Великие авантюры и приключения в мире искусств. 100 историй, поразивших мир - Елена Коровина

«Так, может, здесь какая-то масонская тайна и в табакерке могло быть зашифрованное послание?» — встрепенулся создатель Арсена Люпена. «Нет, мой друг! — покачал головой барон. — У собачек, предназначенных для масонов, были масонские символы на ошейнике. У моей же собачки там выгравирована надпись Toujours Fidele, то есть „Всегда верна“. Говорят, правда, что похожую табакерку купил в середине XVIII века русский посланник в Саксонии и впоследствии преподнес императрице Екатерине II. Рассказывают даже совершенно невероятную историю о том, что императрица в пику всяким мужским „братствам“ создала при своем дворе в Петербурге женский орден. Дамы, которые входили в него, собирались раз в месяц и обсуждали насущные проблемы общества. Представляете, друг мой: под покровом ночи красавицы в старинных одеждах, с драгоценностями на глубоких декольте тайно пробираются в малый салон императрицы и при входе каждая предъявляет вот такую собачку».

«Роскошный сюжет! — Леблан залпом осушил рюмку коньяка. — Однако вы сказали, что русская императрица получила только одну собачку. Откуда же взялись другие?» — «О, русские — мастера на все руки! Через три десятилетия после Бетгера они тоже раскрыли секрет изготовления фарфора. Ну а уж по мейсенскому образцу на Императорской фарфоровой мануфактуре можно было изготовить любые фигурки». — «Но тогда мир должен быть наводнен подобными табакерками!» Барон Тиссен философски прикрыл глаза: «Увы, за полтора столетия все теряется, бьется, пропадает. Тем, чего обычно бывает много, никто не дорожит. Когда полгода назад решили устроить выставку, посвященную мейсенскому фарфору, нашлась только одна подлинная табакерка с мопсом — у меня. Правда, организаторы сообщили, что якобы сохранилась еще парочка экземпляров в небольших частных коллекциях, но на их хозяев так и не смогли выйти».

«Однако, — писатель нервно побарабанил пальцами по инкрустированной поверхности стола, — все эти превосходные истории нам мало что дают. Ведь они не об этой конкретной табакерке, а о ее, так сказать, сестрах-близняшках. А что вы знаете именно о ней?» — «Мой отец говорил, что эта табакерка, изготовленная в 1756 году, некогда принадлежала курфюрсту Саксонии и королю Польши Августу III». Леблан откинулся на спинку кресла: «Что ж — отсюда и начнем!» — «Что?» — не понял барон. «Поиски! Конечно, мой герой Арсен Люпен опросил бы каких-нибудь высокопоставленных родственников по монаршей линии, чтобы узнать семейные предания об Августе III. Но у меня таковых родственников не имеется, так что я пойду в библиотеку и полистаю старинные фолианты — в те времена придворные обожали писать мемуары».

Секретный подарок курфюрста

Неделю писатель просидел на шатких стульях библиотек Сорбонны, Лувра, Версаля. Наконец ему попались записки некоего барона Неймана, подвизавшегося при саксонском дворе. И сведения, содержащиеся в них, оказались столь интересны, что Леблан без предупреждения пожаловал ранним утром в гостиничный номер барона Тиссена.

«Послушайте! — заявил он с порога. — Я натолкнулся на весьма любопытную историю. Оказывается, Август III летом 1756 года пожаловал в Мейсен и решил приобрести подарок своей августейшей супруге. Жену свою, принцессу Марию-Йозефу из знаменитого дома Габсбургов, он обожал, прожил с ней больше сорока лет и нажил аж пятнадцать детей. Но когда курфюрсту было уже под шестьдесят, что-то в их жизни разладилось и он стал заглядываться на одну из молоденьких фрейлин по имени Кристина. Ну, словом, седина в бороду — бес в ребро. И вот, покупая жене в Мейсене табакерку с фарфоровой собачкой, Август решил приобрести такую же и для своей любовницы. А там как раз весьма удачно только что сделали небольшую партию таких вещиц. Но если для супруги курфюрст взял обычную табакерку, то в той, которая предназначалась любовнице, приказал сделать „секрет“ и отослать подарок нарочным. Правда, как сообщает саксонский барон Нейман, до возлюбленной курфюрста Августа табакерка так и не дошла: нарочного ограбили по дороге. Вот я и думаю: если в табакерке было секретное отделение, значит, Август в него что-то положил. Какой-то тайный подарок, чтобы, если, не дай бог, табакерка попадет к жене, та ничего особого не нашла. Правда, это пока только мои домыслы…» — вздохнул писатель.

Но тут вдруг дверь гостиной распахнулась, и на пороге возник взволнованный секретарь барона Тиссена: «Ваша светлость, мне только что позвонили устроители выставки. Какое странное происшествие! Оказывается, в небольшом частном музее где-то в Богемии злоумышленник точно так же разбил витрину, но экспонат не тронул, только выбросил на пол. И знаете, что это был за экспонат? Такая же табакерка с мопсом, как и ваша!» — «Значит, мы на правильном пути! — воодушевленно воскликнул Леблан. — В „секрете“ одной из табакерок что-то есть. И вор ищет это!»

Взволнованный барон Тиссен вскочил с кресла: «Кажется, я даже знаю, что он ищет!» Через полминуты он уже выходил из своей спальни с журналом, свернутым в рулон. «Пару недель назад Британский музей опубликовал „Хронику особых находок Хабахталя“. Сейчас найду!»

Барон начал лихорадочно листать журнал. Секретарь же, повернувшись к писателю, быстро зашептал, объясняя: «Хабахталь — это рудник в Альпах, где добывают изумруды. Говорят, что именно из этих мест был уникальный изумруд размером с голубиное яйцо, который принадлежал еще римскому императору Нерону. А в соборе Зальцбурга до сих пор выставлен огромный камень, найденный в XVII веке. В наше время Хабахтальский рудник находится в концессии у англичан. Вот они и издали „Хронику особых находок“».

И тут Тиссен наконец-то нашел нужную страницу: «Вот! Здесь говорится, что весной 1756 года хабахтальские старатели нашли огромный изумруд, и австрийская императрица Мария-Терезия приказала отослать его своему союзнику курфюрсту Августу III в знак августейшей привязанности. Послы должны были вручить камень лично курфюрсту. А тот в это время находился в Мейсене, куда они и отправились». — «Ну а Август, получив изумруд, положил его в качестве подарка в тайное отделение табакерки, такой же, как ваша! — подытожил писатель. — Сколько, вы говорили, барон, осталось этих табакерок в наше время?» — «Три. Но две вор уже обыскал! Остается третья. Но где она? Может, устроители этой парижской выставки знают? Свяжитесь с ними еще раз, Пауль!» — приказал Тиссен секретарю.

Молодой человек кивнул и кинулся выполнять приказание, а барон достал из сейфа свою табакерку. Вдвоем с писателем они еще раз тщательно осмотрели фигурку и пришли к единому выводу: секретное отделение должно было находиться к теле самой собачки — недаром фигурка была полой. Если и вправду в третьей табакерке найдется изумруд, тогда вор станет богачом. Изумруды же — самые дорогие камни в мире!

Но ни подтвердить, ни опровергнуть выводы своего расследования писатель и коллекционер пока не могли. К тому же имя владельца третьей табакерки никто не знал. Так что оставалось одно — ждать.

Прошло три месяца. Выставка в Париже закрылась. Барон Тиссен-Борнемисса увез свою табакерку с собачкой домой в Будапешт. Писатель Леблан уже успел настрочить очередную книгу о похождениях благородного вора Арсена Люпена, не забыв рассказать в ней о похищении старинных драгоценностей. Но однажды в его квартире на Монмартре раздался телефонный звонок. Взволнованный голос барона Тиссена произнес: «Я в Париже. В той же гостинице на Итальянском бульваре. Приходите сейчас же!» И Морис Леблан понял — расследование продолжается.

Барон встретил его с газетой в руке: «Вот недавний номер „Нью-Йорк таймс“. Здесь рассказывается о том, как местный фабрикант по фамилии Моррис решил продать доставшуюся ему в наследство коллекцию старинных фарфоровых фигурок. В искусстве он ровным счетом ничего не смыслил, но самоуверенно утверждал, что среди его вещиц находится табакерка с мопсом, которой якобы владела сама Екатерина Медичи. Именно по этой рекламе его и нашел мой секретарь. Но нашел и злоумышленник. Наше предупреждение опоздало: вор ударил мистера Морриса по голове, забрал табакерку и разбил фарфоровую фигурку». Писатель ахнул: «Неужели нашел изумруд?» — «Не исключено. Во всяком случае, в осколках фарфора обнаружилась секретная пружинка. Очухавшийся мистер Моррис сильно оцарапался о нее, пытаясь склеить осколки. Оказалось, посредством пружинки фигурка просто приподнималась над самой золотой табакеркой». — «Значит, мы были правы! Жаль только, что „секрет“ нашелся не в нашей собачке! — И писатель, налив себе коньяку, залпом осушил рюмку. — Остается только следить, не всплывет ли изумруд. Вор же будет пытаться его продать».

Леблан оказался прав. Через год на ювелирном аукционе в Амстердаме частному лицу, пожелавшему остаться неизвестным, был продан неизвестный доселе большой изумруд. Продавец заявил, что это старинная семейная драгоценность, и в доказательство предъявил бумагу, из которой значилось, что его предок, барон Нейман, за верную службу был награжден сим камнем саксонским курфюрстом и польским королем Августом III.