Школа в лесу - Евгения Смирнова

Марью Павловну вызвала няня Феня, и к столу третьего «А» подошла Клавдия Петровна. Ребята побаивались ее, недолюбливали за строгость.

Зоя терпеть не могла гречневой каши, а тут ей передали полную тарелку. Зоя молча отодвинула. Ребята шушукались и уплетали кашу, запивая молоком.

— Почему ты не кушаешь? — услышала она скрипучий голос. И Клавдия Петровна уставилась на нее роговыми очками.

— Не хочу.

— Гречневая каша очень полезна, — сказала Клавдия Петровна и пододвинула тарелку.

«Противная! Мика отняла и кашу есть заставляет!» Зоя вспыхнула и резко оттолкнула тарелку. Тарелка опрокинулась, и каша высыпалась на колени Лерману, сидевшему напротив.

— Ты! Сумафеччая! — картаво крикнул Лерман, сгреб кашу с колен и бросил Зое в лицо. Зоя — в него.

Рассерженная Клавдия Петровна прикрикнула на ребят. Подбежала Марья Павловна.

Ужин кончился. Столовая опустела. Зоя сидела, нервно дергая салфетку. Перед нею стоял нетронутый ужин.

— Назло им есть не буду и спать не пойду, — шептала Зоя.

Няня Маруся пришла убирать со стола.

— Что ж ты ничего не кушаешь?

— Не хочу, — захлебываясь слезами, сказала Зоя.

— Хочешь, я тебе сметаны дам?

— Нет.

— А почему ты сердитая?

Зоя молча разрывала на ленточки старую салфетку.

— Ну, иди, Зоя, спать. Я сейчас свет потушу.

Пускай потушат свет, пускай все уйдут, она не сдвинется с места.

Позвали Марью Павловну. Она ласково уговаривала Зою, но ничего не добилась.

— Хорошо, — сказала Марья Павловна, — посиди здесь, а когда успокоишься, приходи в спальню.

Свет погас, только в дальнем конце коридора горела одинокая лампочка. Слышен топот по лестнице. Это ребята бегут наверх умываться. Кто-то звонко смеется.

— Первое звено, — кричит Сорока, — идите скорей!

— Ой, ребята, я полотенце потерял! — донесся голос Занина.

— Да его Прокопец спрятал.

— А-а, Прокопец? Где ты, Прокопешка? Ага, бежать?

Постепенно голоса затихли, ребята легли спать.

За окном разгулялась вьюга. Ветер бросал в стекло мерзлый снег, жалобно загудели провода. Раскачивался фонарь на ветру.

Жутко стало Зое сидеть одной в темноте. Вдруг в ночной тишине зашлепали тапочки. Это Сорока, Ида и Эмма в халатиках подошли к двери.

— Зоечка, — умоляюще сказала Сорока, — не подводи звено, пойдем спать.

Зоя подняла голову.

— Нехорошо, Голубева, вечно из-за тебя будем на последнем месте! — вспылила Мартышка.

И сразу все испортила.

— И буду подводить! Буду, буду, назло тебе! — закричала Зоя. — Убирайся отсюда, Идка-улитка!

— А ты форсунья несчастная!

— Пойдемте, девочки, — заторопила Сорока, — все равно она не пойдет.

И они убежали.

Зое было очень обидно сидеть в темноте, надоело и хотелось есть. Она сердито выпила остывшее молоко и съела мягкую булочку.

Часы с шипеньем пробили одиннадцать раз. Глаза у Зои слипались. Она уронила тяжелую голову на стол и задремала.

Кто-то тихо прокрался в темноте, нащупал Зою и горячо зашептал над ухом:

— Пойдем, Зоечка, спать.

Зоя узнала Сорокин шопот, оттолкнула ее и заплакала злыми слезами.

— Никуда я не пойду!

Сорока обняла Зою крепко-крепко. Гладила по взъерошенным волосам и впотьмах поцеловала в мокрый нос.

— Давай дружить, Зоя. Я тебе дам зеркальце. Хочешь? Или балеринку.

Зоя тяжело всхлипывала, размазывая слезы. Они долго сидели в темной столовой, а потом, обнявшись, поднялись в спальню.

Глава восьмая

Утром прозвенел звонок. Тоненько запела Сорока:

— Тра-та-та, бум, бум! Эй вы, засони! Мартышка, Эмма, Зоя, вставайте! Не́чего, не́чего, Софрончик, под подушку лезть, все равно разбужу.

Она соскочила и напала на Софрончика.

Зоя подняла тяжелую голову. В висках ломило, перед глазами плавали зеленые круги. Она снова закрыла глаза.

Сорока уже разбудила Софрончика и теперь стаскивала одеяло с Мартышки.

— Да Катя! — кричала Мартышка. — Я только погреюсь.

— Вставай, вставай. Зоя, а ты чего ж? — подскочила Сорока к Зое и ухватилась за одеяло.

— У меня голова болит, — тихо сказала Зоя.

— Это ты вчера плакала весь вечер, вот оттого.

— Чего это Голубева не встает? — капризно закричала Эмма.

— У нее голова болит, — сказала Сорока. — Я побегу за Симочкой.

В одной рубашонке и трусах, босая, она помчалась в дежурку.

Сестра Симочка, дежурившая вместо Клавдии Петровны, велела Зое лежать в постели. Девочки ушли. Сорока на прощанье заботливо подоткнула одеяло на Зоиной кровати.

Зоя задремала. Пришла няня Феня с подносом.

— Вставай, милок, завтракать. Ты не хворай смотри, скоро папа приедет.

— Няня Феня, сходи к нам домой.

— Зачем?

— Напиши на двери, что я в лесной школе, а то вдруг папа не знает.

Няня Феня засмеялась.

— Ладно, ладно уж. Как пойду домой, зайду и напишу мелом. Хоть я и не больно грамотна, ну, да уж нацарапаю как-нибудь. Кушай-ка!.. Котеночек-то твой жив? — спросила няня Феня.

У Зои выпала вилка. Все утро она и не вспомнила про Мика. Куда его вчера девала Клавдия Петровна?

— Что ты? — удивилась няня Феня.

— Где Мик? — спросила Зоя, отталкивая тарелку и хватая вещи, чтоб одеться.

— Да куда ты?

— К Мику.

— Нельзя тебе, лежи. Куда ему деться? В живом уголке.

— Его вчера сестра отняла, а я про него… забыла.

— Ты кушай, кушай, а я пойду, — сказала Феня, — погляжу, там ли он.

Она уложила Зою, придвинула завтрак и ушла.

Только к вечеру Зое разрешили пойти погулять. Кое-как застегнувшись, она побежала в живой уголок. Холодный ветер бросал ей в лицо колючие снежинки. Разыгралась метель. Она плясала снежными столбами на равнине и дико завывала где-то вдалеке. Порывом ветра захлопнуло за Зоей дверь в живой уголок.

Здесь было тепло. Мирно посвистывали птицы, укладываясь на ночь. Кролики возились в сене, пискнула в клетке потревоженная крыса. Корзиночка, как всегда, стояла на месте. Белело ватное гнездышко. А Мик?..

Дрожащими руками Зоя вытряхнула все из корзинки. Ей послышался писк у окна, она бросилась туда. Нет, это пищали крысята. Мика не было!

Может быть, он выполз за дверь и завяз в снегу? Она выбежала в расстегнутом пальто.

— Мик, Мик! — позвала Зоя дрожащим голосом.

У-у-у… — завыла метель.

Барахтается он где-нибудь, занесенный снегом, старается выбраться, фыркает. В глаза, в уши, в нос снег набивается. Ой-ой-ой! Что же делать?

— Мик, Мик! — в отчаянии закричала Зоя.

В ответ ветер донес ребячий визг и хохот. Зоя красными, застывшими пальцами разгребала снег вокруг домика.

«А вдруг Клавдия Петровна выбросила Мика? Велела Фене отнести куда-нибудь?»

Зоя, спотыкаясь, бросилась к школе прямиком по снежному полю. Она набрала полные валенки снегу. Руки и лицо горели. «Только бы найти Клавдию Петровну».

Стороной на лыжах пробирались ребята, борясь с метелью.

— За мной, за мной! — командовал Занька. — Стойте! Чешуйка увяз!

— Да у меня ремень лопнул.

— На́ тебе веревочку.

Это плыли по бурному океану на лодках (лыжах) смелые пираты.

«Мяу, мяу!» ветер принес Зое тихое мяуканье.

Опять! «Мяу, мяу!» — жалобно и неясно. Нельзя было понять, откуда несется звук. Зоя побежала к оранжерее. Прислушалась. Скрипели сосны от ветра. За чистыми стеклами оранжереи пышными кустами цвели хризантемы, примулы и еще какие-то незнакомые Зое цветы.

Совсем недалеко от Зои, за деревьями, прикрываясь от ветра, шли лыжники. Чешуйка плелся позади. Первым шел Занька, без палок, придерживая пальто.

— Ну ты, дурачок, говорил он кому-то, — сиди тихо. Быстрей поехали, ребята!

Пираты зашли в глубь парка и остановились под развесистыми елями. Одни, потные и красные, долго плясали, уминая рыхлый снег, другие таскали сосновые ветки для шалаша.

Потом Занька собрал всех в кружок и, хотя кругом никого не было, сказал таинственным шопотом.

— Это будет наш Остров Сокровищ, — и он показал на утоптанный снег, — а кругом — это океан.

— А Мик кто будет? — спросил Чешуйка.

— Мик… это обезьяна из Африки. У атаманов всегда бывает какое-нибудь животное.

«Обезьяна» жалобно мяукала за пазухой у Заньки.

— Ему холодно, Занька! — сказал Тройка.

— Да он у меня под рубахой. Ой, как царапается! Тихо, ты!

— Ну, кто будет атаманом?

— Занька!

— Занька!

— Конечно, ты, Занька.

— Ладно, — сказал Занька, — только вы меня зовите Орлиное Перо.

— А я кем? — спросил Тройка.

— Ты «Охотник за скальпами».

— Нет, я «Охотник за скальпами», — сказал Чешуйка.

— Ну да! Ты будешь Чешуй.

— Не хочу я «Чешуй»!