Аномалия души - Алексей Хапров

Наталья посмотрела на меня, натужно улыбнулась, встала и направилась на кухню.

Ужин прошел довольно скверно. Не в смысле еды. Еда была хорошая: вкусная, сытная, аппетитно пахнувшая. Нехорошей была обстановка.

Мы сидели за столом втроём. Я держал себя легко, смеялся, шутил. Моя курортная знакомая старательно мне подыгрывала, но её сына это не веселило. Он по-прежнему был напряжён, угрюм и неразговорчив. Он вяло ковырял вилкой в тарелке и недружелюбно косился на меня.

— Ему нужно к тебе привыкнуть, — как бы извиняясь, произнесла Наталья, когда мы ложились спать. — Когда он к тебе привыкнет, всё будет хорошо. Вот увидишь. Он у меня спокойный, не хулиганистый, не избалованный. С ним не будет проблем.

— Не беспокойся, всё нормально, — с напускной непринуждённостью отозвался я, и смущённо добавил: — Меня сегодня ваша Гоманчиха напугала.

— Да? — удивлённо отозвалась моя курортная знакомая. — И каким же образом?

— Вышел во двор, смотрю — она за забором стоит. Взглядом, точно рентгеном, просвечивает. Кстати, а почему её так зовут?

— Её фамилия — Гоманцова. Отсюда и пошло.

— А что у неё за девчонка? Внучка?

— Какая там внучка! Какая может быть внучка при отсутствии детей? Приблудная. Она её в лесу где-то нашла. Уже второй год подле себя держит. Серафимой кличет.

— Эта Серафима хоть в школу ходит?

— Какая ей школа? Она же немая. Неужели ты не заметил? Ни друзей, ни подруг. Только с моим Димкой общается. Он её единственный приятель. Другие дети её не признают. А моему, вот, жалко её стало.

— Как же они друг друга понимают?

— Знаками, жестами.

— А он её бабки не боится?

— Сначала боялся. Потом, видимо, привык. Говорит, что она вовсе не такая страшная, какой сперва кажется.

И Наталья поведала мне историю «чёрной ведьмы».

— Гоманчиха такой угрюмой была не всегда. Старожилы, — те, кому за семьдесят, — помнят её ещё румяной, весёлой, здоровой молодой девкой. Она скакала на лошадях, крутила амуры с ребятами, работала в поле в пору сенокоса. Словом, была как все. Повзрослев, вышла замуж. В брак вступила по любви. Но с ребёнком что-то не заладилось. Когда началась война, ушла с мужем на фронт. Попали под бомбёжку. Супруг погиб. Её контузило. Лечилась в госпитале. А когда вернулась, её словно подменили. Она стала какой-то странной. Перестала улыбаться. Отвечала невпопад. Несла всякую околесицу. Разговаривала сама с собой. Некоторые её выходки откровенно шокировали. Как-то однажды из колхоза увели лошадей. Ясное дело, цыгане. Они этим часто промышляли. А она взяла и, ни с того, ни с сего обвинила в этом парторга. Подвалила к нему при всех, пальцем ткнула, и как выпалит: «Ты коней увёл!». Потом как-то один дед бабку хоронил. Та уже старая была. Возраст солидный. Смерть естественная. Так она к нему прямо на кладбище подошла, пальцем ткнула: ты, мол, свою жену убил. У деда инфаркт. Через неделю помер. У неё еще много подобных закидонов было. То вором вдруг кого-то назовёт, то мародёром. Но люди на неё не обижались. Понимали: человек больной, после контузии. А спустя какое-то время пошёл слух, что она способна порчу наводить. В доме напротив жили двое мальчишек. Они над ней постоянно издевались. То дразнили, то швыряли в неё земляные комья, то лазили в её огород. И однажды разозлили её капитально. Она к ним подошла, ткнула своей палкой и проговорила: «Вы скоро умрете!». Те в смех: ха-ха-ха, ха-ха-ха! А спустя неделю утонули в озере. Оба. Или вот ещё случай был. Жил здесь один механик. Терентием звали. Шёл как-то раз он по улице пьяный. Гоманчиха навстречу. Тот ей дорогу преградил: а ну, говорит, давай «трёшку» на опохмелку. Она молча мимо. Он ей кулаком в спину — раз! Она навзничь. А он дальше пошёл. Минуло несколько дней, и его находят мертвым. Кровоизлияние в мозг. Инсульт. После этого её стороной обходить стали. От греха подальше. Соседи, когда дом перестраивали, даже отодвинули его в сторону, чтобы с ней не соприкасаться. Про неё много всяких слухов ходит. Кто говорит, что она ясновидящая. Кто — что с мёртвыми общаться может. Чем человек замкнутее, тем больше о нём ходит всяких небылиц.

— А вдруг она и вправду ясновидящая? — задумчиво пробормотал я. — Вдруг тех коней действительно парторг увёл?

— Может и так, — вздохнула Наталья. — Не знаю. Но я с ней стараюсь не сталкиваться. Оно как-то спокойнее.

— Это точно, — согласился я, вспомнив жгучий Гоманчихин взгляд.

Мы проговорили всю ночь, а утром я уехал. Первым автобусом.

— Ну что, прощаться не будем? — спросила моя курортная знакомая, когда по вокзалу объявили посадку.

Я неопределённо улыбнулся и отвёл взгляд в сторону.

Наталья протянула руки и заботливо разгладила воротник моей рубашки.

— Я буду тебя ждать, — с надеждой прошептала она…

Глава седьмая

Наша следующая встреча состоялась через месяц.

Лето миновало. Улицы окрасились осенними красками. Хмурое небо раз за разом изрыгало на землю проливные дожди.

— Что, Сергей Петрович, по пляжу скучаете? Вы бы лучше «первичку» побыстрее вбивали, а то опять из-за вас с отчётностью до последнего дотянем.

Я отвернулся от окна и посмотрел на своих сотрудниц. В их глазах играло ехидство.

— Какая ему «первичка», когда перед глазами — курортный роман!

— Сергей Петрович, что же вы никак нам о нём не расскажете?

По комнате прокатились смешки.

Я ничего не ответил, и смиренно положил перед собой очередную накладную. Что можно было сказать трём пожилым мегерам, вынужденным волею жизненных неурядиц проводить свои отпуска дома? Как-то их поддеть? Неразумно. Разозлятся ещё больше и устроят в отместку какую-нибудь подлянку. Бабы есть бабы. Лучше уж смолчать. Но как они учуяли, что у меня в Гаграх был роман? Я же о нём никому ничего не говорил. Даже своим родителям.

А, впрочем, какое это имеет значение? Ведь в нём уже давным-давно поставлена точка. Моя сердечная привязанность к Наталье оказалась не дюже сильна. Она угасла сразу же, как только я вернулся домой и окунулся в привычный жизненный уклад. Да и какой это был роман! Простое, случайное знакомство, не более, каких в жизни бывает множество…

Так думал я. Но Наталья рассуждала по-другому.

Дверь бухгалтерии распахнулась.

— Здравствуйте.

Я поднял голову. Под сенью полей просунувшейся в комнату эффектной чёрной шляпки значились знакомые черты. Я опешил.

— Серёжа, можно тебя на минутку?

Стряхнув оцепенение, я нерешительно поднялся с места и, сопровождаемый тремя парами любопытных глаз, вышел в коридор.

— Привет.

— Привет.

— Трудишься?

— Тружусь.

— Как трудяга-медоносец в рое трутней?

— Типа того, — кисло улыбнулся я.

Мы спустились на улицу и уселись на скамейку.

— Ты как меня нашла?

— Твои родители подсказали.

Меня обуял ужас.

— Ты что, заходила ко мне домой?

— Ну, да.

Я отчаянно воздел глаза к небу, представив, какой меня вечером ожидает допрос.

— А как ты узнала мой адрес? Я же тебе его, вроде, не оставлял.

Наталья замялась.

— Я как-то случайно открыла твой паспорт, ну и почему-то его запомнила.

— Зачем ты приехала?

— Захотела тебя увидеть. Ты что, разве мне не рад?

— Почему не рад? Рад, — буркнул я.

— Жду тебя, жду. А тебя всё нет и нет. Дай, думаю, сама приеду. Посмотрю, всё ли с тобой в порядке. Димка, вот, тоже про тебя спрашивал. Где, говорит, дядя Серёжа? Почему он всё никак не приезжает?

Насчёт Димки было, конечно, враньём.

Я нервно затеребил пуговицу пиджака. Неужели она ничего не понимает? Неужели её взор застлан иллюзиями? Или я для неё последний шанс, за который она решила отчаянно бороться? Опустила щит перед напирающей реальностью, и ждёт, пока его не обрушат.

— Что же ты молчишь? Ты как, обдумал?

— Пока ещё нет, — промямлил я.

— А когда обдумаешь?

— Не знаю. Тут не всё так просто.

— Что же тут не просто? Тебя что-то держит?

— Ну-у-у… не так, чтобы держит…

— Тебя что-то смущает?

Я озадаченно кашлянул, никак не решаясь перейти на открытый текст, чтобы объяснить своей курортной знакомой нереальность её видов на наше совместное будущее.

Повисла напряжённая тишина. Я скосил глаза. Наталья сидела, ссутулившись, и понуро смотрела на землю. Уловив мой жест, она повернула голову. Я дёрнулся и нервно перевёл взгляд на часы.

— Серёжа, я правильно поняла? Это отказ?

Я достал из кармана платок и вытер нос, хотя в этом не было никакой необходимости.

— Так это отказ?

Мои ладони сжались в кулаки.

— Да, — с трудом выдавил я.

Моя курортная знакомая помолчала, затем выпрямилась, расправила плечи и поднялась с места.

Во мне заговорило чувство вины. Я вскочил.

— Наташа, пойми, мы с тобой совершенно разные люди…