Законы войны - Александр Афанасьев

Сашка хлопнул «нищего» по плечу, проорал в ухо:

— У него пистолет и гранаты!

— Я знаю! — прокричал в ответ нищий, и половину букв унес ревущий ветер. — Приказано брать живым. Это особо важная цель…

— Ничего не говорили!

— Приказ поступил сейчас! Не стрелять на поражение!

Еще не легче…

— Вон он!

Борецков увидел мотоцикл — вероятно, джихадист убил водителя, чтобы забрать мотоцикл, просто так здесь ничего не отдают. Опознал просто — по черной чалме на голове вместо шлема. Человек не оглядывался — и это неудивительно, они маневрировали в плотном транспортном потоке, как безумцы.

— Идет на восток! Это хреново!

Сашка понимал, насколько это хреново. На востоке — граница…

Они мчались по дороге, идущей параллельно так называемому «Суперхайвею» — части стратегической дорожной сети англичан, которая должна была служить транспортной артерией по доставке продукции Центральной Индии в порт Карачи для вывоза. Сейчас трасса была полупустая, но джихадист не делал попытки вырваться на нее…

Куда он едет, мать его так…

— Я могу подбить его! — проорал Борецков. — Пробить шину!

— Нет!

И почему — понятно. Если этот урод упадет с мотоцикла — он, скорее всего, попадет под грузовик. И то, что он везет, — тоже, рисковать так нельзя…

Словно отвечая на невысказанные мысли, джихадист на очередном повороте резко свернул налево.

— Идет на хайвей!

Короткая гонка — и вот асфальт под колесами сменился гладким, как стекло, бетоном…

— Держись!

Они вылетели на шоссе. Пять полос в одну сторону, пять в другую, высокие отбойники, реклама. Совсем недавно на этом шоссе было не протолкнуться от тяжелых, четырехосных грузовиков, везущих сорокафутовые морские контейнеры. Сейчас шоссе было полупустым.

Сашка увидел, что мотоцикл джихадиста — лицензионный, трехсотпятидесятикубовый «ДКВ». Это значит, на сто кубов меньше, чем их «Хонда». На скоростной трассе они его достанут.

Словно понимая это же самое, джихадист коротко обернулся и выстрелил дважды в них. Нищий резко рванул руль, и они, пролетев между двумя метровой высоты ти-уоллсами, — это было место для разворота, — вылетели на встречку.

Пули пролетели мимо, выбив куски из бетона.

— Ах ты…

На них с гудением надвигался грузовик, Сашка видел белое как мел лицо водителя в низкой, расположенной на британский манер кабине водителя. В последний момент «нищий» дернул руль, прибавил газа — и они пронеслись между бортом грузовика и бетонной стеной отбойника…

Еще один грузовик. Решение надо было принимать мгновенно — и нищий снова увернулся. Мотоцикл начал смещаться влево, Борецков заорал в голос, мокрый как мышь, крик унес ветер. Но тут «нищий», как профессиональный гонщик, переложил руль, и они снова вылетели на свою полосу под аккомпанемент гудков…

Джихадиста не было. Его мотоцикла тоже.

— Он пропал! Он пропал!

«Нищий» начал перестраиваться с тем, чтобы мотоцикл был в крайнем правом ряду. Это было еще страшнее — на встречке ты хотя бы видишь, кто летит на тебя…

— Антарес, Антарес, контакт с целью потерян…

— Твою мать, Медведь, ты что, не слышишь? Он бросил мотоцикл, передвигается пешком. Бросайте свой мотоцикл сейчас же!

Видимо, наводчик уже вызывал его, и не раз — просто он не слышал от страха. Сашка хлопнул своего водителя по плечу.

— Стой! Выбираемся!

Они остановились у стены, которая огораживала дорогу и не давала заводиться кафушкам, торговцам и нищим по обочине. Справа тянуло дымом, дым поднимался к небу полупрозрачными лисьими хвостами…

Перевалились через метровой высоты бетонную стену, плюхнулись на землю. Дорога была на насыпи, насыпь шла вниз. За их спинами раздался грохот — видимо, брошенному на дороге мотоциклу пришел конец. Это скоростная трасса, почти германский автобан, тут бросать ничего нельзя…

— Господи боже… — проговорил Сашка, потому что больше сказать было нечего.

Нищий первым поднялся на ноги.

— Пошли, надо спешить. У тебя сохранилось наведение?

— Да. Антарес, Антарес, прошу наведения…

— Медведь, это Антарес. Цель движется пешком, направление — юго-восток, он думает, что оторвался от вас. Вы можете его перехватить. Немедленно начинайте движение прямо, пройдете примерно километр и перехватите его. Впереди лагерь нищих, пройдете через него…

— Антарес, вас не понял, повторите. Какой лагерь нищих?!

«Нищий» потянул носом воздух. Достал пистолет с глушителем, оттянул затвор, чтобы убедиться, что патрон в патроннике

— Мясовары, — уверенно заключил он, — пошли…

Мясовары?!

То, что он увидел, Сашка запомнил на всю жизнь. Для паренька из благополучной Империи, где есть бедные, но нет (совсем нет!) нищих, — это было шоком.

Лагерь мясоваров располагался у одного из мостов, построенного через реку Малир, текущую совсем рядом с Карачи, у промышленного района. Это было, считай, самое устье реки, оно подтапливалось, когда ветер гнал нагонную волну с Арабского моря, унося потом с собой тонны и тонны грязи. Словно какая-то насмешка — с того берега реки, по которому они шли, виделся недавно построенный североамериканцами (Монсанто) завод по производству удобрений и генетически модифицированных семян [9]. Это были высокие, покрашенные белым ангары, похожие на космопорт из какого-то фантастического фильма, потому что они были круглые, а не обычные прямоугольные с крышей. Это зрелище видели каждый день пятьдесят с лишним тысяч человек, ютящихся в дельте Малира в крошечных хижинах, сделанных из подручного материала со свалки…

Было страшно. Огромный лагерь — но хижины, которые там были, были высотой по плечо высоким русским, а некоторые и того ниже. Многие жили и вовсе без хижин. Полно детей и полно крыс, которые настолько обнаглели, что не боялись людей совершенно.

Мясоварам со всего Карачи свозили ободранные кости с остатками мяса и то, что не шло в пищу. Мясовары варили все это прямо здесь, на кострах, в огромных котлах, этим и питались. В качестве топлива использовали все, что угодно, с деревом было плохо, оно было дефицитом — использовали те же резаные автомобильные покрышки. Кости так же размалывали в костопальнях на костяную крупку. На костопальнях работали дети, но не все, а только те, кому повезло. Остальные не работали нигде. Это был лагерь отверженных, выброшенных обществом людей — и шансов выбраться в нормальный мир, туда, где у людей есть дом, машина, работа, у них практически не было. Они были обречены провести всю свою жизнь здесь, в этом грязном, дымном аду, без каких-либо шансов что-то изменить…

Борецков вдруг почувствовал стыд.

Они шли через лагерь, прикрывая друг друга — и взрослые суетливо прятались в своих хижинах, а дети, еще не привыкшие бояться, перебегали за ними, их становилось все больше и больше. Из-за дыма было плохо видно, слезились глаза, но под ногами были кости, как после бойни, а прогалы в дыму открывали картины, достойные самого Иеронима Босха [10]. Даже люди здесь были почти что не людьми — темные, кривоногие, в грязной одежде, согбенные, передвигающиеся почти как обезьяны…

Это был две тысячи шестнадцатый год от Рождества Христова. Территория Российской Империи.

Сашка вдруг понял одну простую вещь. Что тот беспилотник, который постоянно следит за ними, недреманное око в небесах, обеспечивающее и наблюдение, и связь, а если нужно будет, то и огневую поддержку ракетами, — стоит дороже, чем кров и нормальная жизнь для этих людей. Для всех этих людей. Что в терроре есть что-то, что они не поняли до конца, не осознали. Что террорист — это не просто цель в прицеле твоего автомата, что это не объект ненависти, не фотография в деле оперативной разработки. Что это тоже человек — и стать террористом его подвигли какие-то жизненные обстоятельства. Что если единственный способ вырваться отсюда — это пойти в контору типа «Проповедь и джихад», как ту, которую они только что разгромили, и завербоваться террористом, — то в этом вина обеих сторон. Не только англичан — весь мир виноват в этом, даже русские. Виноват тем, что в мире, который они выстроили и который защищают с оружием в руках, нет места вот этим людям. Не предусмотрено. Просто проектом не предусмотрено. Тогда этим людям ничего не остается, кроме как бороться, бороться за то, чтобы уничтожить мир, в котором им не предусмотрено места. Чем такой мир лучше вообще никакого.

Он, боец отряда специального назначения ГРАД [11], выходец из интерната, у которого отец один — Его Величество, — не должен был так думать. Но он так думал.

Что-то было неправильно в мире.

— Медведь, это Антарес, слышишь меня? Связь пропадает…

Сашка поправил гарнитуру: