Тихо молвил бормокряк - Нил Эшер

С утра я поднялся не в духе; вдобавок крепления объединенных спальников (на этом склоне они не давали нам очутиться на дне мешка) натерли мне кожу. Андерс тоже не искрилась весельем. Наверное, в том, что мы ели накануне, не хватало глюкозы: умяв за упаковкой снаряжения по брикету сухого пайка, мы в два счета почувствовали себя гораздо лучше. А может, виноват был какой-нибудь порожденный туманом аналог зимней депрессии.

На втором часу марш броска идти стало не в пример легче и куда опаснее. Густая растительность на крутых утесах здорово замедляла продвижение, зато могла сыграть роль страховочной сетки. Сейчас мы резво пересекали плешивые склоны чуть круче того, где Андерс ночью ставила палатку. Оступившись здесь, мы, разгоняясь, скатились бы вниз, на еще более обрывистый склон, а то и к провалу, и под занавес сверзились в какую-нибудь сырую, каменистую выгребную яму. Шли мы, по-моему, на большей высоте, чем накануне; туман поредел. Издалека донесся скорбный голос бормокряка:

- Пузльшиш… топльтопль, - взывал он, возможно, стараясь приманить очередной харч.

Я чертыхнулся, потому что невольно ускорил шаг, поскользнулся и чуть не съехал вниз, да, к счастью, успел удержаться.

- Тише ты, - охнула Андерс.

Я рассчитывал единственно на то, что здешний рельеф отпугнет проклятую тварь… но особой уверенности почему то не чувствовал. В этом создании мне чудилось нечто без пяти минут сверхъестественное. Пока я не увидел паршивца воочию, я в него не верил, считая миральского бормокряка выдумкой вроде земных русалок и кентавров.

В середине дня по камню вокруг нас защелкали первые «оптековские» пули, а наверху проплыла тень дирижабля. Меня вдруг обуяла беспечность. Я понял: при любом раскладе нам не жить, и эта уверенность освободила меня от всякой ответственности перед собой и грядущим.

- Промазал, козел! - гаркнул я.

- Виноват, исправлюсь! - долетел из поднебесья крик Толана.

- Не дразни его, - прошипела Андерс.

- Почему? А то он попробует нас убить? - огрызнулся я.

При всем при том я выбрал новый маршрут, уводивший глубже в туман. Вдогонку нам стреляли, но я решил, что шансы схлопотать пулю ничтожны. Должно быть, Толан пришел к тому же выводу: вскоре стрельба прекратилась. Под прикрытием более густых зарослей мы остановились перевести дух; я включил наладонник и чуть не заплакал: за полтора дня мы не прошли и трех километров. Это в общем и целом соответствовало истине и тем не менее удручало. Дальше - больше: впереди между двумя кручами я заметил кряж, на который нам обязательно надо было подняться, чтобы не сбиться с курса. Другая дорога означала крюк в десятки километров. Кряж наверняка

выступал из тумана. Толан, конечно же, обнаружил его на своей электронной карте.

- Что теперь? - спросила Андерс.

- Поглядим. Может, там найдется какое-нибудь прикрытие.

- Видль хапль, - пробубнил в глубинах тумана бормокряк.

- За нами чешет, дрянь, - прошептал я.

Андерс молча кивнула.

Затем из марева нагрянула новая беда.

Я плохо понимал, что на краткие мгновения выныривает из дымки в соседнем ущелье. Вдруг зависший на тонком, но чрезвычайно прочном тросе силуэт стал узнаваемым. Я смотрел на четырехлапый якорь дирижабля. К каждой лапе клейкой лентой была примотана одноразовая видеокамера. Мы подхватились и вновь устремились

к гребню. Я впопыхах просчитал возможность без помех перебраться через него. Ей богу, умора!

- У него… там… инфракрасные… - пропыхтел я между судорожными глотками воздуха.

Склон прямо перед нами накрыло грохочущим залпом, словно по скале выпустили полную пятидесятизарядную «оптековскую» обойму.

- Понятно… ему не узнать… какая камера… куда… смотрит… - прибавил я.

Сквозь вертикальные джунгли, отскакивая от веток, пролетела осветительная ракета, и стрельба возобновилась - как ни странно, по прежнему участку. Я вновь мельком увидел якорь, дальше от нас и выше. Толан с сестрой неважнецки управлялись с дирижаблем - это вам не какой-нибудь гравикар с автопилотом. Вскоре мы увидели

останки выбранной ими мишени: старого чендерье, чересчур дряхлого, чтобы поспевать за своей семеркой; его, вероятно, заменил детеныш из нового выводка. Чендерье висел на кривом волокнистом суку костыльного дерева. «Оптековские» пули пробили в его теле рваные дыры.

Мы забрались выше прежнего - откос набирал крутизну, - внезапно очутились у четкого верхнего края горизонтальной чащи костыльника и ходко двинулись вперед, перешагивая со ствола на ствол, спиной к отвесному камню. Через сто метров началось подлинное восхождение, через трещину к менее суровому склону. Я стер стопы; икры и бедра зверски ныли. Непрерывная ходьба по таким кручам подвергала щиколотки и ступни нагрузкам, к которым они определенно не привыкли. Мне стало любопытно, сколько в местных условиях продержатся мои сапоги и перчатки (прочные, из моноволоконных материалов, применяемых вояками… но ведь постоянное трение о камень доконает что угодно). Суток сто? Кого я хочу обмануть?

В разгар дня мы очутились на склоне, который, огибая одну из вершин, плавно переходил в подъем к кряжу. Заглянув в наладонник, я увидел, что кряж вроде бы отделен от горы желобом. Я предъявил карту Андерс:

- Вот и укрытие.

Андерс непонимающе остановила на мне взгляд: ее глаза были обведены темными кругами. Потом мы, не сговариваясь, обернулись и внимательно всмотрелись в туман и опрокинутые леса. Там, внизу, шумно двигалось что-то очень большое и грузное, хрустели стволы костыльника. В чаще под нами дождем осыпались сломанные ветки и оборванная листва.

- Потопали…

Задор во мне иссяк. Я вымотался не меньше Андерс. Мы подошли к желобу, изобиловавшему удобными для подъема выбоинами и не ровностями, но скользкому от слизи. Медленно, осторожно мы двинулись сквозь редеющую дымку в гору. Потом где то позади и выше нас повис на тросе якорь дирижабля, похожий на чугунную люстру.

- Сюрприз! - проорала сверху Тамира.

Туман мало-помалу расступался, и слева на миг открылся неясный абрис шишковатой вершины. Над ней, лениво вращая винтами, чтобы не снесло дующим с кряжа ветром, парил мой дирижабль. Толан и Тамира стояли на мостике. Оба вооруженные, и я готов был поклясться, что даже отсюда различал их ухмылки. Я выругался и ткнулся лбом в осклизлый камень. До кряжа оставалось около десяти метров чистого воздуха и столько же, наверное, ждало на другой стороне. Двигаться с должной скоростью - быстрее мчащейся пули - мы никак не могли. Я опять задрал голову. Чтоб вас! Валяться в ногах, униженно выклянчивать что то в последнюю минуту? Дудки! Я