Охота на сокола (СИ) - Снежная Александра

Бен не сомневался, что Ванесса имеет к ней прямое отношение, вот только выстрелить в отца сама она бы просто не смогла. Не хватило бы ни хладнокровия, ни меткости. Эта дура кроме помады и пилки для ногтей отродясь в своих руках ничего не держала. За ней стоял кто-то матёрый и хитрый, вхожий в дом, продумавший всё до мелочей и сидящий в голове и сердце Ванессы настолько прочно, что ради него она готова была на всё.

Кто?

Бен судорожно перелистывал страницы своей памяти, пытаясь отыскать зацепку, но беда была в том, что в последнее время он слишком мало интересовался жизнью отца и его новыми друзьями, а тот, кто его убил, этим воспользовался.

Электромеханический замок камеры громко звякнул, и стоящий за отъехавшей дверью мужчина, равнодушно скользнув по Бену взглядом, громогласно изрёк:

— Бенджамин Хоккинс, на выход!

Сердце подпрыгнуло, замерло где-то в районе горла от неожиданной мысли, что вот сейчас Бену скажут, что он свободен, но… вместо этого его вывели на улицу, усадили в специальную машину, где таких как он, было ещё с десяток, и повезли в неизвестном направлении.

Собственно, куда его везут, Бенджамин понял только в пути из разговора двух мужиков, которым, судя по всему, этот маршрут был хорошо знаком. И если бы ещё пару дней назад кто-то сказал Бену, что в здание окружного суда он войдёт не через парадный вход, а через специальный туннель, построенный для ввода подсудимых за тяжкие преступления, он, скорее всего, дал бы тому в морду.

Как-то не так Бен себе представлял свою жизнь. Ту самую, что сейчас катилась куда-то под откос и отказывалась тормозить.

Всего за каких-то пять минут судья, основываясь на показаниях копов и данных лабораторных анализов, выявивших у Бена в крови наркотики и алкоголь, выбрал для него мерой пресечения — содержание под стражей без возможности внесения залога и до суда отправил в тюрьму Кроссли, пусть и не обладающую такой жуткой репутацией, как Терминал, но всё же имеющую строгий режим содержания преступников.

Никогда в жизни Бен не думал, что будет чувствовать себя таким униженным и беспомощным, проходя стандартную процедуру оформления в режимное учреждение.

Сначала его заставили раздеться догола, а потом заглянули во все места, начиная со рта и заканчивая задницей, на предмет поиска наркотиков и запрещённых предметов. В завершение осмотра Бену выдали тюремную робу, в которой, при отсутствии какого-либо нижнего белья, было, мягко говоря, неуютно и холодно.

Похоже, в тюрьмах делали всё для того, чтобы впервые попавший туда человек чувствовал себя окончательно сломленным и угнетённым. Приблизительно таким Бенджамин себя и ощущал, когда его вели к камере, потому что лежащего там на верхней полке мужчину он заметил только после того, как щёлкнул замок на захлопнутой за ним решётчатой двери и сокамерник демонстративно громко кашлянул.

На тёмном, как мрак, лице незнакомца слишком контрастно выделялись белоснежные зубы и глазные яблоки, а потому его вроде бы приветливая улыбка выглядела несколько жутковато. Он плавным и хищным движением соскользнул вниз и замер в шаге от Бена, словно большая чёрная кошка.

— Первый раз? — лениво подпирая спиной стену, мужчина сложил на груди жилистые рельефные руки, бросив на Бенджамина насмешливый взгляд.

Говорить не хотелось от слова «совсем», но молчание в таких местах, как это, могли счесть за хамство, а потому нехотя пришлось отвечать:

— Так заметно?

— Обычно при въезде в «квартиру» положено представляться, — хмыкнул мужчина.

— Бенджамин Хоккинс. Можно просто Бен…

Протянутая для рукопожатия ладонь вызвала у сокамерника ещё большую улыбку.

— Не так здесь представляются, Бен. Сначала называешь своё имя, затем статью, по которой тебя сюда приквартировали, а потом масть.

— Масть? — не понял Бен.

— Петух, мужик, блатной…

— доходчиво пояснил сосед.

— Нет, я… студент, — растерянно обронил Бенджамин и, понуро свесив голову, добавил: — Теперь уже бывший студент.

— Хм. Студент!

Прозвучало слишком весело для того безрадостного места, где они находились, и Бен как-то отстранённо подумал, что человек, видимо, привыкает ко всему.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— И за что нынче сажают студентов?

— За убийство.

Возникла долгая неприятная пауза, нарушил которую всё тот же сосед по камере:

— Нормальная статья. Пацанская! Я Зэди! Разбой и грабёж с применением оружия. Вторая ходка.

Бен тупо уставился на протянутую ему для приветствия руку, а после заторможенно пожал.

— Очень приятно.

Громкий гогот Зэди заполнил собой маленькое пространство камеры, на миг высветляя её мрачность. Мужчина уселся на койку рядом с Беном, испытывая явное веселье по поводу его растерянности.

— Так кого грохнул, студент? Препода учебником по башке, что ли?

Сосед опять рассмеялся, почему-то разозлив Бена своим оптимизмом.

— Меня обвиняют в убийстве отца.

Зэди затих. Скалиться перестал и теперь выглядел вполне серьёзным.

— Серьёзное обвинение. И за что ты убил своего предка?

— Я его не убивал! Это не я. Меня подставили!

— Все так говорят, — иронично ухмыльнулся мужчина. — И это правильно, студент. Потому что пока твою вину не доказали, сознаваться нельзя!

— Я говорю правду! Максимум, что я себе когда-либо позволял — это послать отца подальше, но убивать… У меня и оружия-то никогда не было. А тут вдруг «Брайан» откуда-то взялся…

— «Брайан»? — многозначительно приподнял бровь Зэди. — Хорошая пушка! Дорогая! А кем был твой отец?

— Архитектором программного обеспечения.

— Это что ещё за хрень? — уточнил сосед.

— Ты про крупнейшую социальную межгалактическую сеть слышал?

— «Hawk», что ли? — выдал Зэди.

— Она самая. Так вот, её создал мой отец, — сообщил Бен.

Сокамерник протяжно присвистнул, и во взгляде его появилось что-то очень похожее на зависть.

— Так ты, значит, «золотой мальчик»?

Кислая мина Бена была более чем красноречива. И почему все всегда думают, что если у тебя богатый отец, ты не знаешь по каким карманам платиновые кредитки распихивать?

— У меня ничего нет, если ты решил, что сможешь что-то поиметь. И при жизни отца не было, а теперь так и подавно! — заявил он.

— Плохо, — как-то не очень расстроился Зэди. — Если у тебя нет денег на хорошего адвоката, тогда тебе светит пожизненное. Без него ты ничего не докажешь. Такова реальность, студент!

Бен по привычке вцепился пальцами в длинную чёлку, и сосед растянуто пробасил:

— Придётся её остричь, студент. Иначе примут за «девочку».

Резко вскинув голову, парень холодно отрезал:

— Пусть попробуют!

— Дерзкий? — прищурился Зэди. — Дерзкий — это хорошо, но волосы укоротить тебе всё равно придётся. И подумай над тем, где взять себе хорошего адвоката, а главное — чем ему заплатить!

Бен угрюмо уставился в одну точку и тяжело вздохнул.

Зэди был прав: без адвоката на себе смело можно поставить крест, а хороший защитник стоил очень дорого, и будь Бенджамин на свободе, обязательно нашёл бы средства, чтобы ему заплатить. Но он сидел в тюрьме, и на свободе находился только один человек, которому по силам было вытащить его из того дерьма, в которое он влип.

Проблема была лишь в том, захочет ли этот человек вообще Бена слушать.

Марди Хоккинс обладала незаурядной способностью в одну короткую фразу умещать довольно объёмный посыл, после которого хотелось либо застрелиться от ощущения собственного ничтожества, либо зацеловать ей руки за оказанную благосклонность.

С бабкой Бен был в контрах с тех самых пор, как отринул выбранную ею специальность и пошёл по стопам родителей. Правда, если быть точным, в число её фаворитов Бен никогда не входил. Потомственная аристократка всегда считала его ложкой дёгтя в бочке мёда, с его плебейскими замашками, унаследованными от замухрышки-матери.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

И если Марди вообще ещё общалась с Бенджамином, то только потому, что другого внука у неё не было. Хотя, кажется, она бы не огорчилась, если бы его и вовсе не существовало, потому что способы, которые Бен выбирал, чтобы напомнить ей о себе, всегда выводили холодную и эмоционально-непробиваемую старуху из себя.