от дома, среди совершенно чужих ему людей и непонятных разборок, он сразу все понял, но не стал ни скандалить, ни просить выпустить его как иностранца, а, обняв мою дочь, словно прикрыв ее своим плечом, первым делом обратился к Богу…

А когда человек молится, лицо у него становится отрешенным. И одна чеченка, которая стояла рядом, говорит: «Ему что, плохо?» Я тут же попыталась сыграть на этом и сказала: «Да-да! Он болен! У него сейчас припадок начнется! Он сейчас умрет, если вы нас не выпустите! Ведь Мовсар сказал, что не воюет с иностранцами, и те, кто предъявит паспорта других стран, будут освобождены».

МАРАТ АБДРАХИМОВ, артист «Норд-Оста»:

Да, после того как нас согнали со сцены в зал, был вопрос: «Иностранцы есть?» Двое французских детей сразу откликнулись. «Так, дети, быстро! Всех детей выпускаем» – это один из боевиков играл в благородного. Тут вскочили все ребята чуть ли не до 18 лет. «Спокойно, – сказал чеченец. – Старше двенадцати я никого не отпущу».

ЗИНАИДА ОКУНЬ, менеджер телекоммуникационной компании:

Мы с Аллой Петровной, моей коллегой, тоже молились не переставая. Я знала, что за нас очень много людей молятся, потому что у меня много подруг, которые регулярно ходят в церковь. И я позвонила самой близкой своей подруге, попрощалась с ней, сказала, чтобы она оказала помощь моей дочке, если что, потому что положение очень серьезное и неизвестно, как все это может кончиться.

Тут Мовсар объявил, что с иностранцами они не воюют, что иностранцев отпустит. Так как с нами были иностранцы, которые приехали в Москву в нашу фирму, то мы, естественно, постарались их выпихнуть. Но наши иностранцы сказали: «Мы пришли вместе с вами, мы и уйдем вместе…»

А одной француженке удалось уйти. Я с этой француженкой столкнулась еще в антракте. И обратила внимание на эту парочку: она курила и по-русски неплохо говорила, а ее девочка лет шести – по-русски ни слова. Они в туалет стояли в очереди сразу за мной, и мы даже перемигивались, улыбались друг другу. И вот их отпустили, слава Богу, – я очень порадовалась, что именно их, и еще тому, что вместе с ними удалось уйти и нескольким нашим детям. То есть эта француженка взяла маленьких детей за руки – уж не знаю, как она их собрала, – и пошла с ними на выход…

А один чеченец сказал уходящим русским: «Передайте там, что, как только ваши власти прекратят войну и выведут войска из Чечни, мы всех освободим».

ИЗ ПРЕССЫ

На Би-би-си позвонил Мовлади Удугов, возглавлявший в правительстве Аслана Масхадова министерство информации Чечни. Удугов сообщил: «Захват заложников организован группой полевого командира Мовсара Бараева. В театре находится отряд смертников и около 40 чеченских вдов. Театр заминирован. При попытке штурма здание будет взорвано».

В телефонном интервью НТВ глава администрации Чечни Ахмад Кадыров сказал: «Да, Мовсар мне известен. Но у него нет такой группы, чтобы приехать сюда или прилететь. У него не больше десятка людей. Он может принимать участие, но чтобы он командовал – этого я не допускаю».

Полпред президента в Южном округе Виктор Казанцев: «Бараева все знают – это тот, кто похищал людей, держал их в рабстве. Это отморозок…»

В ЗАЛЕ

Илья Лысак, 24 года, бас-гитарист «Норд-Оста»:

Всего, что делалось в зале, я не видел – мы не имели права смотреть вокруг, крутить головой. Один мужик, узбек, подошел к террористу и говорит: «Мы же с тобой братья, выпусти». Террорист наставил на него автомат и сказал: «Сядь на место, брат». Другой подошел с тем же: «Выпусти меня как мусульманина». А террорист: «Если ты мусульманин, прочти хоть одну молитву». А тот в Москве живет, ни одной молитвы не знает. Так что и у этого не получилось. Был еще один тип – шикарно одетый человек. Он им предложил деньги, а террористка сказала: «Рядом с тобой сидит женщина, и у нее нет денег. Почему ты решил, что я тебя выпущу, а ее нет?» И его не отпустили. Женщины плакали и просили, чтобы отпустили детей. А о себе не просили. Хотя все понимали, что, как только они выпустят детей, мусульман и иностранцев, шансы, что нас взорвут, сразу возрастут…

СЕРГЕЙ ЛОБАНКОВ, режиссер по пластике, руководитель детской труппы «Норд-Оста» (балкон):

Когда они поставили несколько стульев со взрывчаткой спинками к заднику сцены, подумал, что это на случай, если штурм начнется со стороны сцены. Тогда они смогут взорвать задник, он упадет, и зал окажется отрезанным от штурмующих. Но через какое-то время эти стулья были поставлены ближе к переднему краю сцены и повернуты спинками к залу. Потом принесли фугас на балкон. И со знанием дела зачищали провода, подсоединяли к детонаторам, начали перемещать сидящих у стен ближе к центру. Решил: это для того, чтобы от стен рикошетом кого-нибудь случайно не зацепить. Вдруг услышал разговор за спиной. Один чеченец говорил другому: «Вот так кучнее будет». И понял: они это делали для того, чтобы как можно больше было ранений в случае взрыва фугаса. То есть когда теперь говорят, что они никого взрывать не собирались, то вы меня извините…

КАТЯ СТАРОДУБЕЦ, 20 лет, дочь ДАРЬИ ВАСИЛЬЕВНЫ СТАРОДУБЕЦ (балкон):

А я на всех ругалась, потому что все женщины вокруг сидели и рыдали. И нарыдали уже себе в конце концов такие глаза, как у телескопов. Я даже на маму свою чуть не матом ругалась, потому что у меня такая мысль была: вдруг надо будет куда-нибудь бежать, спасаться или откуда-то прыгать, а она сейчас нарыдается, и последние силы из нее уйдут. Еще мне запомнилась женщина перед нами, которая сидела с дочкой 14-летней. Когда начинали стрелять, мама все время ложилась на этого ребенка. А взрослые вокруг говорили: нас сейчас разорвет на куски. И я всем говорила: «Перед нами ребенок сидит, а вы такие вещи говорите!»…

Александр и Ольга Шальновы, родители Алеши Шальнова, актера «Норд-Оста»:

– Сам момент захвата я пропустил – сидел в холле на втором этаже, что-то читал. Мой сын, несовершеннолетний артист «Норд-Оста», репетировал в холле на третьем этаже танец из «Оливера», жена была в гримерке. Вдруг из зала послышался какой-то странный звук, потом хлопки. Я поднялся посмотреть, что там происходит. Но в этот момент в холл ворвались два террориста, мужчина и женщина, наставили на меня автомат, приказали идти в зал. В зале один из террористов объявил, что можно звонить близким по мобильным телефонам. Я стал звонить жене и ребенку, а они не отвечают. Я сел в партере под балконом и в щель увидел руководителя детской группы Сергея, он знаками показал мне, что мой мальчик с ним и с другими детьми там, на балконе. Но самого ребенка я так и не увидел. Я стал просить чеченцев пустить меня на балкон к сыну, объяснял, что у него астма и простуда, что он приехал на репетицию с температурой 38°. Но они меня наверх не пустили. Я только слышал, как он там кашляет…

– Я была в гримерке, ждала сына с репетиции. Когда на сцене раздались выстрелы, кто-то крикнул: «Все прячьтесь по гримеркам, в зале вооруженные люди!» Я и несколько человек оказались запертыми в гримерке. За дверью слышали бег в тяжелой обуви, выстрелы, крики и приказы на арабском, как нам казалось, языке. На какое-то время это стихало, потом начиналось снова. Мы не открывали дверь, не выглядывали, не включали свет, сидели в полной темноте под гримерными столами. В наших сумках раздавались телефонные звонки, мы доползли до этих сумок и выключили телефоны, чтобы не привлекать внимание террористов…